Чтение 23–й страницы книги ~Князь~

Еще минута - и он утратил бы к Артему интерес, но тут вмешался Сурсувул:

- Она хорошего рода. Ее отец - Рад из Скопле. Брат ее Момчил тебе меха и воск поставляет.

На сей раз на лице Петра ничего не отразилось, но Духарев увидел, как побелели пальцы кесаря, сжавшие посох.

- Рад из Скопле, - прошептал Петр.

И добавил по-гречески:

- Я полагал, он умер...

"Надо будет спросить у Артема, что он сказал", - подумал Духарев.

Внезапно кесарь улыбнулся довольно ненатурально, стянул с пальца перстень:

- Прими, юнак, - сказал он. - Я знал твоего деда.

Сурсувул взял перстень у кесаря, передал Артему.

- Живи вечно! - поблагодарил тот с низким поклоном.

Толпа придворных поддержала его заздравным хором.

На этом официальная часть закончилась, и публику пригласили перекусить. Кесарь на обеде отсутствовал, но это никого не огорчило. Скорее, наоборот.

Духарев занял почётное место пятью позициями ниже пустующего трона. Артем расположился справа от него, а слева Сергей придержал место для межицкой боярышни. Вообще-то тут должен был сидеть какой-то булгарский господарь, но Духарев взял его аккуратно за плечико и очень вежливо попросил уступить место даме. Господарь поглядел на кончик варяжского уса, покачивающийся на уровне его глаз, побледнел, вспотел, быстро закивал и исчез.

Кушали при царском дворе по-простому. Главным столовым прибором были руки и хорошо заточенные ножи. Духарев развлекал даму светской беседой, не забывая, впрочем, выхватывать с блюд лучшие куски, чему немало способствовала длина его рук. Краем глаза приглядывал за Артемом. Тот к красотке Людомиле оказался равнодушен. Может, она просто была не в его вкусе. К девушкам Духарев-младший относился довольно-таки прагматично: выбирал исключительно по внешности и, как правило, - на одну ночь. И не для разговоров. На этом пиру Артем предпочел в качестве собеседника средних лет болярина, черного, мохномордого, большого любителя соколиной охоты. В Киеве это развлечение как раз вошло в моду, и мохномордый оказался для Артема ценным источником информации. Через некоторое время к мх беседе присоединились еще несколько гостей, а на Сергея обращали все меньше и меньше внимания. Примелькался.

Сергей предоставил сыну развлекаться самостоятельно, а сам вплотную занялся белокурой соседкой. Их кубки то и дело звенели, соприкасаясь. Щеки Людомилы порозовели, глаза сияли... Духарев знал, что значит это сияние, понимал, что ведет себя неправильно: Людомила - не теремная девушка на одну ночь, не игрушка-наложница, а знатная боярышня... Но их обоих уже понесло, не остановить. Алые от вина губки притягивали Сергея с неодолимой силой. Он пил кубок за кубком, хмелея не от вина, а от близости этих сияющих глаз. Он забыл, что является послом великого князя, что от него сейчас зависят судьбы тысяч людей...

- ... А этот рог я хочу преподнести сыну нашего славного гостя воеводы Серегея болярину Артему! - пробился сквозь шум и опьянение зычный голос Сурсувула.

Духарев среагировал на знакомые имена, глянул на первого преславского болярина.

Тот держал в руке здоровенный бычий рог, литра на три, не меньше, и протягивал его Артему через стол.

Артем потянулся, но не достал. Стол был шириной метра четыре. Рог двинулся по кругу, из рук в руки, со всей торжественностью и почтением. Никто из гостей не был настолько пьян, чтобы приложиться к вину, чье назначение определил сам Сурсувул.

Духарев поглядел на сына. Артемка был весел и радостно тянулся к рогу.

"Эта доза его завалит", - подумал Духарев, потянулся и ловко перехватил рог. Почти что из руки сына вынул.

- После батьки! - строго сказал он и приложился.

