Чтение 23–й страницы книги ~Северная Пальмира~

Всадник зашатался.

- Опять? - прошептал он окровавленными губами, склоняясь в седле и налегая на пронзивший его меч так, что клинок вошел по самую рукоять. - Не выйдет! Теперь я сам.

Он усмехнулся, продолжая смотреть в лицо Элию. Клодия подскочила следом и всадила свой меч Всеславу в грудь - прямо в сердце. Тело Всеслава раскрылось, будто раковина, а из нее явилось совершенно иное существо. Оно поднялось в воздух и медленно перепрыгнуло на спину выскочившего из зарева пожара белого жеребца. А раскроенное тело несколько секунд еще держалось в седле. В свете пожара почудилось Элию на лице умирающего Всеслава какое-то обиженно-изумленное выражение - будто юноша не понимал, что происходит, будто спрашивал своих убийц: "За что?"

А потом Всеслав зашатался и рухнул на землю.

- Неужто ты надеялся победить меня, Элий? - захохотал Сульде откуда-то сверху, с небес. - Неужели ты думал спеленать меня своими дурацкими обрядами, клятвами и прочей римской ерундой? Неужели ты не знаешь, что монголы не признают клятв, данных вашему племени? Ты слишком много воображаешь о себе, человечек. Уж не вообразил ли ты, что можешь встать стеной на пути у меня или Чингисхана? Готия, Киев, Новгород и твою промозглую Северную Пальмиру - все получит Ослепительный. Весь мир склонит голову перед ним, и это будет походить на Венерин спазм. Венерин спазм, от которого содрогнется мир.

Конь его несся по воздуху и забирал все выше и выше.

- Прощай, человечек! Наконец-то наш бой закончен. И я свободен! Свободен! - И он что-то швырнул с небес.

Что-то похожее на шар. Шар покатился по земле и замер у ног Элия. Это была женская голова с черными волосами.

- Гурбельджин-Гоа, - прошептал Элий.

Клодия склонилась над телом Всеслава.

- Скорее! - закричала она. - Вызовите "скорую"! Скорее! Он еще жив! Он дышит!

Жив? Невероятно. Но в сердце Элия шевельнулась надежда.

ГЛАВА VIII

Игры в Северной Пальмире

(продолжение)

"Всем римским гражданам не рекомендуется отправляться в эти дни в

империю Си-Ся".

"На военную базу Кизик и в Визатий посланы большие военные грузы. Рим

ведет переговоры с Вифинией о защите ее от вторжения варваров".

"Акта диурна", 7-й день до Ид мая1

Невероятно, но сердце Всеслава удалось заштопать. Израненное сердце вновь начало биться и гнать кровь по артериям и венам. Элий сидел у кровати и смотрел на опрокинутое лицо Всеслава с запавшими глазами, с заострившимся носом. Лицо мертвеца. Но только этот мертвец был настоящим Всеславом, а тот, прежний, которого он знал, - чудовищем, сотворенным Шидурху-хаганом. Война пожрала его душу.

Настоящий князь Всеслав, доброволец, отправившийся воевать с монголами на Калку, погиб во время взрыва на мосту. И Шидурху-хаган вселил дух Сульде в тело юноши и пленил. Тело мгновенно ожило. Но случилось так, что душа человека не успела покинуть тело - слишком быстро произошло воскрешение. И они очутились там оба - Всеслав и бог войны Сульде. Вернее, беспомощная человечья душа в когтях бога войны. Элий видел, что юноша испытывал непрерывную ужасную боль. Но что Элий мог поделать? Ведь освободить Всеслава - это означало освободить Сульде. Впрочем, Сульде в конце концов вырвался на свободу. Вырвался и вырвал душу Всеслава следом. Как он смог, как узнал способ освобождения? Неведомо. Да и неважно теперь.

Элий отдал бы сейчас свое проклятое бессмертие, чтобы душа этого парня вернулась в тело и Всеслав бы стал вновь настоящим Всеславом. Элий сказал бы ему: "Ты попал в плен Сульде. Тебя провели под ярмом, на шею надели ошейник. И тебе никто не сумел помочь. Но сейчас я отпускаю тебя. Ударяю символически медью по весам ростовщика. Иди куда хочешь. Ты свободен! И я свободен вместе с тобой".

