проглядывали недовольство и раздражение, и, хотя она с жадностью
перечитывала строки со словами любви, тем не менее вынуждена была честно
признаться самой себе, что они больше похожи на постскриптум. Она
оправдывала это жарой, царившей в Нью-Йорке и Рединге, и жалела его, о чем
и писала в своих ответах. Всю ее первую поездку в Европу он был
единственным человеком, по ком она скучала, с кем ей хотелось делить
радость открытия новых стран. Она очень скучала по нему. А потом пришло
письмо, которое испортило ее путешествие или, по крайней мере, разделило
его на две части. Он исписал много страниц, но все это сводилось к тому,
что много времени спустя она признала справедливым: "По правде говоря, моя
дорогая, судьба свела нас вместе, и та же судьба разлучила вечером
накануне твоего отплытия. Этим людям предначертано было приехать и забрать
тебя у меня в тот вечер. Мне кажется, что, не будь их, ты бы применила на
практике ту теорию, о которой рассуждала во время нашего купания. Но они
приехали, правда? А поскольку так случилось, ты уехала, не применив своей
теории на практике, а я после этого осложнил возникшую между нами ситуацию
связью с другой девушкой. Поэтому, мне кажется, мы должны расстаться. Я
чувствую себя ужасно..."
другой ничего не меняет. Она любила его и не меньше его жалела о том, что
не провела с ним своего последнего вечера в Нью-Йорке. Если бы она могла с
ним поговорить! Но такой возможности не представлялось, а от писем и
телеграмм толку было мало. К концу того дня, когда пришло письмо, она
наконец уяснила себе, чем же оно так потрясло ее (что, однако, ничуть не
сделало ее менее несчастной): первую свою отставку она получила, насколько
понимала, из-за того, что мужчина пытался быть с нею честным. Она
сообразила это и впервые в жизни решила напиться. И в тот же вечер
напилась в компании красивого студента-еврея из Гарвардского университета,
которому суждено было сыграть в ее сексуальной жизни несколько
своеобразную роль. Он продемонстрировал ей все возможности парижских
развлечений, начиная от самых безыскусных и кончая "цирком". Все это
вспомнилось ей только на следующий день, когда к ней, мучающейся в
похмелье, пришли на память сцены, которые, она знала, ей присниться не
могли. Она тут же решила собраться и уехать домой, но Из Стэннард спасла
ее от безумия. Когда Либ Мак-Крири ушла за покупками, Из явилась к
Кэролайн и села на ее кровать.
понимаю. Я не была так пьяна, как ты. Я все помню. Все подробности. Но
Генри я не могу понять. Он ни разу до меня не дотронулся. Его интересовала
только моя реакция. Он не смотрел на них, он смотрел на меня. По-видимому,
получал удовольствие от того, какое впечатление производили на меня эти
люди. Пожалуй, не стоит больше общаться с ним и с его компанией. Он-то
хочет, чтобы мы снова пришли к ним.
мной? - спросила Кэролайн.
реакцией. Есть такие люди. Ты никогда себе ничего не позволяла, Кэлли?
взглянув на нас. Ей-богу.
что у Либ был роман, может, и не один. Значит, это касается только нас. Не
говори ничего Либ, а если Генри станет слишком настойчив, мы можем уехать
из Парижа. Дать аспирин или еще что-нибудь?
часть путешествия самое большее, чем она одаривала интересующихся ею
молодых людей, говорящих по-английски, это согласием потанцевать с ними, и
еще целый год страшный случай с Генри-Как-Его-Там и унизительный,
разочаровывающий опыт знакомства с Джо Монтгомери влияли на ее выбор
кавалеров: они должны быть людьми нравственными, лучше светловолосыми и ни
в коем случае не обладать эффектной или чрезмерно привлекательной
внешностью.
играть в бридж в женском клубе, а вечером развлекаться в смешанных клубах,
пройти курс стенографии и машинописи в гиббсвиллском Деловом колледже,
смутно надеясь, что на зиму, быть может, удастся уехать в Нью-Йорк, по
вторникам принимать участие в играх в гольф и обязательном после них
ленче, собирать пожертвования во время благотворительных базаров, быть
шофером у собственной матери, которая никак не могла научиться водить
машину с двигателем внутреннего сгорания, и, когда наступала ее очередь,
устраивать вечера. Она старалась держать свой вес в пределах 115 фунтов.
Коротко стриглась. Пила чуть больше, чем полагалось в обществе, и
научилась умеренно сквернословить. Она знала, что считается самой
привлекательной девицей с Лантененго-стрит. На танцах она не "шла
нарасхват", как это порой бывает со школьницами, но успехом она
пользовалась большим. С ней жаждали танцевать и совсем еще юные студенты,
и мужчины до сорока, а то и старше. Ей никогда не приходилось делать вид,
что она предпочитает посидеть с бокалом в руке, нежели танцевать. Другие
девицы относились к ней дружески, но "хорошим товарищем" не называли и не
слишком доверяли ей своих мужей и женихов. Собственно, ей-то они доверяли,
а вот на своих мужчин не очень полагались.