Вино оказалось неожиданно сладким. Духарев влил в себя почти все. Когда он передавал рог сыну, там оставалось на донышке.

Артем не обиделся, допил, помахал рогом Сурсувулу. Тот показал пальцем на пустующий трон: дескать, не от себя дарю, от кесаря.

Духарев еще успел увидеть этот жест, и тут все вокруг поплыло и закружилось.

"Забористое винцо", - подумал Сергей, почувствовал какой-то странный холод внутри и провалился в тишину.

Глава седьмая,

в которой воевода Духарев едва не отправляется за Кромку

... Волосатые пальцы гендиректора нервно скребли стол.

"Что он так дергается? - подумал Духарев. - Решение утверждено, все бумаги подписаны. Теперь-то чего мандражироватъ? Разрулили бы по понятиям - сохранил бы кой-какой капиталец. Не захотел - сам виноват. Вот и сдал всё, кроме штиблет и костюмчика".

Словно угадав его мысли, гендиректор, нет, теперь уже бывший гендиректор, спрятал руки, сунув их под стол.

- Ну чё, Николаич, коньячку на посошок? - предложил Духарев.

Он был в отличном настроении.

- Не хочу я вашего коньяка! - взвизгнул бывший гендиректор.

- Дело твое, - Духарев с удовольствием потянулся. - А я - приму. Митька, налей моего фирменного, от лишнего веса! - велел он охраннику. Подмигнул бывшему гендиректору: - Знаешь анекдот, Николаич: "Боитесь потолстеть - выпейте коньяку. Коньяк снижает чувство страха".

И захохотал.

Его собеседник не засмеялся. Лицо его перекосилось.

- Гад ты, Сергей Иваныч!

- Расслабься, Лев Николаич! - Духарев не обиделся. Он никогда не обижался на побежденных. - Что ты рожу скорчил, будто хреном подавился. Сам виноват, что просрал холдинг. Нечего было в арбитраж соваться!

- Но я же прав! - закричал бывший гендиректор.

- Не-е, Николаич, прав ты только в одном, - назидательно произнес Духарев. - Что от коньяка отказался. Тебе теперь надо к водке "Кристалл" привыкать. Ты теперь...

Дальнейшее произошло быстро. В руке бывшего гендиректора появился маленький пистолетик.

- Не смей, придурок! - закричал Духарев, понимая, что не успеет даже выбраться из-за стола.

Охранник обернулся на крик... не раздумывая, метнул бутылку...

Бывший гендиректор пригнулся, бутылка разнесла напольную вазу, и тут гендиректор начал стрелять. Первый раз он промазал. Потом охранник прыгнул, заслоняя собой хозяина, принял на себя две пули, но четвертая и пятая Духарева достали. Одна прошила мякоть предплечья, вторая - серьезнее, вошла под левую ключицу. Шестого выстрела не последовало: в распахнувшуюся дверь влетел еще один охранник, снес стрелка массой, выкрутил руку, приплюснул к столешнице...

- По-любому тебе не жить, Дух! - прохрипел бывший гендиректор. - По-любому...

- Задавлю, сука! - Сергей Иванович начал подниматься... И тут левая рука его внезапно онемела, холод потек от нее под грудину, и свет начал гаснуть...

Духарев еще успел услышать сквозь вату чей-то крик, а затем погрузился в тишину и темноту.

Прикосновение было очень нежное, очень теплое, но как бы издалека. Ни рук, ни ног Сергей не чувствовал. Только шеей и спиной - мягкое, живое, дышащее... И тоже как будто издалека: сначала - непонятный, неразборчивый шепот, потом - тихое, тихое пение...

Так было здесь, а там - иначе.

Там он был распластан на столе, и железный насос гнал через его легкие холодный мертвый кислород, чужая кровь струилась по жилам, и чужие руки в мертвой резине ковырялись у него внутри, выковыривая из-под сердца крохотную, меньше фаланги мизинца, в который раз оплошавшую смерть.

Туда - не хотелось...

