Чтение 23–й страницы книги ~В окопах Сталинграда~

Несколько шальных снарядов попадает и в наши окопы. Немцы не унимаются.
Танков не пускают. Тот, с крестом, так и застрял на железе - подбили.
Одолевают минометы. У нас много убитых и раненых. Легких отправляем на
берег. Тяжелых переносим в подвал будки, просторный, с железобетонным
перекрытием.

Часам к девяти немцы выдыхаются. В десять все успокаивается. Изредка
только пулеметы пофыркивают.

В подвале невыносимо накурено. Дым стелется пластами. Коптит фитиль в
тарелочке. Раненые - ими забит весь подвал - просят воды. А воды нет.
Приходится с Волги носить, а по дороге всё распивают.

Валега дает кусок хлеба и сала. Ем без всякого аппетита.

Чумак приходит в разодранной тельняшке, растрепанный. Садится на стол. На
меня не смотрит. Стягивает через голову тельняшку. На груди его, мускулистой
и загорелой, синий орел с женщиной в когтях. Под левым соском сердце,
проткнутое кинжалом, на плече - череп и кости. Ниже локтя - маленькая
сквозная дырочка, почти без крови. Кость, по-видимому, цела, кисть работает.
Маруся - санинструктор, румяная, толстощекая, с двумя завязанными сзади
желтенькими косичками - перевязывает рану.

Разведчики сегодня подбили два танка. Один - Чумак, другой - тот самый
угреватый разведчик, из-за которого у нас стычка произошла.

Я спрашиваю Чумака, почему он ни о чем не докладывает.

- АО чем докладывать?

- О сегодняшнем дне. О потерях. Существует в армии такой порядок -
докладывать после боя.

Чумак медленно поворачивается. Я не вижу его лица. Блестит потная, с
глубокой ложбинкой вдоль позвоночника, спина.

- День, сами видали, солнечный, а потери - ну какие же потери? Бескозырку
потерял, вот и все. Будут еще вопросы?

- Будут. Только не здесь. Выйдем на минутку.

- А там пули. Убить может. Я проглатываю пилюлю и направляюсь к выходу.
Он тоже.

Прислонившись плечом к косяку двери, жует папиросу.

- Знаете что, товарищ лейтенант? Давайте по-мирному. Не трогайте
разведчиков. Ей-богу, лучше будет.

- Лучше или хуже, другой вопрос. Сколько у вас людей?

- Двадцать четыре. Как было, так и осталось. А разведчиков, советую...

- Танк кто подбил?

- А кто бы ни подбил, не все ли равно?

- Вы подбили?

- Ну, я... Не вы же...

- Расскажите, как вы его подбили.

- Ей-богу, спать охота. После войны о танках поговорим.

- Рекомендую вам запомнить, что я сейчас за комбата.

- А я откуда знаю?

- Вот я вам и говорю.

- Комбат - Клишенцов. Кроме того, я подчиняюсь только командиру полка и
начальнику разведки.

- Их сейчас нет, поэтому вы подчиняться должны мне. Я заместитель
командира полка по инженерной части.

Чумак искоса смотрит на меня своим острым глазом.

- Вместо Цыгейкина, что ли?

- Да, вместо Цыгейкина.

Пауза. Плевок через губу.

- Что ж... Мы с саперами обычно душа в душу.

- Надеюсь, что и впредь так будет.

- Надеюсь.

- А теперь расскажите о танках. Как фамилия того второго, который
подбил?

- Корф.

- Рядовой?

- Рядовой.

- Это его первый танк?

- Нет, четвертый. Первые три у Касторной.

- Награжден?

- Нет.

- Почему?

- А хрен его знает почему. Материал подавали...

- Через час дадите мне новый материал. О нем. И о других тоже. Ясно?

На этом разговор кончается. Идет он в самых сдержанных тонах.

- Разрешите идти, товарищ заместитель командира полка по инженерной
части?

Я ничего не отвечаю и спускаюсь вниз. Все тело ломит. Режет глаза.
Вероятно, от дыма - страшно все-таки накурено.

Составляю донесение. Рядом, положив голову на руки, спит Фарбер. Он
забежал на минутку за табаком и доложить о потерях. И так и заснул над
раскрытым портсигаром с недокуренной цигаркой в руке. В углу кто-то тихо
разговаривает, попыхивая папиросой. Доносятся только отдельные фразы.

- А у меня как раз заело. Каблуком пришлось отбивать. Потом у Павленко
прошу патронов. А он лежит, уткнувшись лицом в землю, и серое что-то
течет...