находится в несколько затруднительном положении. Чаще других она
встречалась с Джулианом Инглишем, Гарри Райли, Картером Дейвисом и с
молодым человеком из Скрантона по имени Росс Кэмпбелл. Джулиан Инглиш уже
превратился в привычку, и она подозревала, что он продолжает встречаться с
ней, потому что она никогда ничего не спрашивает про его полячку, которую
никто не видел, но все считали красавицей. Гарри Райли был внимательным и
не жалел денег. Он так сходил по ней с ума, что даже проявлял
самоотверженность. Картер Дейвис был уж чересчур ясен. Она не сомневалась,
что может сказать, через сколько лет он бросит пить и приставать к
молоденьким ирландкам на выходе из церкви после вечерней мессы,
остепенится и женится на девице с Лантененго-стрит. "Но не на мне, -
решила она. - Что это за муж, самая сильная страсть которого - бридж! И
спортивный клуб! И футбол! Боже!" Самым подходящим кандидатом в мужья был
Росс Кэмпбелл. Старше других, за исключением Райли, он выгодно отличался
от гиббсвиллских молодых людей: выпускник Гарвардского университета,
высокий, стройный, он, казалось, надел свежую сорочку - мягкую белоснежную
сорочку с пуговичками в уголках воротничка - лишь минуту назад, а костюм
не менял, по меньшей мере, года два. Он не был богат, но у него "водились
деньги". У него были крупные крепкие зубы, а обаяние его в значительной
степени проистекало из свойственной высоким людям обманчивой неуклюжести,
хорошо поставленного голоса и гарвардского акцента. Само собой разумеется,
как только он принялся ухаживать за Кэролайн, он вступил в члены их
загородного клуба, и именно в этот момент она впервые заметила, что он,
помимо всего прочего, еще и сноб. Он сказал ей, что намерен вступить в
клуб. "Я попрошу Уитни Хофмана выдвинуть мою кандидатуру. И думаю, будет
лучше, если он сам найдет второго рекомендателя. Я ведь больше никого
здесь не знаю". Он знал других не хуже Уита Хофмана, но Кэролайн понимала,
что только к Уиту Хофману он может позволить себе обратиться за
одолжением, ибо Уит был самым богатым из гиббсвиллских молодых людей да
еще с безупречной репутацией. Итак, кандидатура Росса была выдвинута
мистером Уитни Стоукс Хофманом и поддержана миссис Уитни Стоукс Хофман;
вступительный взнос - пятьдесят долларов, ежегодный взнос - двадцать пять
долларов. Затем она заметила, что он несколько скуповат. Перед тем как
подписать чек, он проверял принесенный ему официантом счет. И сам крутил
себе сигареты, что можно было объяснить как желанием курить определенный
сорт табака, так и желанием экономить деньги. А один раз, выиграв в бридж
несколько долларов, он положил их в карман, заметив: "Как раз покрывают
мои расходы на бензин и масло в этой поездке. Неплохо". Все это как-то не
вязалось с тем, что следовало ожидать от молодого человека, жизнь которого
посвящена "наведению порядка в семейном состоянии. Это моя обязанность.
Мама и таблицы умножения-то как следует не знает". Я была права, думала
Кэролайн, когда сообразила, что он не принадлежит к богачам из угольных
районов. Кое-что в нем ей импонировало: его манеры, стиль, умение войти в
дом с приятной улыбкой, которая в то же время говорила: "А что вы можете
мне предложить?" Ей нравилось, что он не лез к ней с поцелуями, и
нравилось так сильно, что она и не спешила выяснить, почему он так себя
ведет. А поскольку она не спешила удовлетворить свое любопытство, то
произошло нечто другое: она утратила к нему интерес. Наступил день, когда
ей уже не надо было больше откладывать выяснение причины его безразличия,
оно ее вполне удовлетворяло. Не состоялось никаких объяснений, потому что
она сразу дала ему понять, что произошло: ей все равно, приедет он или не
приедет в Гиббсвилл. Она ни о чем не жалела, хотя и видела, что ее
приятели - а не только приятельницы - стали присматриваться к ней с
боязнью и удивлением - ведь Росс Кэмпбелл так явно ею интересовался. Ей
было жаль своих приятельниц, которые уже мечтали познакомиться на ее
свадьбе с молодыми людьми из Нью-Йорка и Бостона, и она делала вид, что
жалеет и себя. Ведь порой он ей так нравился, что у нее появлялось желание
Шломо Вульф
Зыков Виталий
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Браун Дэн