На мгновение почудилось Элию, что больничная палата исчезла и они вновь сидят в таверне - Всеслав, Элий и Квинт в памятный вечер вступления в центурию гладиаторов. И Всеслав, живой и веселый, клянется в любви к Риму. И называет себя Филоромеем.

- Филоромей! - позвал негромко Элий и прислушался, будто надеялся, что душа Всеслава откликнется на лестное прозвище. Но никто не отозвался. Было лишь слышно негромкое попискивание приборов да вздыхала установка "сердце-легкие", заставлявшая биться сердце Всеслава.

Юный гладиатор хотел быть Элию другом. А Элий убивал его раз за разом. Элий даже не мог задать риторический вопрос: зачем? Потому что знал - зачем. А Всеслав - нет.

Квинт прав: вся беда тех, кто окружает Элия, в том, что они слабее него. Они смотрят на бывшего Цезаря и воображают, что так же сильны. Что смогут так же, как он, биться день за днем с тем, кто сильнее, кто беспощаден и жесток. Но они не выдерживают и гибнут. Он со своей силой виноват, что они погибают, а он остается жить. Теперь уже не на что надеяться. Совершенно не на что. Мозг Всеслава умер прежде чем его довезли до больницы. Душа Всеслава бродит где-то рядом. Но сам Всеслав не видит, не слышит, не страшится. А может, пойти и позвать, рвануться следом - Элий ведь знает дорогу. Крикнуть: вернись, Филоромей! Вернись, глупый мальчишка! Ведь мы друзья! Но некуда возвращаться. Мозг умер. И душе негде жить. Разве что стать лемуром и мучить своими бешеными упреками Элия и его домочадцев. Мгновениями Элию казалось, что он согласен и на это.

- Филоромей!

В этой жизни есть только один бог - Танат, Смерть. И этот бог всегда против человека. А человек зовет на помощь других богов - десятки, сотни. Но все они слабее Таната. Ни один не может его одолеть, все отступают и в конце концов оставляют человека одного слышать шум черных крыльев бога Смерти. Римляне верят, что честь-Гонор и слава-Глория могут отнять у смерти часть добычи. Но разве золото их венцов может заменить доброе слово и протянутую другом руку? Есть Элизий, есть новый круг воплощений. Но на этот новый круг ты ступишь в абсолютном одиночестве, помня лишь тоску предыдущей жизни.

Филоромей, друг мой, почему ты меня не слышишь?!

Жаль, что рядом нет Кассия Лентула. Элию вдруг стало казаться, что если бы рядом был Кассий, он бы мог спасти Всеслава. Но Кассий Лентул вернулся в Рим. Как ему теперь живется в Риме под властью Бенита? Впрочем, Кассий может жить тихо и порядочно всюду.

Если судить по сообщениям вестников, в Риме уже очень жарко. А здесь, в Северной Пальмире, цветут яблони. И в больничном саду они тоже цветут. Весь сад будто обрызган молоком. Странно смотреть - белые деревья, синее небо, радостное, будто только умытое. День теплый, даже жаркий по-летнему, если держать в уме не щедрое на жару северное лето. Элий вышел в сад. Старуха-уборщица вешала на веревку цветные вязаные половики.

- Я все тут прибрала, - сказала старуха, - помирать надо в чистоте.

Элий купил в обжорном ряду пирожки с птицей и маринованную корюшку. За корюшкой римские апиции нарочно слали негоциантов в этот северный край весною. В Вечном городе это было лакомство из лакомств. А здесь любой фабричный целый месяц мог пировать, будто римский патриций. На сдачу Элий взял у девчонки букет тюльпанов и пошел назад. Отворил дверь в палату. Квинт, сидевший у дверей, повернул обмотанную бинтами голову. Сам он лежал в другой палате, но несколько раз на дню непременно заходил к Всеславу. Элию казалось, что Квинт тоже надеется на чудо.

- Ну и как там на улице? Хорошо?

Элий не ответил, поставил цветы в воду. Пискляво пищал прибор, сообщая, что сердце Всеслава еще бьется. Но руки, выпростанные поверх зеленой простыни, были восковые.

- Напрасно только мучаем его, - сказал Квинт. - Вот и служитель Эскулапа, спроси у него, - Квинт повел глазами в сторону открываемой двери.

