Чтение 23–й страницы книги ~Цена империи~

Девятнадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города Могонтиака

Повелитель Великой Римской империи Марк Аврелий Александр Север "Великий Персидский" прибыл в лагерь западной армии вместе со своей матерыо-соправительницей Юлией Авитой Мамеей, официально титулуемой Августой и "Матерью Императора, Солдат, Сената и Страны". С ними пришел громадный обоз и два сирийских легиона, Шестой Железный и Шестнадцатый Флавиев Крепкий. Вместе с теми войсками, что уже собрались под Могонтиаком, получалась почти сорокатысячная армия. Такими силами можно было не только запугать, но и сокрушить межплеменной союз алеманнов. Так считал Черепанов, чей легион (правда, без легата, который по общественным делам задержался в столице) также расположился у стен Могонтиака. Так считал префект Восьмого легиона Плавт. Так считал командующий западной армией Максимин.

Император считал иначе. Окинув ничего не выражающим взглядом наведенную понтонную переправу и занятый легионерами плацдарм по ту сторону реки, Александр Север в сопровождении когорты преторианцев вошел в Могонтиак и провел там ночь. Командующему Максимину, рассчитывавшему на немедленную аудиенцию, пришлось отказаться от надежды увидеть императора. Ему сообщили, что Август утомлен дорогой и видеть его не желает.

Прошло два дня. Император переселился из города в лагерь, устроенный сирийцами. Максимина он по-прежнему видеть не желал. Зато по построенному Фракийцем мосту на ту сторону переправился отряд в двести всадников. Отряд возглавлял недавно назначенный легатом консуляр Гай Пактумей Магн, дядюшка хорошо известного Черепанову латиклавия Одиннадцатого легиона Петрония Магна.

Два дня войско бездействовало в ожидании. На третий день Максимин возобновил обычные занятия. На пятый слухи о том, что консуляр Магн отправлен послом к алеманнскому царю, подтвердились полностью. Магн вернулся, и с ним явились представители алеманнского союза. Император, вот уже пять дней отказывавший в аудиенции своему командующему, принял их незамедлительно.

На следующий день послы отбыли. По слухам, мощь римской армии произвела на них впечатление. Но еще большее впечатление произвело золото, которое, как выяснилось, привез с собой император. Именно с его помощью потомок воинственного Септимия Севера собирался "воевать" с алеманнами.

Максимин не выходил из своей палатки. Он был в ярости. Войско волновалось. Черепановские легионеры не были исключением, но пока кое-как их удавалось удерживать в повиновении. Наконец, на седьмой день до императора дошло, что он играет с огнем. Ведь даже его сирийцам не нравилось, что римское золото утекает к варварам. Это было глупо: имея готовую к войне армию, откупаться от врага... Но Александр Север был верен себе. Чувствуя, чем может обернуться его политика, он решил откупиться и от собственных солдат: каждому легионеру было выплачена премия в размере трехмесячного жалования. Офицеры получили полугодовое.

- Он спятил! - сказал Сервий Феррат.

Они собрались в командирской палатке Гонория Плавта впятером: сам Аптус, Деменций Зима, Маний Митрил Скорпион, которого Максимин еще в январе поставил во главе Седьмого Клавдиева легиона, Сервий Феррат, фактически командовавший Первым Фракийским, и Черепанов. Пятеро старших офицеров, которым реально повиновались четыре "западных" легиона.

- Он - идиот! Они сожрали подачку, но пройдет максимум неделя - и все начнется сызнова!

- Точно так! - поддержал примипила Феррата Деменций Зима. - Кто-нибудь задумается, какой куш может отломиться алеманнам, скажет приятелю, тот - следующему... Недели не пройдет - и эта премия покажется им ничтожной.

Собравшиеся одобрительно закивали. Все они знали: в бездействующей армии слухи распространяются мгновенно и так же мгновенно обрастают фантастическими подробностями...

- Если армия собрана, она должна воевать! - изрек Феррат. - Чем он думает, этот мамочкин недоносок? И чем думает сама мамаша? Мои люди и так на пределе. Еще чуть-чуть - и они порвут обоих в куски. Вместе с сирийцами!

- Ну это вряд ли, - заметил рассудительный Маний Митрил. - Если твои взбунтуются, азиаты им накидают. Шестой Железный и Шестнадцатый Флавиев - отличные легионы. Сплошь ветераны парфянской войны...