Духарев очнулся, с трудом разлепил глаза. В глазах плавала муть, но он все-таки разглядел рядом на подушке светлую женскую головку. А чуть позже ощутил легкую руку на груди и более тяжелую, приятно горячую ногу поперек живота.

Сотни раз Духарев просыпался именно так: рядом с женщиной, даже во сне не желавшей его отпускать. Но сейчас всё было неправильно. Никогда после ночи любви, даже после самой жестокой попойки, Сергей не чувствовал себя так хреново.

"Я же чуть не помер там, - вспомнил он свой сон. - В меня стреляли..."

Духарев хотел протереть глаза, шевельнул рукой... Но рука была - словно снулая рыба.

Сбоку раздался негромкий возглас. Духарев увидел лицо Артема.

- Батя! - проговорил сын с непривычной нежностью. - Батя! Слава Богу!

Женщина проснулась, убрала ногу с живота, привстала, приложила ладонь к его лбу...

- Ты...

Духарев хотел спросить: "Ты кто?", но тут сам вспомнил.

- Молчи... - сказала женщина, коснувшись рукой его губ. - Молчи, воевода...

- Сергей... Меня зовут Сергей... - прошептал он, с трудом шевеля пересохшим языком.

- Сергей. Молчи. - Влажная губка прижалась к губам.

- Дай ему сладкого молока, - сказал Артем. - Только немного. Я пойду, скажу всем, что батька очнулся.

- П-погоди... - прошептал Духарев.

- Молчи, батя, молчи! - Сын наклонился и тоже погладил его по щеке. - Ты не тревожься! Теперь всё будет хорошо!

Мягкая ладонь легла Духареву на затылок, приподняла голову. Внутри черепа толкнулась боль, но скоро ушла, словно втянулась в женскую ладошку. Край чаши коснулся губ. Теплая сладкая жидкость потекла в пересохшее горло... Через несколько мгновений глаза сами закрылись. Сергей уснул.

- В том вине был яд, - рассказывал Артем. - Я выпил совсем чуть, справился. Да и противоядие помогло. А ты был совсем плох. Захолодел весь. Грелки с горячим песком уже не помогали. Если бы не Людомила, ты бы, наверное, умер. Она два дня и три ночи лежала в твоей постели, согревала тебя, не давала уйти...

- Теперь по Правде ты должен взять ее в жены! - сказал Мыш.

Он улыбался, но Духарев видел: брат все еще тревожится. Не верит, что Сергей не уйдет за Кромку. Сам-то Духарев уже точно знал, что выкарабкался. К ногам вернулась чувствительность, руки окрепли достаточно, чтобы держать чашу с настоем, кусок льда в животе и груди растаял. Нутро, правда, болело, но это уже была нормальная, живая боль...

- Где она? - спросил Духарев.

- Уехала, - сказал Мышата. - Сразу, как только стало ясно, что ты выживешь. Не сердись на нее! Если Сурсувул узнает, что она все это время была с нами, худое может случиться.

- Надо было забрать ее с собой, - сказал Сергей.

- Мы ее звали, - сказал Мыш. - Она не захотела. Не беспокойся, я дал Пчелко довольно денег, чтобы они могли бежать, если возникнет нужда. У кесаря Петра в Булгарии мало по-настоящему верных людей. За золото можно купить всё: жизнь, свободу...

- Где мы сейчас? - спросил Духарев. - В Преславе?

- Шутишь? Оставаться в столице после того как Сурсувул пытался тебя отравить по поручению кесаря?

- Думаешь, это он? - усомнился Духарев. - Рог прошел через десяток рук. Любой мог сыпануть яд...

- Такова официальная версия, - по-ромейски произнес Мышата и усмехнулся. - Они даже отравителя нашли, какого-то болярина из Коровиц. Он уже признался. И причину указал: мол, брат его с хузарами торговал, а наш князь хузарского кесаря побил. Вот он за Йосыпа и обиделся.

- Бред какой-то...

- Вот-вот... А ты говоришь: остаться в Преславе.

- А где мы сейчас?