Элий обернулся. Но в палату вошел не медик. На пороге замер, странно оглядываясь, какой-то не знакомый Элию человек. Лицо его было загорелым до черноты - именно загорелым, а не смуглым от природы, потому что светлые прорези морщин рассекали кожу на лбу и щеках. Совершенно белая борода клочьями росла на подбородке. Сумасшедшие, какого-то невозможно зеленого оттенка глаза смотрели на Элия и как будто не видели, шарили по палате и вновь возвращались к Элию. Красно-рыжие волосы незнакомца торчали в разные стороны. Причем волосы обильно выпадали, и черная кожаная куртка была обсыпана остатками великолепной красной шевелюры.

- Привет, Элий, - сказал гость. - Я привез тебе подарок.

Элий вглядывался в незнакомца, и постепенно сквозь маску уличного дурачка проступили знакомые черты.

- Вер! - закричал Элий и кинулся обнимать старого друга. - Сколько лет мы с тобой не виделись?!

- Эй! Поосторожней! А то все кости сломаешь, - засмеялся гость. - И потом быть со мной рядом небезопасно. Чем-то я болен, а сам не знаю. Знаю только, что болезнь моя опасна для тех, кто близок ко мне. Так что я даже дышу через раз. - Он криво улыбнулся.

- Ты в самом деле ужасно выглядишь. - Элий наконец выпустил старого друга из объятий и с тревогой его оглядел. - Тебе надо обследоваться в больнице.

- Да, ужасно, - согласился Вер. - Хотя я и бог, но не знаю, что со мной. То есть еще вчера знал - догадался, а сегодня почему-то забыл. В таком виде меня, разумеется, не пустят на Олимп. - Вер принялся яростно тереть лоб. - Что же со мной такое?

- Ты снова облучился? - спросил Элий.

- Не без этого. Но мне кажется, что Z-лучи совсем не главное. Главное - другое. И я знал это вчера, но сегодня забыл... А миленько вы тут устроились, - проговорил Вер-Логос и плюхнулся на пустую койку. - "Здесь умер Сократ, умнейший из людей", - прочел приколотую к изголовью записку. - Надо же. А я думал, что Сократ умер более тысячи шестисот лет назад в Афинах. Сколько же годков этой больнице? Выглядит как новая. И ведь это не Афины?

- Не Афины, - подтвердил Элий. - Это Северная Пальмира.

- А я уж решил, что попал в Афины. Что ты думаешь о смерти Сократа, Элий?

- "Сократа убили... своего рода паразиты"...1

- М-да... Паразиты... - Вер принялся отчаянно скрести шею. - Надо попросить бальнеатора, чтобы хорошенько намылил мне спину, когда я отправлюсь в термы. Скажите, друзья, какие термы в Северной Пальмире лучшие?

- Все термы сегодня закрыты, - сказал Элий.

Прибор, пищавший до этого монотонно, вдруг ошалел и принялся визжать и всхлипывать, будто звал на помощь. Вер вскинул голову, поглядел на экран и успокаивающе махнул рукой.

- Не бойтесь. Это он из-за меня с ума сходит. Тут удивляться не стоит. Я другому дивлюсь, - без всякого перехода Вер принялся болтать по-словенски, причем без всякого акцента. - Как это ты, Элий, опять умудрился в такой заварухе уцелеть?

- Кто это? - спросил Квинт и затрясся. Потянулся к чаше с водой на столике, но не сумел дотянуться и едва не уронил. - Зачем он пришел?

Элий ответ уже знал, но не торопился сообщать - слушал.

- Да, уцелел... - продолжал разглагольствовать Вер, - а вот уцелел я сам или нет - еще вопрос. И уцелеет этот мир или нет - тоже вопрос. Вот скажи мне, как ты думаешь, Элий, может этот мир уцелеть или нет? Есть у него шанс?

- Юний, где Трион? - спросил Элий, решив, что наслушался уже достаточно.

- В коридоре. Я его там прислонил.

Элий вышел из палаты. Возле двери, спеленатый веревками так, что не мог и пальцем пошевелить, стоял прислоненный к стене физик. В своем коконе он напоминал мумию египетского фараона, извлеченную грабителем из саркофага и брошенную за ненадобностью. Рот Триона был заткнут какой-то грязной тряпицей.

- Его игрушку я разобрал! - самодовольно сообщил Вер-Логос, повышая голос так, что Элий мог слышать его в коридоре. - Люди его посопротивлялись маленько. Но я приструнил. Негоже, говорю, самому Логосу противиться, граждане ученые и неученые нукеры. Коли бог Логос сказал - значит, хватит вашими шуточками забавляться, значит, все. Конец. Закрывай двери, опечатывай - и все секвестору на хранение.