- А я не уверен, - сказал Аптус. - Если Первый Фракийский поднимется, мои тоже встанут. И не факт, что сирийцы будут драться. Как ты верно заметил, Маний, они - ветераны парфянской войны, в которой наш маменькин сынок полностью опозорился! "Великий Персидский" ублюдок! - Го-норий сплюнул на земляной пол.

- Бунта допустить нельзя! - твердо произнес Маний Митрил. - Если качнется бунт, мы потеряем вожжи и вместо своих легионов получим неуправляемую толпу, с которой даже Максимин не совладает. И что тогда?

- Кстати! - вспомнил Зима. - А что наш Фракиец?

- Бесится, - ответил Феррат. - Заходил к нему сегодня - он меня чуть не пришиб. Что-то будет...

- Я вам скажу, что будет! - внезапно произнес Черепанов, который до этого не проронил ни слова. - Император у нас пацифист, но голова у него в норме.

Трое префектов и один примипил развернулись к нему с нескрываемым интересом.

- К чему ты клонишь, Череп? - спросил Плавт.

- Все к тому же. Вы недооцениваете противника.

- Алеманны... - начал было Феррат, но Геннадий прервал его:

- При чем тут алеманны! Я говорю о Мамее и ее сыне. В первую очередь о Мамее, которой хватило хитрости вывести своего сынка в Августы. Будем называть вещи своими именами: наши настоящие враги не варвары, а эти двое. Не варвары угрожают империи, а такие вот трусоватые политики на троне. Вы все родились римскими гражданами, и вам кажется, что все в империи - ваше, а все, что снаружи, - чужое. Но чужое есть не только снаружи, оно - и внутри. Это черви, которые подтачивают дерево. Я уже видел однажды, как падает такое дерево. Как рассыпается на куски государство, подточенное изнутри ничтожными правителями. Слабый император сейчас страшнее для Рима, чем персы, алеманны и все варвары, вместе взятые. Слабый император думает не о том, как победить врагов империи. Он думает о том, как удержать власть. И его враг - не алеманны. От алеманнов он откупится. Его враг - наш Фракиец!

- Что ты говоришь, Череп! - воскликнул Аптус - Максимин никогда не пойдет...

- Зато Мамея пойдет! - перебил друга Черепанов. - И ее сын! Я вам скажу, что будет. Александр не распускает армию, потому что рассчитывает припугнуть алеманнов и уменьшить сумму откупных. Еще я думаю, что он постарается натравить алеманнов на франков, но не думаю, что это у него получится. Но одно я могу предсказать точно, братья мои, - Черепанов поднял руку в традиционном митраистском жесте клятвы, - Фракийцу больше нами не командовать. Его уберут от границы. Направят куда-нибудь под Капую обучать новобранцев.

- Ты что-то знаешь? - спросил Маний Митрил.

- Да. В Сенате уже обсуждается кандидатура его преемника.

- Откуда сведения? - быстро спросил Аптус.

- От наместника Туллия...

- А-а-а... - презрительно протянул Гонорий.

- ...И консуляра Антонина Антония Гордиана. Я очень надеюсь, братья, что мои слова останутся внутри стен этой палатки. И их не услышит никто, кроме вас. Никто! - подчеркнул он.

- Ну ясное дело, - проворчал Феррат. - Максимин тебе голову оторвет за то, что якшаешься с сенатской сволочью.

- Как знать, - заметил Маний. - Геннадий ведь не ради карьеры с сенаторами общается. И не зря он своим внешним покровителем двуликого Януса избрал. Кстати, лев, коли уж речь о Янусе зашла... Люди видеть должны, что ты ему служишь. И иным богам тоже. Когда ты последний раз в храм заходил? Когда жертву приносил хоть Марсу, хоть Юпитеру?

- Делать мне больше нечего, как по храмам ходить, - буркнул Черепанов. - На нас с Деменцием целый легион висит...

- Деменций-то в храмы ходит, а ты нет, - строго произнес Скорпион. - Люди уж на тебя коситься начинают... Так недолго и догадаться, кому ты истинно служишь,..

"Да мне и Митра ваш - по барабану", - подумал Геннадий, а вслух сказал:

- Давай о богах сейчас не будем, Маний. Давай о деле. Думаешь, Фракиец мои контакты с сенаторами не одобрит?

