Чтение 23–й страницы книги ~Один год в Израиле~

работали. Всю жизнь.

А Марк все равно ждет чуда. Он верит в чудо. Но его нет. Правда, если и
случается, то чудеса в решете. Остается только удивляться, что вытворяет с
нами жизнь в этой богоизбранной стране. И крепиться. Чтобы выстоять. Рита
так и говорит:

-- Что же теперь делать? Приехали. Надо жить. Надо держаться. Слава Богу,
не голодаем. Бывает и похуже.

Одно из чудес в решете стряслось вчера. Марк зашел к нам днем совсем
унылый.

-- Что случилось?

А случилось вот что. Сотворил подлость хозяин, у которого Ритины
родители, старики, раньше снимали квартиру. Мама заболела, Рита стариков
забрала к себе, с хозяином рассчитались полностью, о чем тот и расписку дал.
Но вот чек, выписанный раньше, еще когда въезжали, на будущее, остался у
хозяина. И тот -- подлец! -- снял с родительского счета две тысячи с лишком.
Украл. Не осталось у стариков на счету ни шекеля.

-- Почему счет не аннулировали? -- спрашиваем мы, пораженные происшедшим.

-- А откуда я знал?

-- Но старики-то и подавно не знали. Как много еще наук мы должны освоить
в этой стране, чтобы выжить.

-- Родители остались совсем без денег. Выходит, мне теперь платить вместо
них за все. Уходя, Марк печально говорит:

-- Теперь уже не куплю машину, даже старенькую. Но ничего, куплю видик, на
видик хватит. Буду крутить фильмы. Тоже хорошо.

-- Тварь, -- это уже вечером говорит Рита. -- Ведь это он втравил нас в эту
историю. Он нашел такого хозяина -- жулика и наркомана. Он выписывал чек,
заключал договор. -- Я понимаю, что Рита говорит о своем зяте. Обычно она
называет его "мой дорогой зять".

...Я смотрю на цветное чуть поблекшее фото -- краски на сделанных в Союзе
фотографиях недолговечны. Но все равно я с удовольствием и долго смотрю на
знакомое прелестное лицо женщины, оно тонкое с изящным овалом, глазами
небольшими, но лучистыми, в пушистых ресницах. Лицо молодое и счастливое. На
руках у женщины младенец. А рядом мужчина. Даже на фото видно, что он высок
и плотен, черты лица у него крупные, усы холеные. Это лицо человека,
знающего, что делать. Возле мужчины мальчик, очень на него похожий.

Прелестная женщина -- это Лариса, дочь Марка и Риты. А с нею ее муж и
дети. Младенец на маминых руках -- Юлька, та самая Юлька, которую очень
приятно потрогать за щечку, только теперь она подросла, ей уже шесть. А
мальчик -- Сашок. Он изменился мало, только стал старше. Мало изменился и
Леня, дорогой Ритин зять.

Я смотрю на лицо женщины, которую прекрасно знаю, верю и не верю, что это
она. У меня сжимается сердце. Лариса и теперь приятная и молодая, те же
черты, тот же изящный овал лица. Но где счастье в глазах? Да и черты, пожа¬
луй, не те -- заострились, лицо исхудало. Бледное, усталое, всегда усталое
лицо.

Лариса приехала раньше нас и раньше мамы, вот уже второй год она убирает
и моет в богатых домах, каждый день -- по квартире или по вилле, иногда по
две. Одну уберет до обеда, другую -- после. Платят прилично, бывает, даже
покормят. Так изо дня в день. Она очень устала, Лариса. Но что делать.

Вообще Лариса в нашем городе очень популярна, как убиральщица. Вздумает
отказаться от дома: тяжело, ее уговаривают, замену брать не хотят.
Рекомендуют друг другу.

-- Чем ты их покорила? -- спрашиваю я. -- Скоростью или качеством?

-- Главное, -- смеется Лариса, -- чтобы образование соответствующее и
человек был интеллигентный.

Эти качества у Ларисы есть. Она пианистка. Вполне подходящее образование,
чтобы мыть чужие полы.

Мне так хочется ей помочь. Помочь я не могу. Но хотя бы поговорить, что-
нибудь посоветовать.

-- Лариса, а что дальше? Надо же подумать о будущем. Ну, еще год, еще два.
Нельзя же так всю жизнь. У тебя просто не хватит сил.

-- А что думать? -- спокойно говорит Лариса. -- Нет ничего. А семью кормить
надо.

-- Но может, все-таки попытаться найти учеников? Пусть меньше денег.

-- Учеников? Смотрите, -- Лариса протягивает мне руки, я вижу стертые в
кровь пальцы. Я молчу -- мне больно смотреть на эти руки. И я понимаю, что
найти учеников тоже не так-то просто.

Сверкающее коричневое пианино стоит в углу -- его для дочки привезла из
Союза Рита. Я не видела, чтобы пианино это открывали.

-- Надо пойти на курсы, -- решительно заявляет Рита. Ей очень жаль дочь, и
она выходит из себя от своей беспомощности.

-- Какие, мама?

-- Воспитателей детских садов.