Элий ухватил кокон за одну из веревок и заволок Триона в палату. Выдернул изо рта обслюнявленную грязную тряпку. Потом размотал часть бинтов, чтобы освободить шею и плечи пленника. Долго вглядывался в лицо маленького человечка с умными черными глазами.

- Как ты думаешь, что я с тобой сделаю? - спросил Элий.

Голос его был необычайно спокоен.

- Ничего. Что ты можешь со мной сделать? - ответил Трион, сплевывая комья оставшихся у него во рту обрывков. - Дай попить.

- Я отдам тебя под суд, - пообещал Элий, - и тебя приговорят к смерти. За измену Риму. За то, что по твоей вине погибли три римских легиона. За то, что ты делал для Чингисхана новую бомбу.

Трион презрительно фыркнул.

- Не пойдет, - сказал Квинт. - Под суд его отдавать нельзя. Бенит тут же потребует его выдачи. И Гай Аврелий выдаст. Да и кто угодно выдаст - потому как Трион совершил преступление против Империи. А Бенит, едва получит Триона, тут же его освободит и потребует сделать бомбу для него, Бенита. Он за эту бомбу все что угодно отдаст. Хоть десять легионов. И десять миллионов сестерциев в придачу.

Трион резко повернулся - разумеется, насколько ему позволял кокон, - и поглядел на Квинта.

- Ты кто?

- Тень Элия, - отвечал тот. - Можешь называть меня Квинтом.

- Он прав, - сказал Элий. - Юний Вер, почему ты его не убил?

- Я им восхищаюсь. Он удивительный экземпляр. Я все ломаю голову и не могу понять - как он мыслит. Сам Сократ бы не понял, хотя он и мудрейший из людей. Даже если бы он в самом деле прожил лишние тысячу шестьсот лет, все равно бы не понял. Это такая головоломка, которая даже мне не под силу. Я - Логос, бог, но не могу понять человека. Человека, который мою бессмертную "Нереиду" в черные тряпки под ногами превратил. Невероятная метаморфоза. Я теперь понял: самое замечательное в нашем мире - это метаморфозы. То, что постоянно, то неинтересно. А метаморфозы - это замечательно. Это как полет. Люди наконец полетели - это метаморфоза. А ты, Элий, способен на метаморфозу, как ты думаешь?

- Думаю, что да.

- Он сошел с ума или притворяется? - шепотом спросил Квинт у Элия.

- Я играю роль, - тут же отозвался Логос. - Но не могу из нее выйти, вот в чем штука. Вот и бегаю по просцениуму туда-сюда, туда-сюда, жду, когда появится бог из машины и все разрешит. Ах да, ведь я и есть бог. И я появился... Но ничего не разрешил. - Он выдернул из головы клочок красно-рыжих волос. - Интересно, те волосы, что вырастут, будут такого же отвратительного цвета?

- Он правда хотел собрать новую бомбу? - спросил Элий.

- Чего там хотеть? Он ее сделал. Почти. Куда мощнее, чем та, что взорвалась в Нисибисе. Он ее собирался доставить в империю Си-Ся. Страна совсем невеликая. Но Чингисхан эту страну ненавидит. За дерзость. А говорит, что за предательство. Смелость - она всегда предательство по отношению к тирану. Как же он называется, этот город? Позабыл... Но я заряд вытащил и спрятал. А железяка монголам досталась. Но это ерунда, потому что все ученые Триона могут говорить только "гу-гу" и писать в кровать. Через годик Фарин раскроет им уста и поможет издать первые звуки, а Фабулин вновь научит словам, а Локуций - целым предложениям, а Нумерия поможет вновь научиться считать. Но бомбу они не создадут, ибо никто из богов не поможет им в этом.

- Трион, тебя будут судить здесь и сейчас, - сказал Элий.

Трион хмыкнул, уверенный в своей защищенности. Ему наконец удалось высвободить из полуразмотанного кокона руки, и он отер влажное лицо краем простыни с пустовавшей кровати.

- Не получится. Ты не судья. Ты даже не римский гражданин.

- Квинт будет судьей. У него есть гражданство. Элий Цезарь когда-то сделал все, чтобы ты избежал суда, академик Трион. Гай Перегрин предает тебя ныне суду.