- Да кто его знает, - проворчал Скорпион. - Фракиец не дурак. Знает, что ты ему верен. Но нынче подозрителен стал...

- Станешь подозрителен, когда тебя сместить хотят! - вступился за Максимина Аптус. - Скажи, Череп, а в преемники его кто метит, не знаешь?

- Мне говорили, самый вероятный - консуляр Магн.

Плавт издал такой звук, будто выпустил газы. Лица остальных вытянулись.

- Тогда нам конец, - выразил общее мнение Митрил.

- Что будем делать? - спросил Деменций Зима. Пятеро военачальников переглянулись.

- Сдается мне, мы думаем об одном и том же, - предположил Маний Митрил по прозвищу Скорпион.

Четверо остальных кивнули, подтверждая.

- У нас есть братья среди сирийцев? - спросил Черепанов.

- Наверняка, - уверенно ответил перс Маний Митрил, стоявший в митраистской иерархии ступенью выше остальных, львов.

- Может быть...

- Нет, - отрезал Митрил. - Это наше дело.

- Ты хочешь сделать это лично? - спросил Аптус.

Митрил покачал головой.

- Мы слишком известны, - сказал он. - Нужны исполнители.

- Я никому не стану поручать такое, - сразу отказался Феррат. - Все, кому я доверяю, присягали Августу, Лишить их покровительства богов... Такое надо делать самим. Или мы рискуем кончить, как кончил Макрин. Я согласен с Железным, - сказал Деменций Зима.

- Я бы взялся, - произнес Аптус. - Но у меня нет никого, кому я мог бы поручить такое. Разве вот Черепу...

Это была шутка, но Геннадий кивнул.

- Я возьмусь, - сказал он.

- Ты сам?! - воскликнули в один голос Зима и Плавт.

- Не лично. У меня есть люди, которым я могу это доверить и которые не испугаются богов империи. Но мне понадобится помощь...

- Все, что в наших силах, - сказал Митрил. - Говори, Геннадий.

- Позже, - покачал головой Черепанов. - Такое дело следует сначала обдумать. И подготовить как следует. К сожалению, у нас мало времени.

- Значит, не будем его терять, - произнес Маний Митрил. - До встречи, братья...

- Знаешь, что меня тревожит, Геннадий... - сказал Деменций Зима, когда они вместе возвращались в расположение своего легиона.

- Что?

- Максимин.

- Думаешь, он откажется?

- Нет. Я думаю, как бы наш Фракиец не стал еще более жестоким повелителем, чем Каракалл...

- М-м-м... Очень может быть, - пробормотал Черепанов, к этому времени достаточно изучивший римскую историю. - Но еще десяток лет правления такого императора, как Александр, - и эта провинция станет варварской. Разве у нас есть выбор?

- То-то и оно, - пробормотал префект. - И все-таки мне страшно. В жилах Александра хотя бы течет кровь великих Августов, а в жилах Максимина - кровь фракийского пастуха.

- Зато он сам поднялся на вершину, - заметил Черепанов.

- Сам. Но понравится ли гению Рима, если ему придется нашептывать в ухо безродного пастуха?

- Разве у него есть выбор? - усмехнулся Черепанов. - Не думаю, что он захочет остаться бездомным Гением Рима.

Соправительница Мамея принимала сына в своем шатре. Его собственный был, по мнению соправительницы, слишком убог. Ее же шатер был даже изнутри выстелен пурпурной тканью, под цвет императорским одеяниям сына. Но сама Августа была одета по-домашнему, в просторную тунику из далматского шелка******************.

- Мало разослать их по провинциям, - говорила сыну Мамея. - Это бунтари, вечные бунтари. Я хочу, чтобы ты распустил эти легионы. Распусти их - и пусть верные нам легаты сформируют их снова. Сделай это, пока боги к нам благосклонны, и прекрати транжирить золото. Я же говорила тебе: раздача ничего не даст.

- Они бы взбунтовались! - возразил ее сын. - Как это было в Месопотамии. Там их утихомирил Максимин. А сейчас?

- Тогда было другое. Ты помнишь, какие тогда были знамения? И гадатели в один голос пророчили беды. А сейчас? Даже твой любимый астролог Тразибул, который вечно предсказывает неведомые опасности, на этот раз высказался определенно.

