интересно, как мои слова в письменном виде выглядят... Так, это вы очень
верно подметили насчет моих необоснованных претензий на дом... А я что? Я
ничего. Как суд решил, так и есть. Суд, он наш, народный. Хм, а какое
отношение к делу имеют мои слова о Панюшкине? Говорить-то я говорил, что
он меня в должности не поднимает, но это так, чтоб разговор както начать.
товарищ следователь? Послушайте, а, между нами, - под кого вы яму роете -
под Горецкого или Панюшкина? А? Стоп! Не надо отвечать.
Угадал? На это, товарищ следователь, отвечу вам так... Вы сюда приехали не
только задавать вопросы, но и отвечать на них. Мысль мою понимаете? Так
что, когда соберете все бумажки в свой портфелик, не забудьте рассказать,
что произошло в ту ночь.
карманам и, уже собравшись выйти, вдруг живо обернулся:
Распустил людей! А людей надо-во! - И Ягунов потряс тощим, жилистым
кулачком. И тут же, будто ненароком проболтался, сник, ткнул задом дверь,
поклонился уже в темноте коридора и скрылся.
Горецкому, а намекнул - пощупайте, дескать, его, не он ли столкнул
Большакова с обрыва.
Врачам люди признаются в самых дурных своих болезнях... И нам тоже... От
жены утаит, от детей, да что говорить-перед самим собой человек не всегда
откровенен в желаниях, страстях, завистях... А перед нами раскрывается.
Смотри, тот же Ягунов, может быть, сам того не желая, дал понять, что
никакой он не друг Горецкому, признался, что не прочь увидеть того за
решеткой. И я не думаю, что все это он сказал по простоте душевной. Нет,
он заранее все обдумал, прикинул, сопоставил, выпил для храбрости...
Будто только что на его глазах умер человек.
Шаповалов смиренно посмотрел на следователя, молчаливо признав, что в этом
разговоре он слабоват.
он сказал бы еще больше, ему есть что сказать- многое в Поселке не по нем.
А чем-то он мне понравился, не пойму только, чем именно... Когото он мне
здесь напоминает... О! Панюшкина! Да-да! Конечно, класс несопоставим,
однако есть у обоих этакая...
себя, то этот с отрицательным зарядом, он не защищает ни себя, ни
приятелей, он уничтожает. Человеческие отношения, теплоту, привязанность,
симпатию. Есть такая категория уничтожателей. Они чаще всего говорят
правду. Но их правда ядовита. Она никому не нужна, порядочные люди о ней
молчат. В жизни столько всякой правды, что самые черные дела можно
творить, не прибегая ко лжи, обману, подлогу. Одной правды достаточно.
есть отбросы той же пищи... Так вот, Ягунов питается отбросами. Ну да
ладно, послушай, Михаиле, как я понимаю, в магазине собирается публика
довольно своеобразная, а?
даже если она будет разбавлена водкой... Есть у нас человек десять -
пятнадцать, за которыми глаз да глаз нужен. Как что случится, почти все
они то свидетели, то участники. Ума не приложучто их все время в одно
место сводит? Выпить не все из них любят, и подраться не все горазды...
Есть, видно, какая-то сила, что людей с червоточинками вместе сводит, а,
Иван Иванович?
знаю-противно ему с алкашами, иногда так двинет... Сто метров по снегу
скользит.
выдержит. И не в трудностях беда, не в погоде. Оторванность-я так понимаю.
Та же Вера...
вокруг, и у всех глаз горит.
Пролив выходить и во льду могилу себе долбить. Все равно, говорит,
помирать. Как-то выходят ребята на смену, а он в ледяной могилке лежит,
глазами моргает, в небо смотрит. Вытащили дурашлепа.
как члены Комиссии во главе с Мезеновым, неуклюже переваливаясь в длинных
тулупах, выписанных на складе, направляются на Пролив, в столовую, в
мастерские, как они так же дружно идут в библиотеку, в красный уголок,
общежитие. А заметив, что все гуськом шагают в сторону конторы, к нему,
начинал волноваться, злился, ловя себя на том, что спешно убирает стол,
поправляет небогатые остатки волос, откашливается.
восторженному Тюляфтину, решительному Ливневу появиться в кабинете,
Панюшкин оживлялся, охотно рассказывал о Проливе, об Острове, о самом
себе, шутил, дерзил, не упускал случая поставить кого-нибудь на место и
этим как бы доказывал, что не юлит, не угодничает. Но не мог, не мог
заглушить в себе беспокойства. Иногда, замолкая на полуслове, задумываясь
о чем-то, он спохватывался, боясь, как бы эту мимолетную заминку не
приняли за старческую заторможенность, рассеянность. Объясняя способ
протаскивания трубопровода через Пролив в зимних условиях, он вдруг
замечал, что все не столько слушают, сколько наблюдают за ним. И Панюшкин
подтягивался, старался говорить легко, раскованно. Но сбивался и краснел,
когда замечал за собой эту фальшь.
справедливо. Но будет ли справедливое решение правильным? А что есть
мерило правильности и справедливости? Общая выгода? Нет.
отдельному человеку. А может, так и нужно? И судьба, жизнь, счастье одного
человека ничего не стоят по сравнению с выгодой многих? Сколько же человек
должны получить прибыль, доход, пользу, чтобы несправедливость по
отношению к одному была оправданной? Сто? Двести? Тысяча? А как будут
чувствовать себя люди, получившие выгоду за счет чьей-то жизни?
графиков повинны лишь стихийные бедствия, то Панюшкин может оставаться.
Но, спрашивает себя Комиссия, будет ли это лучшим решением для строики,
для самого старика? Будет ли это лучшим решением для страны и для того
множества людей, которые, собственно, и представляют собой народ?
справедливости по отношению к одному человеку, если решается вопрос:
сколько еще мерзнуть здесь сотне строителей, сколько еще ждать стране
прекрасной, островной, лучшей в мире нефти?
действительно, не столько слушали начальника, сколько озадаченно
разглядывали его-как быть?
хочется, то среди мотивов не будет ни злобы, ни стремления угодить кому бы
то ни было.
не надеются, что я избавлю их от этой работы. Уж где-где, а здесь помощи
от меня они не дождутся. Прекрасно понимаю, что нелегко решать судьбу
человека, но и тому, чья голова на кону, тоже не до веселья.
Растрескавшиеся стены, подкопченные щели над дверцей печи, через которые
просачивался дымок, стол Панюшкина с остатками покрывавшего его когда-то
зеленого сукна - все было в таком противоречии с кабинетом Мезенова,
наполненным неуловимым запахом новых вещей, что секретарь, заметив, что
Папюшкин с улыбкой наблюдает за ним, вовсе смутился.
Народ сказал-я согласился.
предоставляется возможность оценить действительное положение вещей. Разве
нет?
поговорить просто так, ни о чем...
казались неестественно большими. Панюшкиы снова отметил нечто мальчишеское
в облике секретаря. Тонкая шея с ямкой у затылка, неокрепший голосок,
мечущиеся во время разговора ладошки - они будто никак не могли найти себе
места. "Беспризорные ладошки", - подумал Панюшкин, сцепляя пальцы и