Чтение 23–й страницы книги ~Жестокость~

воробья, потрепанного непогодой. И новенькая, недавно выданная форма не
нарушает этого сходства.

- Сломался ваш аппарат со всеми крыльями, - сообщает он нам с оттенком
ехидства. - Сломался, так его мать! Испортил всю коммерцию. Еще вчера
сломался - в Пряхине.

- Неплохо работает бандитский телеграф! - смеется Венька, когда мы
отходим от Воробьева. - Значит, правильно нам Клавдия сказала про наши
аэросани, что сломались. И все-таки телеграф этот бандитов не спасет. Нет,
не спасет. Надо только осторожно тянуть нитку...

Мы идем на лыжах в Пряхино.

Начальник наш, невыспавшийся, сердитый, уже в который раз, наверное,
принимается ругать механика около затихших, видимо навсегда затихших,
аэросаней.

А механик только кряхтит и пытается отвинчивать французским ключом
какие-то гайки. Они никак не отвинчиваются. Кожаный его шлем и кожаное
пальто, так восхитившие нас вчера и так украшавшие его, скинуты теперь и
лежат на дне саней. В обыкновенной стеганке механик ничем не отличается от
обыкновенного деревенского мужика.

- Вам легко рассуждать! - наконец огрызается он, глядя в упор на нашего
начальника. - А техника, - вы должны понять, - это темный лес. Ведь сани
эти, нужно учитывать, не русские. Это трофейные, как я думаю, японские
сани. А я, во-первых, не японский, а русский механик. Чистокровно русский.
Микулов - фамилия...

- Да какой ты русский? Нисколько ты не русский, - зло посмеивается
начальник. - Русские механики берутся сейчас, если ты читаешь газеты, всю
Россию до краев перестроить, а ты, я смотрю, уже столько возишься тут.

- А вы сперва вот бандитов уничтожьте! - уже кричит механик. -
Уничтожьте сперва бандитов, а потом перестраивайте Россию. А то вот вы
бандитов еще не можете уничтожить. А сейчас что получается. Вы вот сядете
на подводы и уедете обратно в Дудари. А я по долгу службы тут обязан
остаться, около этих японских, будь они прокляты, аэросаней. А ночью сюда
подойдут бандиты и меня же зарежут. И зарежут из-за вашей же фантазии, что
вы желали с таким форсом прокатиться на иностранном изобретении в такую
даль...

- И правильно сделают, если зарежут, - смеется начальник. - На что ты
нужен, такой... пессимист?

- А я вот брошу сейчас всю эту починку, и что хотите, то и делайте, -
угрожает механик. - Работаешь, себя не щадишь, и еще оскорбляют какими-то
словами...

- А что ж я тебе такого особенного сказал? - смущается и начальник. -
Что обидного-то? Это по-французски, если хочешь знать, означает
всего-навсего очень нервный, невыдержанный, пугливый. Ну, ты такой и есть.
Ты же сам говоришь, что опасаешься. Вот я и пошутил, что ты, выходит,
пессимист...

- Хорошенькие шутки! Ведь тут же действительно даже в дневное время
народ режут. Что я, не знаю, что тут будет, если я один останусь?..

- Да ты не бойся, не робей! - успокаивает механика уже подоспевший сюда
старший милиционер Воробьев. - Ты же не один останешься. Я тоже тут
побуду, пока под ваши сани подадут лошадей.

- А толк-то какой? - не успокаивается механик. - При вас находится
только вот этот револьвер - старинный смит-вессон. Вот если б при вас
пулемет находился, вот тогда бы я сказал: да, это есть представитель
власти. Есть чего бояться.

- Какой бы я ни был, но я с тобой побуду, - незлобиво обещает Воробьев.
И приседает на корточки у передка аэросаней, где механик все еще
откручивает гайку. - Дай-ка я этот болт зажму клещами. Может, она тогда
легче пойдет, эта гайка...

Венька Малышев, еще, кажется, совсем недавно, в Дударях, помогавший
механику налаживать эти аэросани, сейчас как будто и не интересуется вовсе
ни механиком, ни санями. Венька, наверно, и не слышит даже, о чем это
начальник снова разговаривает с механиком и на что опять обижается
механик. Венька ходит один невдалеке у кромки леса, утаптывая рыхлый снег,
покусывает соломинку и, похоже, о чем-то напряженно думает.

Мы ждем подле аэросаней Колю Соловьева и еще трех наших сотрудников,
которые ведут расследование в Мочаеве и Солотопах. Потом мы сядем на
подводы и поедем в Игренево, где начальник предполагает провести
оперативное совещание. А уж позднее, после совещания, двинемся обратно -
на Дудари.

13

Из Дударей мы выехали морозной зимой, а возвращались в ростепель, в
предвесеннюю распутицу, когда обыкновенные, деревенские сани-розвальни то
ровно повизгивают железными полозьями, вдавливая мокрый снег, то вдруг
заскрежещут-заскрежещут, наскочив на голый булыжник, вытаявший из-под
снега.

