вытрясите из нее все, что возможно, но будьте с ней очень осторожны: если
она заметит, что из вашего перевоспитания ничего не получается, вторично она
уже не промахнется. Заигрывайте с немцами, пока у них не прошло
головокружение от успехов, но их тоже не следует недооценивать. Фашистская
исступленность огрубляет методы их работы, но не забывайте, что немецкая
государственная машина, на которую опираются нацисты, всегда работала
неплохо, а разведка стояла на большой высоте. Они вербуют вас, понимая, что
у разведчика, пойманного с поличным, нет другого способа сохранить себе
жизнь, как перевербоваться. Этим следует воспользоваться. Черт с ними,
соглашайтесь стать их сотрудником - репутация английских разведчиков не наша
забота! В конце концов они простят вам некоторую пассивность, немцам
выгоднее иметь в Риге демаскированного шпиона, нежели идти на риск получить
другого, неизвестного им резидента. Можно ведь не сомневаться, что в случае
ареста Блейка Интеллидженс сервис направит кого-нибудь в Прибалтику...
Пронин говорил со мной так спокойно, точно речь шла о самом
повседневном поручении, какое он бы мог дать своему сотруднику у себя дома в
доброе мирное время, и, хотя он неоднократно подчеркивал необходимость
соблюдать крайнюю осторожность, его деловой и уверенный тон действовал на
меня так, что я думал не столько об опасности поручения, сколько о
необходимости выполнить его во что бы то ни стало.
Позже, когда я познакомился с Иваном Николаевичем гораздо ближе, я
понял, что таким Пронин оставался всегда: он меньше всего думал о себе, весь
отдавался делу и своим отношением к нему как-то очень хорошо умел заражать
всех своих сотрудников.
- А теперь два слова о связи, - заключил Пронин. - Кажется, всех нас
осенила одна и та же идея. Она возникла у Железнова, встретила ответный
отклик у вас и нашла мое одобрение. Это идея устроить Железнова в качестве
вашего шофера...
Пронин не мог не заметить моего оживления, хотя я и старался быть
сдержанным, - уж очень было приятно сознавать, что возле меня будет
находиться верный товарищ, свой, близкий, родной человек.
- Это, конечно, сопряжено со значительным риском и для него и для вас,
но уж очень большие перспективы для его действий открывает положение вашего
шофера, - объяснил Пронин. - Дело в том, что одна из функций Железнова -
связь с латышскими партизанами, а шоферу Блейка, как вы понимаете,
необходимо бывать в самых различных местах. Поэтому мы пойдем на такой риск.
К вам явится сын небогатого русского фабриканта, бежавшего после Октябрьской
революции из Ленинграда в Эстонию. Типичный представитель второго поколения
русских эмигрантов, обнищавший неудачник, пробирающийся на запад, подальше
от большевиков. Документы у него будут в порядке. Виктор Петрович Чарушин.
Он явится к вам, и вы наймете его. Будет неплохо, если его заподозрят в том,
что он англичанин: Железнов говорит по-английски безукоризненно. Пусть
предполагают, что он тоже агент английской секретной службы. Этим, кстати,
будет объясняться и ваше расположение к нему. Ну а в случае, если
каким-нибудь образом Железнов провалится, вы сделаете большие глаза. Не
вздумайте в таком случае открыто взять его под защиту, наоборот, чтобы не
провалить себя, сразу же проявите беспокойство - не подослан ли он к вам;
заботу о Железнове возьмут на себя другие. Покуда Железнов будет возле вас,
связь будет поддерживаться через него. А в крайнем случае, если что
случится, то же место и тот же пароль. С хозяином лавки о делах ни слова. Вы
как-то встретились у него с господином Гашке, и тот обещал достать вам
какие-то пикантные французские книжки...
Пронин протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием, которое было
многозначительнее и красноречивее всяких слов.
- Все, - сказал он. - Желаю успеха. Поезжайте. Фельдфебелю Гашке тоже
пора в город.
Мы еще раз пожали друг другу руки, я сел в машину, и, как только
отъехал, девушка тотчас направилась к Пронину. Я кивнул ей, проезжая мимо,
но она мне не ответила.
Когда я подъехал к дому, я увидел в воротах Марту, и не успел я вылезти
из машины, как она подошла ко мне.
- Господин Берзинь, - торопливо сказала она, - уезжайте отсюда
поскорее. Вскоре после того как вы уехали, к нам явилось двое эсэсовцев. Они
спросили вас. Я сказала, что вы вернетесь нескоро. Они ответили, что будут
ждать вас, и сидят сейчас в гостиной. Уезжайте, прошу вас, пока не поздно. Я
думаю, они пришли за вами.
Глава IX. ПОД БЕЖЕВЫМ АБАЖУРОМ
Нелепо было убегать от эсэсовцев: Ригу я знал недостаточно хорошо да и
вообще почти никого не знал в городе, а тех немногих, кому я был известен,
только поставил бы под удар своим появлением; в постоянной охоте на людей,
проводимой нацистами в оккупированных местностях, редко кто мог уйти от этих
охотников за черепами; и, наконец, у меня не было твердой уверенности в том,
что эсэсовцы пришли за моей головой...