Лариса усмехается. Да и сама Рита отлично знает, что курсы отнюдь не
гарантируют работу -- тебе. Зато это неплохая работенка для тех, кто
преподает на курсах. Читают лекции, много, долго. Деньги за это получают
немалые. А для слушателей толку -- что? Окончишь, получишь бумажку и опять
отправишься на безбрежный свободный рынок труда -- искать работу. Без
протекции бесполезно.

-- Надо ребенка устроить на работу, -- требовательно говорит Рита мужу.
Как-никак у Марка уже есть кое-какие знакомства.

-- Я уже устроил.

Что правда, то правда. Устроил. У хозяина одного ресторанчика заболела
спина, к нему срочно вызвали Марка. Папа и сосватал свою трудолюбивую дочь.
Теперь Лариса еще и официантка, работает по вечерам, обслуживает свадьбы,
бар-мицвы и другие веселые праздники.

Эту свою работу Лариса не то чтобы любит, но идет в ресторан пока с
удовольствием. Надо выглядеть. И она одевается красиво, накладывает макияж,
чувствует себя женщиной. Приятно скользить по гладкому полу на каблучках,
коротенькой юбке, черных натянутых чулках. Держать поднос прямо перед собой,
ловко раскладывать по тарелкам мясо, чувствовать, что на тебя смотрят,
слушать комплименты. И еще приносить домой чаевые.

Чаевые, правда, в основном, отбирает мама.

-- Знаю я тебя, -- говорит Рита, -- спустишь на жратву. У меня будут целее,
купим сапоги.

-- Посмотри, -- хвастается мне Рита некоторое время спустя и гладит сапожки
на дочкиных ножках. -- Ничего?

Сапожки, и в самом деле красивые -- мягкие, легкие, ловко обтягивают ноги.
Рита с радостью купила бы их на свои, как не раз покупала там, откуда
приехала, но своих нет. Всю свою боль за нелегкую дочкину жизнь Рита вы¬
ливает в раздражение против зятя.

-- Он что -- не видит, как ты пашешь? По-черному.

-- Наверное, не видит.

-- Был бы порядочный мужик, давно бы сказал: посиди дома с детьми.

-- Но ведь он тоже устает.

-- Мужик должен уставать.

-- Мама, что ты говоришь? Надо выплачивать за квартиру, кормить семью. Он
один не может столько заработать.

-- Ничего, заработает. Знал, куда ехал. Бежал впереди паровоза. А теперь --
полные штаны. Ох, эти зятья!

Вот такой разговор. А что от него толку? Разве что выпустишь немного пар.
А завтра все равно вставать и браться за тряпку.

Муж Ларисы, Леня, старше ее лет на восемь, он радиоинженер, жили в Союзе
неплохо, была квартира, машина, приличный доход. Рвался сюда -- оттуда, из
грязи и мерзости, как он говорит. Сюда -- в мир, где можно успешно жить. Все
оказалось сложнее и примитивнее.

-- Полгода работал в пекарне, -- рассказывает Леня. -- По двенадцать часов
под шаббат плел халы. Главное -- быстро, а самое главное -- не думать. Думать
-- это ужасно, потому что тогда невозможно работать быстро, тогда застываешь
от мысли, одной-единственной мысли: "И так всю жизнь?! Плести косы у хал..."

Потом он перепробовал и другие работы, может, менее тупые и однообразные,
но не менее тяжелые. Все -- на износ. Сейчас у него -- на двоих с напарником --
грузовичок, перевозят мебель и прочее, что закажут. Перевезут, к примеру, в
Афулу или в Иерусалим пожитки, а потом тащат их на третий или четвертый этаж
-- холодильник, шкаф, пианино... Вернешься домой, Боже мой, ничего не
хочется, даже в телевизор уставишься машинально.

А тут Юлька:

-- Папа, посмотри, -- ребенок делает на ковре сальто. Ребенку хочется
двигаться и делать сальто.

-- Прекрати! -- кричит папа. Ему так хочется, чтоб было тихо.

Юлька садится за стол. Ну, что за ребенок! Она почему-то не сидит за
столом чинно и смирно, как папа, а подкладывает под себя одну ногу и
свешивается на бок. Она просто не может сидеть спокойно, ей только шесть
лет, и не было при ней бонны, чтобы вышколила и научила сидеть за столом,
как положено барышне из приличной семьи.

Папа вскакивает и тащит девочку за руку. Нечего баловаться, стой в углу.
Юлька плачет.

Ну вот, теперь Сашок. Этот мальчишка совсем отбился от рук, он не хочет
учиться. Целый день гонял на велосипеде, пришел взмыленный.

-- Почему не делаешь уроки?

Сашок молчит.

-- Тебе что-нибудь задали? -- спрашивает мама.

Мальчик опускает голову, но не произносит ни слова.

-- Как партизан, -- говорит Рита.

Лариса ходила в школу, учительница очень недовольна ребенком, но судьба
его учительницу не волнует. Просто такой мальчик. Вообще многие дети-олимы
осложняют ее жизнь. Не учится -- не надо.

Но мальчику уже одиннадцать лет, должен и сам что-то думать.

А он молчит.

Папа не выдерживает. От его крика сотрясаются стены.