Чтение 23–й страницы книги ~Иное царство~

Она сжала его лицо в длинных пальцах, против обыкновения не улыбаясь.

- Я знаю.

Больше она ничего не сказала, а принялась запихивать остатки поросенка
в ягдташ Майкла.

- Погаси костер. Помочись в него, если можешь. Засыпь его. И кровь
тоже. Пора идти.

Он сбил ветками угасающее пламя и засыпал угли сырой землей. А потом
Котт набросала сверху листья и ветки, так что кострище уже ничем не
отличалось от того, что его окружало. В воздухе остался запах дыма, а
сквозь него просачивался запах крови. Ноздри Котт затрепетали, как у
оленя.

- Поторопимся. Кровь привлечет сюда всяких даже днем.

- Ты ведешь меня домой?

- Конечно.

- Так где же эта яма? Там сзади?

- До нее порядочно. Но за день доберемся. Не забудь свой нож.

Утро кончалось. Он решил, что дело идет к полудню. Бабушка уже стряпает
обед.

Они зашагали по лесу. Котт, ничем не обремененная, размахивала руками,
а он изнемогал под тяжестью дробовика, ягдташа, сапог и куртки. Майкл Фей,
неустрашимый исследователь неведомых земель.

Полдень миновал, и косые лучи солнца, пробиваясь сквозь ветки, устилали
их путь ковром леопардовых шкур с узором из непрерывно меняющихся пятен.
На ходу было тепло - об осени напоминал только налетающий порывами ветер и
прохладный воздух над сплетением ветвей вверху. В более густом подлеске
они замечали возню и движения, вспугнули семью оленей, а на дубу увидели
филина, который смерил их равнодушным взглядом круглых глаз. Натыкались
они и на многое другое. Дерево, обвитое гирляндами из шиповника и
жимолости, давно завядших, а под ним - куча костей и сломанных копий.
Майкл вытащил обломок с искусно оббитым наконечником в форме листа и
острым, как бритва. Он поглядел на Котт, но она нахмурилась и жестом
приказала бросить его обратно. Святилище какого-то племени, объяснила она.
Лучше ничего тут не трогать.

Позднее они вышли на небольшую расчистку, уже зараставшую колючим
кустарником и юными деревцами. Посреди буйной растительности виднелись
остатки глинобитных стен, обвалившиеся кровли, каменные очаги, брошенные
шкуры и большая мусорная куча со множеством обглоданных костей и навозных
мух. И там спиной к дереву стоял человеческий скелет, обтянутый кожей,
давно уже утративший всякий запах. Дожди чисто его вымыли, звери по
какой-то причине не тронули. На разрушенную деревушку смотрели пустые
глазницы с почерневшего лица, кожа облегала череп туго, будто натянутая на
барабан.

Расчистка застыла в безмолвии, солнце спряталось. Майкл почувствовал,
что тут случилось что-то дурное, какая-то страшная беда. Они с Котт
ускорили шаг, оставив скелет нести свою стражу.

Лес становился все гуще и темнее. Им уже приходилось продираться сквозь
заросли. Майкл проклинал ягдташ, который цеплялся за все подряд, и
раздвигал ветки стволом дробовика.

Дождь. Сначала он еле моросил там, где листья опали, но вскоре
припустил: волосы Котт прилипли к спине, балахон стал почти прозрачным. Ее
начала бить дрожь, и Майкл отдал ей куртку. Они брели и брели вперед, Котт
у него за спиной то и дело указывала, куда повернуть.

Вечер. Он нарождался в сгущающихся тенях. Майкл решил, что за последний
час они не прошли и мили.

- Далеко еще?

- Сколько в ярдах, я не знаю, - огрызнулась Котт. Она смахнула дождевую
воду с глаз. - Слишком далеко, чтобы добраться туда сегодня.

Еще ночь в лесу! А Майкл уже промок насквозь. Он выругался, и его голос
вдруг сорвался на низкие ноты, ошеломив их обоих. Тут Котт принялась
хохотать.

- Надеюсь, твои замечательные спички не намокли, любовь моя, не то ночь
будет не из приятных.

Она притянула его к себе, касаясь его губ, будто пчела - венчика
цветка. Лицо у нее было холодным, во впадинах ключиц скапливалась дождевая
вода и стекала в ложбинку между грудями. Он выпил ее поцелуями, касаясь
языком ее соска под балахоном, твердого, точно камушек. Она мягко отвела
его голову.

- Для этого хватит времени потом. А сейчас нам нужно соорудить укрытие
и разжечь костер.

- Значит, спать на дереве мы не будем?

- Рискнем остаться на земле. Нам нужен костер, он поможет держать
зверей на расстоянии.

Долгие тяжелые минуты, холодные, как кремень. Курткой он накрыл
пирамидку из веток, и дрожь в руках мешала ему зажечь спичку. Одна за
другой чертовы отсыревшие мертвые спички ломались, наконец одна все-таки
вспыхнула, и он бережно поднес огонек к растертому в ладонях мху, который
заменял им трут. Дым ел глаза, окуривал волосы. Но огонек разгорался все
больше.