- Ну да! - фыркнул император. - Нагадал мне смерть от меча!

- Вот именно! - воскликнула его мать. - Меч - символ войны, но ведь мы не собираемся воевать! Это твой Максимин, дай ему волю, тут же начал бы войну. А мы собираемся расформировать все эти проклятые легионы!

В голосе соправительницы прорезались визгливые нотки.

- Не кричи так, - поморщился ее сын. - Охрана услышит.

- Пускай слышит, - отмахнулась Мамея. - Все равно ничего не поймут. Эти здоровенные галлы-преторианцы даже латыни не знают!

Между собой мать и сын всегда говорили на том диалекте греческого, которым пользовались на их родном востоке, так что в ее словах был резон. Вот только из шести гвардейцев, охранявших в эту ночь шатер Мамеи, четверо были галлами, один - германцем из франков, а последний - как раз сирийцем, так что фраза о расформировании легионов была ему вполне понятна.

Глава третья,

В КОТОРОЙ ГРЯЗНЫМИ МЕТОДАМИ - ХИТРОСТЬЮ, ПОДЛОСТЬЮ И ОБМАНОМ (КАК ЭТО ОБЫЧНО И БЫВАЕТ) - ТВОРИТСЯ ИСТОРИЯ

Ночь с девятнадцатого на двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города Могонтиака. Лагерь Одиннадцатого легиона

- Вы вправе отказаться, - произнес Черепанов, - И сейчас я буду говорить не как ваш командир, а как... хм-м... ваш родич. Приказать не могу. Дело это крайне опасное. И тайное. Если об этом узнают, ни мне, ни вам головы не сносить.

- Говори прямо, примипил, нечего нас интриговать, - усмехнулся Скулди, - Чего надо?

- Прямо, говоришь? - Черепанов тоже усмехнулся, оглядел всех четверых - Агилмунда, Ахвизру, Скулди и его родича Берегеда, молодого, но крайне перспективного разведчика. - Можно и прямо: я хочу, чтобы вы тайно проникли в сирийский лагерь и убили императора Александра и его мать. Я достаточно прямо говорю, Скулди?

Герул-кентурион крякнул. У Берегеда даже глаза округлились. А вот готы никакого удивления не выказали. Нервы у них были из титановой проволоки.

- Действительно, рискованное дело, - сказал Ахвизра. Глаза его азартно блестели. - Многие здесь хотели бы смерти императору...

- Многие здесь кричали о том, что хотят другого императора, - уточнил Агилмунд. - Но никто не кричал, что хочет его убить.

- Агилмунд верно говорит, - присоединился Скулди. - Смерти хотят многие. Почему ты говоришь, что именно нам придется его убить?

- Почему он говорит это нам - как раз понятно, - вмешался быстро соображавший Ахвизра. - Потому что во всем легионе только мы способны это сделать! - В голосе гота прозвучало откровенное самодовольство. - Зачем это тебе, примипил? Тебя попросил Фракиец?

Черепанов покачал головой:

- Если бы Максимин решил убить императора, он сделал бы это собственноручно. Но он не станет. Вы не клялись в верности императору. Вы присягали только Орлу легиона. Я позаботился об этом. А Максимин клялся Августу в верности и останется верен клятве. Боги не любят тех, кто нарушает клятвы.

Трое варваров одобрительно кивнули, а Скулди, напротив, покачал головой:

- Ты но ответил мне, Гееннах.

Этим обращением он давал понять Черепанову, что говорит сейчас не как младший кентурион со старшим, а как родич. Что, собственно, и предлагал Черепанов.

- Зачем это мне... - медленно повторил Геннадий.

- И зачем это нам, - добавил практичный Агилмунд.

- Скажи мне, Агилмунд, ты хочешь воевать с алеманнами? - спросил Черепанов.

- Да. Война - это неплохо. Добыча, развлечение...

- Александр не будет воевать. Он даст алеманнам золото... которое могло бы достаться вам.

- ...и еще шестидесяти тысячам. Если его разделить на всех - совсем мало получится, - заметил Агилмунд. - Это общее дело. Зачем нам стараться для шестидесяти тысяч римлян? Чужаков...

- А для своего родича ты готов постараться? - прищурился Черепанов.