Всю жизнь - по сю пору - смена времен года наполняет меня не только
радостью, но и неясной тревогой по поводу каких-то неоконченных дел,
которые надо было закончить еще вчера, еще в начале зимы. И вот уже
наступает весна, вот уже завтра стает весь снег, проклюнутся набухшие
почки на деревьях, зазеленеет земля. А чего-то важного я так и не сделал:
не отослал деньги матери, не дочитал каких-то книг, не отдал в починку
сапоги, не осуществил серьезных замыслов.

Хотя ясных замыслов еще не было у меня в ранней юности. Из-за этого я и
сокрушался в ту пору. Мне казалось, что я живу как растет трава. Вокруг
меня люди совершают что-то продуманное заранее, добиваются чего-то изо
всех сил. А чего я добиваюсь?

Я вот даже в Воеводском углу ничего толкового не сделал. Даже не
попытался сделать. Я только ходил за Венькой, как свидетель или вроде его
охраны. Но он и без охраны бы обошелся.

Венька лежал рядом со мной в санях-розвальнях на соломе, прислонившись
головой к валенкам возницы, стоявшего на коленях в передке саней и
потряхивавшего вожжами над мохнатой лошаденкой.

Потом у возницы, должно быть, затекли ноги. Он сел на перекладину,
потревожив Веньку, и спросил:

- А закурить у вас, товарищи комиссары, не найдется?

- Не найдется, - сказал Венька.

- Плохо, - вздохнул возница. - Плохие вы, стало быть, комиссары, коли у
вас и табаку даже нету.

- А еще чего, ты считаешь, у нас нету? - улыбнулся Венька.

- А я больше с вас ничего не спрашиваю, - сказал возница. - Какое мое
дело с вас спрашивать? Велели мне вас отвезти в город, я отвожу. Говорят:
"Отвези комиссаров, кои тут жиганов искали". И другим мужикам дали такой
приказ - отвезти. А коли не было бы приказа, мы бы сейчас дрова возили. Но
наше дело такое - слушать, чего говорят. А вы что, жиганов-то разве не
нашли?

- Не нашли.

- Ну где ж их, однако, найдешь! Ведь они, поди-ка, в лесу. А в лес-то,
однако, и комиссарам страшно удаляться. Ладно еще, господь милостив, вас
самих не затронули. А то могли бы и вы жизни решиться. А жизнь-то, она,
поди-ка, каждому дорога. Особливо коли получаешь хорошее жалованье. И
паек. Казенные харчи, они скусные...

Возница явно смеялся над нами. Потом он стал рассказывать, как
зверствуют бандиты. И опять спросил:

- Значит, выходит, товарищи комиссары, вы, примерно, как на осмотр
ездили? На осмотр населения? А Воронцова, стало быть, самого Константина,
вам повидать не привелось?

- Не привелось, - сказал Венька.

- А ты сам-то, отец, видал ли Воронцова? - спросил я.

- Где же, в каком месте я его повидаю? - нахмурился возница. - Мне ведь
жалованье не выписывают, чтобы его ловить...

- Ты нашему жалованью не завидуй, - уже начал сердиться я. - И харчами
не кори. У вас в деревне харчей сейчас больше, чем в городе. Вы даже
снабжаете...

Я хотел сказать - бандитов. Но Венька взял меня за руку.

- Давай, отец, условимся вот как, - предложил Венька вознице. - Я
запишу твою фамилию и адрес, где ты живешь. Как поймаем Воронцова, я
напишу тебе открытку. Приезжай поглядеть на него...

- Надеетесь все-таки словить?

- А как же? Иначе, правда, не стоило бы возить нас в рабочее время.
Лучше уж возить, как ты говоришь, дрова...

Венька разговаривал с возницей весело, по-мальчишески боевито. Но когда
в Дударях мы пришли в баню и разделись, он словно постарел.

Повязка его так прилипла к незажившему плечу, что мы ее, даже намочив
горячей водой, с трудом отодрали. И плечо вспухло. А лицо у Веньки
сделалось черным.

Париться он не стал. Только слегка помылся, выстирал бинт, накинув на
спину полотенце, подождал в предбаннике, пока я попарюсь и перевяжу ему
плечо.

- Попарься за двоих, - пошутил он. - Жалко, пропадает такой мировой
пар.

Из бани мы пошли искать Полякова, чтобы сделать перевязку
по-настоящему. Но Полякова не было.

По дороге мы узнали, что сегодня городское комсомольское собрание и на
повестке дня очень важный вопрос.

- Пойдем на собрание, - предложил Венька. - А потом опять поищем
Полякова. Мне не хочется пропускать собрание. Интересно, ребят встретим...

- Вот видишь, не надо было тебе ездить сейчас в Воеводский угол, -