Котт соорудила навес - сплела каркас из прутьев, нагребла на него
листьев и проконопатила горстями хлюпающей глины. Походил он на мохнатый
огромный кротовый холмик и стоял у самого костра, так что дым затягивало
внутрь, но они все равно скорчились там, чтобы поужинать холодной свининой
в застывшем сале. Впитывая тепло, они подбрасывали и подбрасывали хворост
в огонь, пока он не взметнулся в высоту на ярд.

Они предались любви в сырости и дыму от костра, и на этот раз пальцы
Котт льнули к его плечам, точно плющ, и ее крик смешался с шумом дождя и
шелестом деревьев, так что он замер, боясь, что причинил ей боль. Но она
настойчиво потребовала, чтобы он продолжал, и его оргазм был точно взрыв
ярко-алой крови у него в мозгу, накатившейся на них морской волной. Она
расслабилась под ним, целовала его глаза, шептала слова на непонятном
языке. В его ноздрях стоял запах мяты и глины, дыма и секса. И потом акт
всегда ассоциировался у него с этими запахами и постанываниями ветвей под
дождем и ветром.

Однако было (или будет) иное время, когда запахи эти станут частью его
жизни, а дремучие деревья - единственным его миром.

Утром в том, ином времени холмы покрывал снег, а кожа их общей сумки
задубела от холода.

Здесь чувствовалась близость опушки, конец деревьев: скоро они выедут
на открытую равнину, где есть дыра в сети, путь назад через пещеру, из
которой они выбрались словно бы так давно. Несмотря на сковавшую его
усталость, все чувства Майкла встрепенулись. Уже совсем близко. Нельзя,
чтобы их перехватили почти у самой цели.

На исходе дня от дерева отделился темный силуэт, и перед ними, как и
обещал, возник Рингбон. От его едкого запаха лошадь и мул зафыркали, а
мул, на котором ехала Котт, еще и задергал длинными ушами.

- Ка спел, исемпа? - спросил Майкл. "Спел" - "новости", англо-сакское
слово, но Майкл давно уже оставил попытки разобраться в языках, на которых
говорили обитатели леса. Смесь старогэльского с сакским и старонорвежским,
с добавками кухонной латыни. Они дразнили сознание - казалось, чуть-чуть и
ты поймешь. Древние слова, погребенные в подсознании, точно драгоценные
камни. Требовались огромные усилия, чтобы извлечь их оттуда, хотя некогда
это был язык его снов. Он терял их, потому что он был так близок к
завершению, так далеко от сердца леса. Меркади предупреждал его об этом -
о том, что лес проникал корнями и щупальцами в сознание с такой же
неизбежностью, с какой деревья выбрасывают ветки. Они отступали,
удалялись, но, решил он, некоторые навсегда останутся там, какой бы
дорогой он ни пошел в грядущие годы.

Рингбон сказал им, что вокруг пусто: с переменой погоды лесные
обитатели забрались в свои берлоги и норы. Даже тролли притаились, ожидая,
когда холода смягчатся. Но в такую погоду запах следа сохраняется долго.
Хорошая погода для охотников.

Снег хрустел под копытами, и Котт ударила мула пятками, чтобы он
прибавил шагу. Она откинула капюшон.

- Надо ковать железо, пока горячо. Надо выбраться на опушку, Майкл, а
потом уже устраиваться на ночлег. Это их последняя возможность напасть на
нас из-за деревьев.

Он угрюмо кивнул. Она заговорила с Рингбоном на его собственном языке,
и Майкл сердито нахмурился, злясь на себя, что не может понять. Лисий
человек, видимо, согласился. Он побежал вперед, маня их за собой. Рингбон
был один. Его родичи - те, кто уцелел, - ушли, потому что эта часть мира
лежала за их пределами.

Потом деревья начали редеть. На полянах толстым слоем лежал снег. Было
таким облегчением ехать, не увертываясь от веток, поднимать глаза и видеть
первые льдистые звезды в бездне сгущающейся ночи.

А потом деревья кончились. Майкл и Котт спешились и стояли, глядя от
границы леса на безграничный распахнутый простор, на гряды низких
укутанных снегом холмов, которые, мерцая в звездном свете, волнами уходили
за горизонт. Наконец-то, наконец безлесый край!

- Утвида, - сказал Рингбон, и изо рта у него вырвалось облачко пара. -
Место Вне Леса.

Через несколько минут они начали коченеть и принялись привычно готовить
ночлег. Костер, часовой, лошадь и мул - у каждого были свои обязанности. И
уже через полчаса они сидели перед шипящим огнем и желтый свет играл с
тенями на их лицах. Они ели зайца, которого Рингбон поймал накануне в
силки, а потом легли, опираясь на локоть, точно императоры, а вокруг -
задумчивый мрак деревьев, чуть светлеющий с той стороны, где они кончались