- Ты - хороший вождь, Гееннах, - сказал Агилмунд. - Но все-таки ты нам - не родич.

- А Аласейа?

- Аласейа - далеко...

- Да. Он далеко. И он, наверное, рассказывал тебе, что убил в Томах одного тюремщика?

- Не он, Луций рассказывал. Он слишком мягкий, мой родич Аласейа. Я бы за такое убил многих...

- Аласейа убил одного. Но в империи за такое убийство могут строго наказать. И здесь не принято платить виру за убийство. Здесь за такое убийство могут даже казнить. Поэтому я попросил Аласейю уехать, надеясь, что без него мне удастся договориться с судьями. Но судьи упрямы, а верховный судья, скорее всего, не станет на сторону Аласейи.

- Надо дать ему золота, - тут же сказал Агилмунд. - Кто он, верховный судья? Много он возьмет?

- Боюсь, что у всех нас не найдется достаточно золота, Агилмунд. Верховный судья здесь - император. И он очень не любит, когда убивают без суда и закона.

- Я так и думал, - заявил Скулди. - Скажи, Гееннах, если мы убьем Александра, кто тогда станет императором?

- Я сделаю все, чтобы императором стал Максимин.

- Ха! - воскликнул Ахвизра. - Вот этот не станет наказывать Аласейю. Он сам убивает без суда и закона!

- Август Максимин - это неплохо, - сказал Агилмунд. - Он храбр и любит драться. И воины его любят. Я думаю, если Александр умрет, Максимин станет императором. Но когда он станет императором, не захочет ли он наказать нас? За то, что мы убили императора.

- Он не должен узнать, кто это сделал, - сказал Черепанов. - Завтра Александра Севера и Мамею найдут мертвыми. И никто не узнает, кто их убил. Я сообщу вам все пароли и дам каждому доспехи преторианцев из сирийской когорты - десятников и субпрефекта. Никто не посмеет вас остановить. Даже если вам не удастся остаться совсем незамеченными, свидетели скажут: Августов убили сирийцы. А если вам не удастся...

- Удастся! - самоуверенно заявил Скулди. - Мы убьем их обоих. Но за смерть Мамеи ты должен нам заплатить. Аласейа сказал: все, кого мы убили, предстанут вместе с нами перед Вотаном, когда мы умрем, и в Валхалле мне придется повозиться, чтобы заставить ее себе прислуживать. Справлюсь, но это нелегкая работа. Поэтому в этом мире я должен получить за нее золотом.

- Получишь, - усмехнулся Черепанов. - Но отправить ее в Валхаллу вы должны сегодня. Согласны?

- Ну да, - за всех ответил Агилмунд. - Такие Дела лучше не откладывать.

- И золото лучше получить сегодня, - тут же добавил Скулди. - Сколько, Гееннах?

- Не беспокойся, герул, - сказал Черепанов, - В обиде не будешь.

Что Черепанову всегда нравилось в коршуновских головорезах - абсолютная уверенность в собственных силах. Вот он сейчас отправил их, четверых, на операцию, цель которой - завалить главу крупнейшего государства, находящегося в укрепленном охраняемом лагере двух преданных легионов, под личной охраной отлично подготовленной преторианской когорты... И ни один из них, даже педантичный Агилмунд, ни на миг не усомнился, что акция может окончиться провалом. А вот сам Черепанов такой абсолютной уверенности не испытывал. Ну да, Геннадий выдал им "облегченную" (без кирас, поножей и тому подобного железа) преторианскую форму, добытую, уж неизвестно как, Аптусом, и сообщил пароли, выведанные Манием Митрилом. Но то, что операция такого масштаба разрабатывалась неполные сутки и реализовывалась четверкой, в сущности, случайных людей, плохо укладывалось в черепановском сознании. Ведь противостоять четверке германцев будут не салабоны, а тоже крутые парни. Понимают ли они это? Вспомнилось, как они с Плавтом удрали от вандалов. Неужели бойцы рыжебородого рикса Дидогала были хуже готов? Вряд ли. Да и Аптус, конечно, лучший из лучших, но ведь и преторианская гвардия набирается тоже из лучших...