Меня заинтересовало, как Марта могла выйти из дома, если там сидели
эсэсовцы, и я спросил ее об этом.
- Они сидят в гостиной и курят сигареты, - объяснила Марта. - В кухню
они не заглядывали. Поэтому я решила выйти во двор и дождаться вас...
Марта знала, что я не господин Берзинь, и все-таки почему-то жалела
меня. Однако об этом некогда было раздумывать.
- Возвращайтесь к себе и не волнуйтесь, - сказал я Марте, - Не так
страшен черт, как его малюют.
Я вошел в парадный подъезд, поднялся по лестнице, отпер дверь своим
ключом и прямо прошел в гостиную.
- Хелло! - сказал я. - Здравствуйте, ребята!
Два молодых парня с отупевшими от своей работы лицами сидели в креслах
и попыхивали сигаретами. При виде меня они вскочили.
- Хайль! Хайлитль!
"Хайлитль" значило то же, что "хайль Гитлер", это была жаргонная
скороговорка.
Нет, не похоже было на то, что они готовились забрать меня в тюрьму.
- Очень хорошо, - сказал я. - Вы зашли отдохнуть или у вас есть ко мне
дела?
Один из них осклабился, другой остался серьезен.
- Господин Август Берзинь? - осведомился тот, который оставался
серьезным. - Нам приказано доставить вас в гестапо.
- Может быть, доедем в моей машине? - предложил я.
- Отлично, - согласился тот, который оставался серьезным, и царственным
жестом пригласил меня идти вперед: - Прошу!
Нет, так эсэсовцы не арестовывали...
Когда мы подъехали к гестапо, спесь сразу сползла с моих провожатых;
тот, что оставался серьезным, выскочил, козырнул и остался у машины, а тот,
который улыбался, повел меня к Эдингеру. Я опять очутился в знакомом уже мне
кабинете перед руководителем рижского гестапо.
- Садитесь, - предложил он и для внушительности на минуту задумался. -
Садитесь, капитан Блейк. У меня к вам два дела.
Увы, Эдингер придерживался не столь уже выгодной политики кнута и
пряника; если при первом свидании он манил меня пряником, на этот раз он
пытался меня припугнуть.
- Я хочу вас информировать. Получен приказ рейхслейтора Гиммлера, -
торжественно произнес он. - Всех иностранных офицеров я обязан интернировать
в лагеря особого назначения. Однако это относится только к офицерам,
захваченным в форме, с оружием в руках...
Он многозначительно посмотрел на меня своими бесцветными глазами.
- Это не относится к шпионам, скрывающимся среди мирного населения, -
принялся он перечислять. - Не относится к личностям, представляющим особую
опасность для государства. Не относится к лицам, злоумышляющим против фюрера
и германского народа. Не относится к задержанным, пытающимся бежать...
Его крашеные усики зашевелились, как у таракана. Он ничего не добавил,
но я отлично понял, что он хотел сказать. Я легко мог стать и скрывающимся
шпионом, и личностью, представляющей особую опасность, и лицом
злоумышляющим, и, наконец, меня просто могли пристрелить при попытке к
бегству.
Это-то я понял, но еще не вполне понимал, чего домогался Эдингер, а
ему, разумеется, что-то было от меня нужно.
- Вам не надо забывать, кому вы обязаны жизнью, - торжественно заявил
Эдингер. - Когда рука советского агента настигла вас в собственной вашей
квартире, мы сделали все, чтобы вырвать вас из объятий смерти.
Эта версия происшедших событий, придуманная, вероятно, Янковской, мало
соответствовала действительности, но мне следовало ее принять. Со всей
прямолинейностью и самоуверенностью, которые особенно сильно проявлялись у
немецких чиновников в ту пору, он не замедлил поставить передо мной
категорический вопрос:
- Вы умеете быть благодарным? Наш вы или не наш?
Теперь, после полученных мною указаний, я мог пренебречь тем, что может
подумать обергруппенфюрер Эдингер об английских офицерах, которых, по его
мнению, я представлял сейчас перед ним.
- Вы ставите меня в безвыходное положение, - ответил я с достаточной
долей высокопарности, которая, впрочем, не могла не импонировать такому
субъекту, как Эдингер. - Интересы Великобритании вынуждают меня разоружиться
и вручить вам свою шпагу.
- Хайль Гитлер! - в ответ на это крикнул Эдингер.
Я не знал, ждет ли он от меня подобного вопля, но промолчал, считая,
что английскому офицеру даже в таких обстоятельствах нельзя уподобляться
гитлеровскому штурмовику.
Афанасьев Роман
Марко Джон
Свержин Владимир
Каменистый Артем
Кервуд Оливер Дж.