стремление души к божественному свету.
философом. Масло стекало капельками с пальцев Аммония на его жалкую
бороду, нечесаную и запущенную браду мудреца. Вергилиан иногда смотрел на
меня с братской нежностью, может быть вспоминая утреннюю сцену в легионном
лагере. У меня в тот день было хорошо на сердце. А кроме того, я снова
присутствовал при волнующем разговоре. Вергилиан прежде всего рассказал
Аммонию о том, что произошло на лагерном форуме, и философ сокрушенно
качал головой. Потом беседа обратилась к учению платоновской школы. Поучая
поэта, философ по привычке прикрывал тяжелыми веками глаза.
отправной точкой. Ибо во сне она покидает тело, оставляя ему только
дыхание, чтобы мы не погибли на ложе. Освободившись от телесного бремени,
душа действует, ищет, обретает и приближается к вещам несказуемым и не
знает преград. И как солнце изливает свой свет на вселенную, не ослабевая
в силе, так и душа. Она едина и неизменна. Но не душа в теле, как в некоем
сосуде, а скорее...
может перейти. Так, одному душа позволяет быть с огромным брюхом, а
другого делает худым, ибо такова его сущность. Ведь один - чревоугодник и
стремится к наслаждениям, а другой помышляет о высоком и о добродетели.
закона?
слово: это пропущенное слово уже мешало понять дальнейшее.
никто не знает, где она витает. Некто спящий на улице Тритона, около ворот
Луны или в гостинице на Канопской дороге говорит: "Душа моя в Египте". А
она, может быть, созерцает хрустальные сферы, где обитает божество.
мудрость, но, очевидно, надо родиться эллином, чтобы постигать подобное. Я
же был варвар по рождению, и мне казалось, что трудно дышать на таких
высотах. Мне пришлось однажды видеть в Александрии уличного фокусника.
Играя тремя разноцветными шариками - красным, желтым и голубым, он
подбрасывал их поочередно и ловил, и ни один шарик не упал на землю. Не
такая ли игра мыслями была и в данном случае? Хотя Аммоний не походил на
обманщика. Он верил в то, что проповедовал. Но верил ли его словам
Вергилиан? Приносили ли ему эти слова утешение?
каждый говорит на своем языке, где речь философа иная, чем болтовня
базарной торговки, и существование людей полно противоречий. Все ждали в
мире каких-то перемен. Я встречал разнообразных людей - простых рыбаков в
Томах, ораторов и философов, корабельщиков и рабов; теперь судьба
забросила меня в Александрию, где сталкивались Африка и веяния Индии,
платоновские идеи и вера в древних египетских богов, торговля и томление
души по небесам.
философа:
способно делиться на мельчайшие частицы и в конце концов превращается в
прах...
в одно целое. Жалкую храмину плоти объединяет душа.
потребности, а не остается в музыке небесных пространств, в лоне божества?
К чему ей земное пребывание и грубая материя?
положил свою часть рыбы. Вергилиан вопросительно смотрел на философа и
ждал ответа.
произнося слова, точно ворочал тяжелые камни.
превратности, чтобы быть достойной блаженства.
следующем. Человек должен стремиться к прекрасному, иначе его жизнь будет
прозябанием бесплодного растения, уготованного в пищу скотам.
головой, хотя никто не спрашивал моего одобрения.
кувшин вина или жареную рыбу. Многие из них уже знали, что произошло в
лагере на Канопской дороге, и обсуждали событие. Другие, подвыпив,
затягивали нестройным хором мореходские песенки. Неподалеку от нас три
приятеля, три косматые головы, обнявшись в трогательном единении, пели
нескладными голосами:
собственным сладкогласием, повторил:
заскорузлые руки, козлиным голосом затянул:
разговором богов. Что же отличало поэта от грубого корабельщика? Еще утром
Вергилиан едва не лишился жизни, а сейчас как ни в чем не бывало рассуждал
о ценности человеческого существования. Философия давала ему возможность
отличить главное от второстепенного, вечное от преходящего.
городе происходит человекоубийство. Оказалось, что утренние кровавые сцены
превратились в настоящий разгром прекрасной Александрии. Прибежавшие
перебивая друг друга, рассказывали о событиях. Воины захватили город,
разбивали лавки и совершали всяческие насилия, упившись вином. Какой-то
одноглазый человек уверял:
нашел предлог излить свое раздражение.
разумеется, некоторые воспользовались суматохой, чтобы уйти, не уплатив за
выпитое и съеденное, и хозяин таверны изрыгал проклятия, упоминая имена
Сераписа, Исиды и других, более мелких богов, но никто не обращал на него
внимания. Всех охватило необыкновенное волнение. Со стороны главных улиц
доносился глухой гул человеческих голосов.
поступают так", - подумал я.
судьбы города, мы вышли на набережную и стали слушать. Оттуда было видно,
что за мраморными колоннами Гептастадиона по-прежнему обильно дымил маяк.
Смотритель его отвечал за непрерывное поддержание огня, от которого
зависела участь кораблей, находящихся в море, и не мог считаться ни с
какими событиями в городе. Все так же поднимались по винтовой лестнице
нагруженные амфорами ослы. Подъемные механизмы уже не действовали сто лет.
От морской воды сильнее запахло свежестью. Теперь можно было видеть, что
над иудейской частью города разгорается зарево пожара. На маяке тоже
вспыхнул огонь, и языки пламени стали метаться на ветру, и от этого на
земле сразу наступила ночь.
спокойствие.
в огне, как все бренное, но заключенные в них зерна истины воскреснут
вновь из пепла! Вергилиан, не согласишься ли ты пойти со мною, чтобы