У Триона задергалась щека. Физик хотел сказать что-то. Но слова застряли в горле.

- Ты нарушаешь процедуру. Обвинитель должен подать жалобу, - заявил Трион.

- Твои обвинители - те легионеры, что сгорели в ядерном пламени под стенами Нисибиса. - Квинт в ярости ткнул кулаком в подушку так, что перья полетели. - Умершие в клинике Нормы Галликан в нестерпимых мучениях.

- Ему нужен защитник, - сказал Элий, не обращая внимания на протесты Триона. - Вер, защищай его.

- Я? С охотою. Моя речь будет эффектной и краткой. Я утверждаю, что человеческий разум может любую вышину покорить. И вот Трион покорил вершину. Но это не человеческая вершина. Эта вершина сродни Олимпу. И он, человек, на нее поднялся.

- Неплохо! - кивнул Трион. - Совсем неплохо.

- Но пока он добирался до сути вещей, луща природу, как орех, душа его опускалась в Тартар, на самое дно. И он повис отравленной нитью между Олимпом и Тартаром. Он сделал бомбу. Он ее взорвал. Он не испугался того, что сделал. Это непостижимо. Это такая глубина, в которую и заглянуть невозможно. Боги разграничили строго - божественное и человечье. Он нарушил все запреты, он посягнул на то, что принадлежало богам.

- Разве это речь защитника? - возмутился Трион.

- Тебе дается последнее слово, - сказал Элий.

- Я хотел служить Риму, - сказал Трион. - Я делал бомбу для Рима... - Он запнулся. - Да, я сделал бомбу, но никто не оценил ни моего ума, ни моей энергии. - Трион возвысил голос. - Меня осудили, меня растоптали. Да! Я не собирался хоронить свой талант. Если я мог это сделать, значит, должен был сделать. Почему этот толстый старик с огромным животом и седыми волосами не покарал меня, если я нарушил запрет богов, а?! Что ж он медлил со своим перуном? Ведь боги знают все на свете и могут тоже все!.. - Трион замолк - крик застрял в горле. Потому что мысль, поразившая его, была подобна удару молнии царя богов. Почему он, Трион, представляет Юпитера толстым стариком, ведь статуи изображают красавца-атлета с золотыми волосами в расцвете лет? Откуда этот жирный живот, эти седые кудри? Почему мысленно он видит Юпитера стариком? - Неужели боги стареют? - прошептал Трион.

- Прекрасная речь, - сказал Квинт. - Суд приговаривает тебя к смерти, Гай Трион.

- Глупая шутка, - клацнул зубами ученый. Его стало знобить - у него был жар.

- Я бы мог вздохнуть и не выдохнуть, - сказал Логос, - выпить его память, и он бы сделался как ребенок. Но мозг его так могуч, что, боюсь, восстановится вновь. Ему не нужны ни Фарин, ни Фабулин, ни Нумерия, и даже Минерва ему не нужна. Он сам научится всему. Это страшно. Но лишь отчасти. Страшнее другое - ему плевать на Помону и Флору, на Меллону и Палес, и даже на богиню Луцину ему плевать. Так что я не могу выпить его память, не могу ослабить его мозг. Он сильнее меня. Потому что он не признает бога Термина1 и легко переступает любые границы.

- Вывезем его подальше за город и казним где-нибудь в болотах, - сказал Квинт. - А труп закопаем.

Элий взял Вера за руку и подвел к кровати, на которой лежал Всеслав. Казалось, страсти, которые бушевали в палате, могли разбудить и мертвого. Но юного гладиатора не разбудили. Он был так же неподвижен и равнодушен ко всему.

- Ты бы мог сделать что-нибудь для этого парня? Пока его сердце бьется.

Логос наклонился, коснулся губами лба раненого.

- Я попробую. Нить его жизни не порвана. И это удивительно. Но должен предупредить: он очнется ребенком. Ребенком, который ничего не помнит о прошлой жизни.

- Пусть, - прошептал Элий и стиснул зубы.

- Послушай, Элий, ты что, забыл, что этот парень натворил в Пальмире? Его отдадут под суд! - шепнул Квинт.

- Я спасу его. Он не виноват. Сульде виноват. Шидурху виноват. Я, в конце концов. А он - нет. Возвращай его, Вер!

Элий стиснул кулаки. Он вновь был готов драться. За этого юношу - со всем миром. Как прежде сражался за Рим в одиночку с самим богом войны.

