пароход не вернулся из плавания, и на рейде порта не было видно ни мачты, ни
огонька. Обрывистый берег гавани, вдававшийся оконечностями далеко в море,
был перепахан вдоль и поперек. Волны разметали в затоне портовый флот, а
одну баржу забросило прямо на тротуар, напротив винного магазинчика с
красной дверью. Местами дамбу слизало начисто, и волны, перелившись через
нее, затопили дорогу, по которой возили уголь, подступив вплотную к
деревянным развалюхам на берегу. При ударах с моря, окатываемые такой
холодной водой, что она льдом отслаивалась на стенах, эти строеньица
разваливались прямо на глазах. Выдержали портовая кузница и сторожевой пост
- бревенчатое здание на сваях, с фронтоном и лестницей.
как прежде. Изредка на горизонте можно было увидеть дымок охотничьей шхуны
или самодельный парус, который ставил какой-либо нетерпеливый рыбак. А ночью
стали видны огни пароходов, идущих сюда для ледокольной проводки. Они пришли
к концу дня, а еще раньше брандвахта пропустила с десяток деревянных
посудин, чудом уцелевших в урагане и теперь триумфально дымивших остатками
угля. Море разглаживалось, но внутри него еще словно раскачивался гигантский
маятник, и время от времени слышался глухой, нараставший из глубины гул, и
над волноломом вставала километровая завеса из пены и брызг. Но эти удары
звучали все реже и реже, а потом замолкли.
деревянную набережную над морем, что она была готова обрушиться вниз. Идя по
угольной дороге к столовой, Суденко увидел, что набережная в одном месте
разломана, и приметил это место, чтоб помнить, когда будет возвращаться.
Ветер срывал целые гребешки пены, и брызги летели через дорогу, что
булыжники. Хотя тротуар улицы был пуст и вел прямо в гору, Суденко незаметно
для себя свернул с него и проблуждал около часа всякими переулками. И был
вознагражден тем, что столовая оказалась открытой. Внутри нее горел
керосиновый свет (еще не починили портовую электростанцию), а у входа, под
стеклянными барометрами, он увидел девушку в красном пальто. Она была
черноволосая, с небольшой раскосостью глаз, похожая на азиатку, но с белой
кожей, и так расцвела на холоде, что лицо было розовое.
груди. Это была Рая, медсестра, с которой он познакомился возле почты. Он
вспоминал о Рае в море, и то, что видел ее сразу после плавания, показалось
хорошей приметой. Конечно, они не договаривались о встрече, но ведь прошлый
раз Рая тоже подошла сама. Вообще в ее поступках была какая-то
безотчетность, на чем она попадалась, но сразу же начинала бунтовать, как и
сейчас, будто если он ее обнимет, так бог знает что произойдет. Смотрел, как
Рая, стоя в двух шагах, приводит себя в порядок какими-то неуловимыми
грациозными движениями зверька. Делала это так, словно и не думала, что он
стоит и смотрит. В эту минуту он так любил Раю, что хотел, чтоб она поскорей
ушла. Но Рая была доброй и не могла уйти просто так.
лампе. Он снял с себя куртку, обрызганную морем, и, отряхнув, повесил на
гвоздь. Потом сел за столик и вывернул фитиль, чтоб разглядеть, кто здесь
сидел. Из посетителей были сезонные рабочие: угольщики и шоферы,
откомандированные своими женами в Арктику за большими заработками. Все они
имели покупки, завернутые в бумагу. Это могли быть оранжевые женские
купальники, которые висели возле буфета. Отдельно сидел шофер из местных,
Федос, без купальника и даже без своей кожаной куртки. Наедине с бутылью.
Суденко его знал, но Федос, задумавшись о чем-то, его не увидел. Зато
человек, бравший в буфете крупу, взглянул на водолаза с интересом. Он был
плотник или лесоруб, так как держал пилу, обмотанную тряпкой по зубьям.
Настя, официантка, направилась на кухню, чтоб выяснить, что там есть.
Суденко смотрел ей вслед, а потом смотрел на дверь, за которой она скрылась.
Он так задумался ни о чем, что даже не заметил, как она вернулась.
стол. Вино было замерзшее, с ледяным сердечком. Это сильно уменьшало объем:
из пол-литра получался стакан. Зато вкус изменялся положительно.
засыпали, то не на день, не на два. Однажды тут уснул на своем посту
работник военизированной портовой охраны, который проспал, не отпустив
поводка с собаками, ровно одиннадцать суток. Собаки, осатанев, перегрызли
поводок, а охранника перенесли в служебную комнату, чтоб оформить официально
как спящего. Это было необходимо, чтоб его не уволили с работы.
Может, с утра придется осматривать на рейде какой-нибудь пароход. Желания
работать не было. Так всегда, если подворачивается что-то. Приходишь с
рейса, как с вывихнутыми пальцами. А сейчас появился "Шторм". Что будет,
если поверят тому, что он написал в отчете? А что будет, если не поверят?
Тогда он уйдет в отпуск. Как он раньше уходил? Куда летит самолет, туда и он
с ним. Надо уйти как-то иначе. Он слышал, что такое случается с людьми:
вдруг без чего-то жизнь теряет смысл. А теперь это случилось с ним. И выход
один: найти место, где все забудется, пройдет.
направляется к нему. Это Суденко не понравилось. Он ничего не имел против
лесорубов, но здесь хватало свободных столиков. В море - каюта, бесконечные
разговоры. И тут покоя нет.
такой товар, что не заржавеет. Но когда получаешь отпуск за несколько лет,
то даже чемодан мешает. Поэтому пила ему без надобности.
предложение. Что лесоруб хотел предложить, тоже было с ним. Он выдал это
движением руки, которую сунул за пазуху. Вспомнив про письмо, которым его
огорошил в Полынье рыбак, Суденко не выдержал:
когда заштормило, делать нечего - сваляли дом. Для смеху. А теперь уезжаем,
а дом остается.
остановил: предложение вдруг показалось занятным. Ведь он не имел не то что
дома - даже квартиры. Он жил в морском общежитии. Вызывало подозрение только
одно: ключ. В Маресале ни один дом не закрывался, а они отчего-то соорудили
с замком. Но паренек был такой, что хотелось верить.
оттаивал, и они нацедили еще стакан, чтоб спрыснуть сделку. Плотник, как
оказалось, впервые продавал дом, а Суденко впервые покупал - это их
сблизило. Пилу он отдал в придачу к дому. В общем, все обошлось как у людей,
без всякой чертовщины. Но потом, когда плотник ушел, Суденко подумал, что
это уже второй разговор про дом. Сейчас он купил готовый, отказавшись от
Володиного, который еще надо строить. Отказался потому, что рыбак представил
его как завещание. А если рассуждать так, как этот Гриппа, то надо
наследовать и имущество Володи, и его семью, если она есть. Кажется, таких
обязательств они друг другу не давали. Но в принципе он не против дома, нет.
Особенно такого, куда можно пешком дойти.
сестру, хоть и с другой фамилией. А если просит о чем-то сестра, то это
закон для брата.