через плечо на грудь.
в руках, на который солдат даже не взглянул.
салфетку (нам он этого не предложил) и ловко, одним коротким движением,
наполнил до самых краев стакан, не пролив ни капли. Все это сопровождалось
веселым смешком и какими-то возгласами, в которых сквозило явное
заискивание. Долговязый парень, забыв о велосипеде, стоял, прислонившись к
косяку двери, и с любопытством за всем следил, слегка приоткрыв рот.
очевидно за Розиной, а толстяк, все так же дружелюбно похохатывая, подсел
к солдату и налил на этот раз не один, а два стакана вина. Но солдат, ни
слова не сказав, встал, взял свой стакан, ловко подкатил ногой маленький
пустой бочонок и сел рядом с нами, обхватив бочонок ногами.
красивыми, черными, злыми глазами. - За любовь, которой нету на земле.
земле. Солдат отрицательно качнул головой.
загорелую, мускулистую руку с вытатуированным на ней именем "Розина".
так же дружелюбно улыбался.
заставил толстяка пощупать бицепс.
одобрительно хлопнув солдата по спине, сказал:
после чего он, старательно застегнув рукав, спросил:
заставляют делать. - Он сжал кулак так, что косточки на сгибах побелели. -
А что делают кулаком, Джироламо? Знаешь ты это или нет? Отвечай!
Пепино, рука которого могла служить опорой любой женщине, у нашего бравого
Пепино на глазах появились вдруг слезы, самые настоящие слезы.
просидел так, подергивая подбородком, потом вдруг заговорил, сначала тихо,
потом все громче, громче.
года у него не было ни одной аварии, хотя меньше чем по сто километров в
час он не ездит, что вот он купил мотороллер, а через год, когда уйдет из
армии, продаст его и купит "фиат", что Розина все это знает, как и то, что
он ни разу, ни в чем ее не обманул и с семнадцати лет, когда в первый раз
поцеловал ее, ни на одну девушку не взглянул, и что вот теперь, когда до
его возвращения домой остался какой-нибудь год, она, воспользовавшись его
отсутствием, стала засматриваться на парней, он это точно знает, и даже
знает, на кого именно, и так далее, в том же духе...
прерываемый только для того, чтобы осушить очередной стаканчик вина, и
кончился неожиданно вдруг тем, что Пепино полез в боковой карман, вытащил
бумажник, из него конверт, а оттуда фотокарточку. На карточке была
изображена прекрасная блондинка с мокрой, по-модному вывернутой нижней
губой, томным взглядом и поразительных размеров грудью.
стал ее рассматривать. - А теперь переверни.
в бумажник, бумажник - в карман и застегнул пуговицу - Лили Брэдли!
Миллион долларов за картину!
шла о какой-то знаменитой американской киноактрисе, которая, как
выяснилось из дальнейшего рассказа, явно была расположена к нашему Пепино.
А рассказ заключался в следующем. Дней десять тому назад они с Джованни
Кастеллани - все его знают, сын мельника из Гроттафератта, великий бабник
- стояли в почетном карауле у могилы Неизвестного солдата. А нужно
"сказать, что берсальеры - род войск, в которых служил Пепино, - это нечто
вроде гвардии, в функции которой входит охрана президентского дворца и
прочих парадно-официальных мест. И вот стоят они уже полчаса у венка, как
вдруг подъезжает длинная белая машина, и из нее выходят две красавицы.
черненькая, все время куталась в меха. Вышли, постояли, посмотрели, потом
взяли из машины фотоаппарат и сфотографировали нас с Джованни. Потом
подошли ближе, опять постояли, и тут Лили Брэдли, посмотрев на меня,
сказала что-то своей приятельнице, и обе рассмеялись. Потом Лили Брэдли
вынула из сумочки эту самую карточку, написала на ней свой адрес - вы его
прочли: отель Плацца - лучший отель на Корсо, - подошла ко мне и как ни в
чем не бывало расстегнула вот этот самый карман и сунула карточку туда.
Потом сама застегнула карман, улыбнулась так, что я чуть сквозь землю не
провалился, а Джованни весь позеленел от злости, взяла подругу под руку и
села в машину. На прощание еще помахала ручкой... Ну, что скажешь,
Джироламо?
постели работаю. Неплохо, правда? - Он весело засмеялся, сверкая белыми
крупными зубами, среди которых один был золотой, вставленный, по-видимому,
из кокетства, что делают часто и у нас лихие хлопцы, потом сразу вдруг
умолк, расстегнул воротник, вытащил оттуда крохотный медальон на цепочке
и, раскрыв его, перекрестился и поцеловал. - И вот не пошел! Святая
мадонна, не пошел!
долговязым парнем и очень хорошенькой белокурой девушкой, сидевшей перед
ним на раме.
синюю кисточку на грудь и, засунув руки глубоко в карманы, стал ждать.
Велосипед подъехал, девушка легко соскочила с него и сказала улыбаясь:
глядя куда-то в сторону.
поразительно приятным нежно-розовым цветом лица, голубоглазая и
золотоволосая. Сейчас, чуть зардевшись, она стояла перед нами, сжимая в
руке носовой платочек, и немного растерянно смотрела то на отца, то на
Пепино, то на нас.
мундштук, потом щелкнул зажигалкой и только тогда посмотрел на Розину.
отколупывал что-то на своей рваной майке.
молчать, вопросительно посмотрел на долговязого парня, очевидно ее брата.
Тот слегка наклонил голову.
шаг вперед, дважды очень быстро и звонко ударил Розину по щекам и, ни на
секунду не задерживаясь, побежал к оврагу. У каменного парапета,
отгораживающего дорогу, остановился, быстро вдруг вернулся, вынул из
кармана складной нож, бросил его на бочку и, ловко перепрыгнув через
парапет, скрылся в овраге, успев по пути дать две не менее звонкие
затрещины Розининому брату.
не успели вмешаться в эту мгновенную расправу. Бедная Розина, пунцовая и
мокрая от слез, стояла все на том же месте, опустив руки, боясь поднять
глаза. Старик толстяк тоже был растерян, потирал свою ставшую вдруг
красной лысину и молчал. Потом сорвался с места и сразу же вернулся еще с
одним кувшином вина.
было какое-то особое вино, вроде валерьянки. Но так или иначе к моменту,