Потом вдруг появляется Игорь. Стоит передо мной и смеется. И усики его не
маленькие, черненькие, а, как у того бронебойщика, залихватски закрученные у
углов рта. Я спрашиваю, как он сюда попал. Он ничего не отвечает и только
смеется. И на груди у него синий орел с женщиной в когтях. Прямо на
гимнастерке. И у орла прищуренные глаза, и он тоже смеется. Надо, чтобы он
перестал смеяться. Надо сорвать его с гимнастерки. Я протягиваю руку, но
меня кто-то держит за плечо. Держит и трясет.

- Лейтенант... А лейтенант...

Я открываю глаза.

Небритое лицо. Серые холодные глаза. Прямой, костистый нос. Волосы
зачесаны под пилотку. Самое обыкновенное, усталое лицо. Немного слишком
холодные глаза.

- Проснись, лейтенант, волосы сожжешь. Тарелка с фитилем у самой моей
головы невыносимо коптит.

- Что вам надо?

Человек с серыми глазами снимает пилотку и кладет ее рядом на стол.

- Моя фамилия Абросимов. Я начальник штаба полка. Я встаю.

- Сидите,- переходит он вдруг на "вы".- Вы лейтенант Керженцев? Новый
инженер вместо Цыгейкина, так я понял из вашего донесения?

- Да.

Он проводит рукой по лицу, по глазам, некоторое время, не мигая, смотрит
на коптящий фитиль. Чувствуется, что он так же, как и мы, смертельно устал.

Я докладываю обстановку. Он слушает внимательно, не перебивая, ковыряя
ногтем доску стола.

- Петрова, говорите, значит, убило?

- Да. Снайпер, должно быть. Прямо в лоб.

- Так-с...- Нижними зубами он покусывает верхнюю губу.

- Потери вообще довольно значительные. Убитых двадцать пять. Раненых
около полусотни. Один пулемет вышел из строя. Осколком ствол перебило.

- А соседи кто?

- Слева второй батальон нашего же полка. Справа же...

Я задумываюсь. Фарбер мне говорил, но у меня выпало из памяти.

- Справа сорок пятый, товарищ капитан,- вставляет Чумак. Он стоит тут же
рядом, засунув руки в карманы.- От них представитель приходил. Мы с ним стык
уточняли.

- Сорок пятый...- задумчиво говорит Абросимов и встает. Застегивает
телогрейку.

- Ну что ж, Керженцев. Пройдемся по обороне, а потом, потом придется тебе
батальон принимать.

Он пристально, точно оценивая, смотрит на меня. Застегивает пуговицы. Они
большие и никак не пролезают в петли.

- Клишенцова - комбата - убило. Бомбой. Прямое попадание. Придется
временно покомандовать батальоном. Ничего не поделаешь...

И, повернувшись в сторону Чумака:

- Химику ногу оторвало. На ту сторону повезли. Ну, пошли, инженер. Или
комбат, вернее.

Только когда мы выходим, я замечаю, что в углу копошатся связисты, двое,
с желтенькими, вырезанными из консервной банки звездочками на пилотках.

Подымаемся наверх. У входа часовой. Я его уже знаю. Его фамилия Калабин.
У него большое родимое пятно на щеке. Хороший стрелок. На моих глазах
четверых убил. Он из-под Костромы, и дома у него жена ожидает ребенка.

На дворе прохладно. Я вдыхаю полной грудью свежий ночной воздух. Небо
чистое и звездное. Большая Медведица над Мамаевым курганом - косая и яркая.
Где-то над головой однообразно, как мотоцикл, тарахтит "кукурузник". Точно
на месте топчется. Присмотревшись, различаю силуэт. Он летит к Мамаеву
кургану. Справа, вероятно над "Красным Октябрем", висят ракеты, около
десятка, осыпающиеся золотым дождем искр. Стрельбы никакой. Тишина.

Идем по траншее. Закутанные в шинели фигуры. Винтовки на брустверах.
"Кукурузник" бомбит уже где-то за Мамаевым курганом,- видны вспышки. Щупают
небо немецкие прожекторы. Подбитые танки - три штуки все-таки подожгли за
день - все еще горят, и противный, едкий дым стелется над нашими окопами.
Ветер в нашу сторону.

Я прощаюсь с капитаном на самом нашем левом фланге, у пробоины в стене.
Дальше идет второй батальон.

- Ну, смотри, комбат, не подкачай. Завтра опять "сабантуй"... А патронов