Логос посмотрел на старого друга, потом коснулся губ раненого, глубоко вдохнул, будто забирал всю жизнь Всеслава без остатка. Установка "сердце-легкие" замерла. Приборы запищали, сообщая, что сердце Всеслава остановилось. На экране вместо синусоид возникла ровная зеленая полоса. Логос выдохнул. Он вдыхал жизнь назад. Но приборы молчали. Все как завороженные смотрели на ровную зеленую полосу.

- Его душа почему-то не хочет возвращаться, - прошептал Логос.

- Филоромей! - крикнул Элий. Он был уверен, что душа Всеслава его слышит. Он схватил умирающего за руку и рванул, будто утопленника тащил из воды.

Логос отрицательно покачал головой:

- Он уходит. Он сказал: "Так лучше". Оставь его...

Элий отпустил руку Всеслава, и она упала плетью.

И Квинт несколько раз кивнул, утверждая принятое решение.

III

Они ехали на старой "триреме" по лесной дороге. Мелькали березы в прозрачных зеленых нарядах ранней весны. Мелькали темные строгие ели. Вовсю цвела Перунова лоза, осыпанная пухлыми зелеными сережками. Они ехали долго и заплутали. Дорога все понижалась, то и дело колеса машины поднимали фонтан брызг. А потом уже не дорога, а тропка вывела их к болоту и исчезла. Все вышли из машины. Вокруг стеной стоял лес. Перед ними простиралась залитая водой низина с низкорослыми карликовыми деревцами - будто игрушечные столетние сосенки торчали из черной воды. Элий прошелся по краю болотины. Под кальцеями чавкала вода. Сквозь черные прошлогодние листья пробивалась молодая трава. Мир жил. Соки в нем так и бурлили. Птицы распевали на разные голоса, перебивая друг друга.

- Значит, здесь, - сказал Элий.

- Прекратите! Это же убийство! - Трион недоуменно переводил взгляд с одного на другого. Он не верил, не мог поверить до конца.

Пленника, уже полностью освобожденного от кокона, Квинт и Логос вытащили из машины и поставили на плоский камень.

Элий вытащил из кобуры "брут" и приставил к виску Триона.

- Богу Термину не приносят кровавых жертв, - сказал Квинт.

- Я приношу его в жертву Танату, - сказал Элий.

- Нет! - прохрипел Трион.

- Почему нет? Ты всегда говорил только "да".

- Нет...

- Ты хочешь жить? - Трион не ответил. - Он хочет жить. Те, другие, тоже хотели.

- Элий, стреляй же скорее! - крикнул Квинт.

Трион зажмурился.

Элий нажал на спусковой крючок, но послышался лишь сухой щелчок.

- Стреляй! - вновь закричал Квинт.

- Не надо, - сказал Логос. - Это ни к чему. Он уже умер. Ты только что убил его, Элий. Дух его умер... А тело... Оно может нам еще пригодиться.

Подойдя, Логос что-то сказала Элию, какое-то одно слово. Но какое - никто не расслышал. Квинт бы мог различить по губам, но Логос намеренно встал к нему спиной. Элий опустил руку с пистолетом и внимательно посмотрел на Триона. И этот взгляд самому Триону очень не понравился.

- Поехали назад, - сказал Элий. - Казнь откладывается.

Трион не поверил в удачу. Неужели? Он хихикнул. Попытался принять серьезный вид. Вновь хихикнул. Потом начал хохотать непрерывно. Логос схватил его за шиворот и втолкнул в авто. Трион смеялся и плакал, думая, что он остался жить. На самом деле он уже был мертв.

Элий ожидал, что посол от Бенита рано или поздно появится. И посол появился. Чернокудрого красавца с черной повязкой на глазах ввела в его таблин молодая особа, которая показалась Элию смутно знакомой. Бывший Цезарь когда-то видел ее, но где и когда - забыл. А вот посол был Элию хорошо знаком. Знаком, да. Но увидеть его в качестве Бенитова посланца Элий никак не ожидал. Не мог представить. Кого угодно ждал - Аспера, Блеза, Луция Галла - но не бывшего гения Империи.

- Гимп! - прошептал Элий, поднимаясь посланцу навстречу.

- Я, Элий, я. Не сомневайся. Видишь ли, я опять ослеп.

- Ну что ж, еще один слепец в истории. Гомер. Аппий Клавдий. И теперь - Гимп.