городскую демонстрацию. Директор позвонил, что прийти не может: болен,
простудился... Кхе-кхе!
Преподаватели здоровались со старшеклассниками за руку, шутили, дружески
беседовали. Гремел оркестр клуба приказчиков. Ломающимися рядами, тщетно
стараясь попасть в ногу, шел "цвет" города: солидные акцизные чиновники,
податной инспектор, железнодорожники, тонконогие телеграфисты, служащие
банка и почты.
"Марсельезой". Чиновники, надев очки, деловито, словно в циркуляр,
вглядывались в бумажки и сосредоточенно выводили безрадостными голосами:
вышел уже смещенный городской голова. На нем были белые с красными разводами
валенки-чесанки и резиновые калоши. Голова, сняв малахай, сказал хрипло и
торжественно:
величество... кровавый деспот... отреклысь от престола. Уся власть -
Временному управительству. Хай здравствует! Я кажу ура!
чем-то. Степка вслушался. Звучал уверенный голос инспектора:
благоприятном для нас смысле. И тогда мы покажем господину Стомолицко-му на
дверь. Пора бездушной казенщины кончилась. Да-с.
хорошим и ласковым, будто никогда и не записывал Степку в кондуит.
типографии, костемольного, слесари депо, пухлые пекари, широкоспинные
грузчики, лодочники, бородатые хлеборобы. Гукало в амбарах эхо барабана.
Широкое "ура" раскатывалось по улицам, как розвальни на повороте. Приветливо
улыбались гимназистки. Теплый ветер перебирал телеграфные провода аккордами
"Марсельезы". И так хорошо, весело и легко дышалось в распахнутой против
всех правил шинели!..
бурлили. Отдельные голоса булькали в общем гуле и лопались пузырьками. В
коридоре ходил Цап-Царапыч и загонял гимназистов в классы. В учительской со
стены слепо глядело бельмо невыгоревшего пятна на месте снятого портрета. В
накуренном молчании нервно расхаживали педагоги.
учительскую, будто бы за картой. Не прошло и трех минут, как он,
ошарашенный, ворвался в класс, два раза перекувырнулся, вскочил на кафедру,
стал на голову и, болтая в воздухе ногами, оглушил нас непередаваемым
радостным ревом:
Невообразимый гвалт. Восторг! Биндюг, шалый от радости, ожесточенно бил
соседа "Геометрией" по голове, приговаривая:
шум, раскрылись тяжелые двери, и начищенные ботинки на негнущихся ногах
мягко проскрипели в учительскую. Преподаватели встали навстречу директору
без обычных приветст-вий.
инспектор, - что вы... Да вот извольте прочесть.
резкое слово: "Отстранить".
только ему. Да-с... И я безусловно сообщу в округ об этом безобразии. А
сейчас, - он щелкнул крышкой золотых часов, - предлагаю приступить
немедленно к занятиям.
Кирилл Михайлович Ухов. - Вы... вы отстранены! Мы на этом настояли, и
никаких разговоров тут быть не может... Господа! Что же вы молчите? Ведь это
черт знает что!
наваливались. Передние поневоле втискивались в двери, влезали в учительскую,
смущенно оправляя куртки, гладили пояса. Степка Гавря, работая локтями,
продрался вперед, впился азартным взглядом в историка и не выдержал:
Стомолицкому: - Долой директора!!!
задавила все и потопила.
дрожала от неистового гула, грохота, рева и сокрушительного топота.
брюках появились складки. Инспектор хитро забеспокоился и вежливенько
прищурил глаза на дверь:
зацепившись бортом сюртука за скобу.
попадая в рукава, - и на улицу. За ним на крыльцо засеменил сторож Мокеич:
на тонких ногах через мутные лужи. Мокеич стоял на крыльце с галошами в
руках и глубокомысленно щелкал языком:
без галош дует! И вдруг рассмеялся:
бежи! Хе-хе! Стравус.
вытягивались в струнку, дрожали, снимали за козырек (обязательно за
козырек!) фуражку, мимо кабинета которого проходили на цыпочках, сам
директор постыдно, беспомощно и без галош бежал.
под общий хохот пустил ее в Стомолицкого. Потом, засунув два пальца в рот,
засвистел дико, пронзительно, оглушающе, с переливами. Так умеют свистеть
только голубятники. А Степка славился своими турманами на весь Покровск.
собрание. Собрались на гимназическое вече ученики всех восьми классов. Надо
было выбрать делегатов на совместное заседание педагогического совета с
родительским комитетом. На этом заседании решался вопрос "об отстранении от
должности" директора гимназии.
Ламберг, выгнанный из Саратовской гимназии. Митька важно сидел на бревнах и
объявлял:
себя, как "высшие начальные". И в такой момент... Ти-и-ише!
Выбрали Митьку Ламберга, Степку Атлантиду и четвероклассника Шурку Гвоздило.
серьезное. Это вам не в козны играть, не макуху кусать. Да!... Нам дело надо
загибать круче. Рыбьему Глазу надо объявить все начистоту, до конца... И вот
чего. Выборные были чтоб от нас и от них. И без никаких!...
макухи, гвозди, литой панок, дохлая мышь и книжка <Нат Пинкертон". Ламберг
бил в старую кастрюлю, которая заменяла ему председательский звонок, а
теперь служила барабаном. Выборных понесли к воротам.