Словом, неспокойно было примипилу Геннадию. И на душе, и в мыслях. Провалится операция - беда. А зарежут коршуновские "спецназы" императора... тоже нехорошо как-то. Дело в том, что нравился Черепанову Марк Аврелий Александр Север, повелитель Великой Римской империи. По-человечески нравился. И как правитель - тоже: разумный... Одно его высказывание о том, что на государственные должности нужно ставить тех, кто избегает их, а не тех, кто их домогается, многого стоит††††††††††††††††††. Не кровожадный, простой в быту и в обращении (простой для императора, конечно), способный прислушиваться к чужому мнению... К сожалению, в первую очередь - к мнению своей мамаши, которая вертит сыном как хочет. Даже жену его, "собственноручно" выбранную, из Палатина изгнала, как только та начала кое-какое влияние на мужа приобретать‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡.

"Так надо, - убеждал себя Черепанов. - Если такова цена сохранения империи, значит, надо ее заплатить. Мягкий, терпеливый, уравновешенный, ценящий человеческую жизнь Александр ее погубит, а агрессивный, яростный, не терпящий возражений Максимин - спасет".

Впрочем, от Черепанова уже ничего не зависело. Справятся коршуновские варвары с задачей - быть Максимину императором. Не справятся... Все равно Александру императором не быть. Легионы - на грани бунта, внешние враги подступают, народ пищит от новых налогов... Александр добр, но империю не сохранит. Максимин свиреп, но, черт возьми, страж границ и должен быть свирепым!

Эта мысль напомнила Черепанову о другом "страже", о его "внешнем покровителе" боге Янусе§§§§§§§§§§§§§§§§§§.

И слова Скорпиона о том, что Геннадию следует более демонстративно почитать своего бога.

Повинуясь скорее импульсу, чем разуму, Геннадий отправился к легионному татуировщику, разбудил его и потребовал начертать на своем правом запястье "ССС", а на левом - "LXV"*******************. Что и было сделано,

Выйдя от татуировщика, Черепанов снял с пальца золотой перстень с изображением Александра Севера, подаренный ему самим императором в знак особого доверия, размахнулся и зашвырнул его в темноту.

Ночь с девятнадцатого на двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима.

Окрестности города Могонтиака. Лагерь Шестого и Шестнадцатого легионов

- Проклятье... - прошептал Ахвизра, опуская нож. - Он же мертвый.

- И второй - тоже, - шепнул Агилмунд. Сирийский лагерь спал. Кроме охраны, у ворот которой было достаточно пароля и формы преторианцев, чтобы пропустить "диверсантов" в расположение легиона, часовых - в положенных местах, охранявших конкретные объекты, и настоящих преторианцев императора, коим тоже полагалось охранять конкретный объект - своего императора. Но это только издали казалось, что охрана у палатки

Августа начеку и в боеготовности. На самом деле охранники-преторианцы были мертвы. Убийцы так искусно привязали их к воткнутым в почву копьям, что даже Ахвизра едва не обманулся и сообразил недоброе, только учуяв нехороший запах. Знай Ахвизра, что охранять палатку должны не двое, а шестеро и у входа в нее должен гореть костер, он насторожился бы значительно раньше.

- Оба готовы, - резюмировал Скулди. - Задушены. Ахвизра, глянь внутри.

Гревтунг нырнул под полог, а трое остальных тем временем настороженно всматривались и вслушивались. Но огромный лагерь безмолвствовал. Вернее, издавал лишь естественные для многотысячного скопления спящих людей звуки.

Ахвизра вынырнул наружу, обтер краем полога руки и небольшую статуэтку размером с ладонь, которую заткнул за пояс.

- Мертв, - сказал он. - Нас опередили.

- Он точно убит? - спросил дотошный Агилмунд.

- Горло перерезано, я щупал, - аж до позвоночника.

- Уходим? - спросил племянник Скулди Берегед.

- Надо бы еще туда заглянуть. - Агилмунд кивнул в направлении обиталища Мамеи. Высокий шатер (а не скромная армейская палатка, как у ее сына) конусом темнел рядом, шагах в двадцати.

Четверо варваров бесшумно пересекли разделенное тенями пространство... У шатра Мамеи охраны не было вовсе.

Ахвизра коснулся запястья Агилмунда, начертал пальцем знак: "Войти?"

Его друг покачал головой. И так все ясно.

- Уходим, - чуть слышно шепнул он, и четверка растворилась в темноте.