приказчикам. Распоряжения следовали одно за другим, словно ураганный огонь
артиллерийской батареи: - Нет же, нет, Мари, не эти яйца, дуреха, их уже
отобрала мадам Уляр... Жозеф, сколько раз тебе говорить, что надо
пересыпать сахар из распоротого мешка! Какое жалованье хотите вы получать,
мсье?
голоду.
тридцать франков в неделю.
Затем вкрадчиво улыбнулась, сверкнув золотым зубом, - словно выпустив в
Стефена позолоченную пулю.
его локтями, он чувствовал, как краска заливает его лицо... - Я говорю
вполне серьезно.
(о, далеко!) не богачи. - В голосе мадам прозвучали патетические нотки. -
Самое большее, что муж уполномочил меня предложить вам, это двадцать
франков.
уязвлена. За одну свою каморку он должен платить двенадцать франков в
неделю. Как же, черт побери, может он просуществовать на остальные восемь
франков? Нет, сколь ни отчаянно его положение, он не позволит так
издеваться над собой. Он приподнял шляпу, намереваясь откланяться. Но
мадам Крюшо, которая вовсе не желала упустить его и, пока он колебался,
искоса сверлила его взглядом, словно хотела просверлить насквозь,
остановила его мягким движением руки.
материнская забота: - ...быть может, если мы предложим мсье завтрак, это
несколько поможет делу? Хороший, сытный завтрак.
заставило его опустить глаза. Он пробормотал:
Приходите к одиннадцати утра. Учтите, что я буду предъявлять к вам самые
высокие требования. И надеюсь, что в дальнейшем мсье не будет забывать
бриться.
слова. И все же, невзирая на все унижения, на всю постыдность этой сделки,
он чувствовал облегчение. Ежедневный завтрак и двадцать франков в неделю -
значит, он пока что спасен!
громогласно возвещала:
английского учителя.
3
для Стефена началась новая, странная жизнь. Большой соборный колокол будил
его по утрам тремя гулкими ударами, которые нарушали торжественный покой
пустой, мощенной булыжником площади, возвещая начало семичасовой мессы и
пугая голубей. Одевшись, Стефен с грохотом сбегал вниз по лестнице Теперь
по крайней мере ему не надо было покидать дом украдкой, встреча с хозяйкой
уже не страшила его. Пересекая площадь и направляясь к кафе "Для рабочих",
расположенному в нескольких шагах от высокой стены монастырского сада, он
неизменно встречал на своем пути одних и тех же благочестивых особ
женского пола в черных одеяниях и нескольких монахинь, попарно выплывавших
(или, как казалось Стефену, вылетавших на широко распластанных крыльях
своих чепцов) из соборных дверей. Кафе, над входной дверью которого уныло
свисала увядшая ветка самшита, не принадлежало к числу наиболее почтенных
заведений города. Это была просто небольшая кухонька, помещавшаяся в
приземистом каменном здании. Здесь стоял грубо сколоченный стол и
несколько деревянных скамей без спинок, и здесь за пять су Стефен получал
стандартный завтрак: чашку черного кофе с изрядным количеством гущи и
порцию белого вина в толстенном стакане - сочетание, обладавшее совершенно
поразительной способностью восстанавливать силы. Порой к завтраку
прилагалась вчерашняя вечерняя газета "Интеллижанс де Ренн", которую он
пробегал глазами за полчаса. Или же он мог поболтать с Жюли, невозмутимой
темноглазой девушкой, стоявшей за стойкой незамысловатого бара и с
достоинством обслуживавшей посетителей, а также, по-видимому, оказывавшей
еще кое-какие услуги некоторым из них - заезжему коммивояжеру, проводнику
спального вагона, а быть может, и возчику, доставлявшему в кафе уголь.
Крюшо, расположенной за лавкой, в том же доме, и имевшей отдельный боковой
вход. Затем в увитой плющом беседке в углу небольшого, примыкавшего к дому
садика или - если шел дождь - в тесной, заставленной мебелью гостиной,
которую мадам именовала "салоном", Стефен делился своими познаниями в
английском языке с девочками Крюшо: одиннадцатилетней Викториной и
Марией-Луизой, которой только что исполнилось девять лет.
очарования, присущего их нежному возрасту. Порой они бывали даже очень
милы, особенно младшая - прелестное создание с каштановыми кудрями и
румяными, как яблоко, щечками. Ладить с ними было нетрудно, и Стефен
вскоре привязался к ним. Но все же кое-какие характерные черточки они
унаследовали от родителей: девочки отлично знали цену всему, бойко
считали, как завзятые кассирши, и без запинки повторяли прописные истины о
достоинствах бережливости. Каждая являлась обладательницей небольшой
металлической копилки в форме Эйфелевой башни, ключ от которой вместе с
образком в виде медальона свисал на ленточке с шеи. Случалось, девочки
простодушно повторяли то, что им приходилось слышать дома от взрослых.
вчера говорила папе, что вы, должно быть, ужасно бедны.
какую-то пакость дома, а потом убежали, но все-таки не похоже, чтобы это
было что-нибудь серьезное, какое-то настоящее преступление.
ними "Алису в стране чудес". Книжка так увлекла их, что они легко
усваивали даже наиболее трудные обороты.
что, приотворив дверь, с хозяйским видом заглядывал в комнату. Это был
мужчина среднего роста, с суетливыми манерами, пышными черными,
закрученными кверху усами и бегающими, шоколадного цвета глазками с
желтоватыми белками. Он носил гетры и всегда и всюду - на улице и в
помещении, за исключением одной лишь священной обители, именуемой
"салоном", - появлялся в блестящей твердой соломенной шляпе канотье.
Местом его постоянного пребывания была, разумеется, лавка, но два дня в
неделю он производил закупки на рынке в Ренне - соседнем городе, откуда он
сам, так же как и его супруга, был родом. Альбер Крюшо, по всей видимости,
сохранял верность своей супруге, будучи накрепко спаян с нею двумя
прелестными живыми свидетельствами ее благосклонности, а превыше всего -
обоюдной и неукротимой страстью к наживе, однако бывали минуты, когда вид
мсье Крюшо говорил яснее слов, что внушительные формы его супруги, ее
резкий, пронзительный смех и повелительный голос могут довести до белого
каления любого мужчину средней комплекции. Не то, чтобы он открыто
проявлял свою антипатию, о нет! Только обтянутые гетрами ноги его начинали
беспокойно шаркать по полу, да шоколадные глазки вспыхивали тревожным и
злобным огоньком.
блеск золотого зуба, появление мадам Крюшо нагоняло на всех страх. А она
появлялась в гостиной ежедневно, дабы "самолично" присутствовать на уроке,
и сидела, выпрямившись, с видом надзирательницы, переводя мало
осмысленный, но испытующий взор со Стефена на девочек, что смущало их и
заставляло делать ошибки.
но и болтать по-английски... И декламировать стихи... словом, все, как
положено в лучшем обществе.
выучить наизусть первую строфу стихотворения "Жаворонку". И вот в день,
назначенный для проверки сделанных девочками успехов, мадам появилась в
"салоне" в сопровождении трех своих приятельниц - жен крупных городских
лавочников, представлявших haute bourgeoisie [крупную буржуазию (франц.)]
города Нетье. Дамы с выжидательным видом расселись на золоченых, фабричной
работы креслах "салона".
середину поддельного обюссоновского ковра.