- В Скопле. Тут тебя тишком никто не зарежет. И дом никто не подожжет. Но сразу, как управишься, двинем домой. Я сам с вами пойду. А то с вами воев маловато: натравит на вас кесарь каких-нибудь степняков...

- А ты, значит, нас защитишь, брат Мышата? - теперь уже Духарев усмехнулся, представив, как тучный братец храбро разгоняет врагов, перед которыми оплошала Серегина личная дружина.

- Ты не скалься, воевода, не скалься! - произнес Мыш. - Меня все набольшие ханы по имени знают. Я их золото в товары обращаю. Вот тех же угров взять: я не только к дьюле Такшоню вхож, как ты, а со всеми ихними князьями, включая Геза, лично знаком. Ежели какой подханок мою кровь возьмет, большой хан ему голову открутит. А захочет если тот же Сурсувул на тебя тишком какого-нибудь болярина натравить, так я, считай, в Булгарии каждого заметного господаря по имени зову. А ты хоть и посол великого князя киевского, да кто его здесь знает?

- Скоро узнают! - посулил Духарев. - Очень скоро! А сейчас, Артем, бери стило и бумагу, будем кесарю Петру письмо писать.

- Эй! - воскликнул Мыш. - Полегче, брат! Может, лучше из Киева ему написать? Оскорбится кесарь - даже я не смогу тебя уберечь!

- А с чего ты взял, что я хочу его оскорбить? - спросил Духарев. - Нет, брат, я намерен написать кесарю, что зла на него не держу и повезу в Киев не обиду, а исключительно его дары и заверения в дружбе, кои он мне дал и на личной аудиенции, и на открытом приеме.

- Так ты ему спустишь, что он пытался тебя отравить? - возмутился Артем. - Я не буду...

- Будешь, сынок, - спокойно произнес Духарев. - Напишешь всё, что я скажу. И не спорь! А должок мы с него возьмем... В свое время.

"Сторицей возьмем, - добавил он мысленно. - Но сначала нам надо вернуться домой, и дядька твой, как всегда, прав: дружина у нас для настоящей войны маловата. А война будет, это я обещаю. Я помню, сынок, что чаша эта была не мне преподнесена, а тебе. Себя я еще мог бы им простить, но тебя - навряд ли. А еще мне очень хотелось бы узнать, за каким хреном понадобилось тебя травить, причем так грубо и поспешно? Возможно, ответ на этот вопрос знает дьюла Такшонь... Но вряд ли скажет. Ладно, выясним в свое время и это. Сам Сурсувул и поведает, когда мои варяги его железом припекут..."

На следующий день из Преславы прискакал гонец. Вернее, целая компания гонцов, причем не мелкой шушеры, а солидных знатных мужей.

Привезли виру - два фунта золотом. Пять гривен по киевскому счету. И личное письмо от кесаря Петра, написанное по-византийски, то бишь - по-гречески. С извинениями и сообщением, что виновный наказан со всей строгостью - четвертован. Делегацию сопровождала тысяча латных конников. Для солидности. И для того, чтобы показать послу булгарскую тяжелую кавалерию, экипированную на манер византийских катафрактов. А может, на тот случай, если посла не устроит размер виры...

Посланцев кесаря заверили, что посол обиды не держит, вира его вполне устраивает... Словом, мир, дружба, жвачка, как говаривали во времена духаревской юности.

Катафрактов Духарев тоже оценил по достоинству. Этих запросто стрелами не закидаешь. И союзники такие против ромеев были бы очень кстати. А вот законы здешние определенно следует переработать. Пять гривен за попытку отравления княжьего посла на царском пиру... Да в Киеве за простого тиуна и то большую виру дают...

Глава восьмая

Киев

- Повод? Не нужен мне никакой повод! - князь встал и прошелся по горнице.

За последний год он еще больше раздался в плечах, заматерел и отяжелел, но ступал мягко, беззвучно. Даже половицы под ним не скрипели.

- Он хотел тебя отравить, - сказал Святослав, останавливаясь напротив воеводы. - Одного этого достаточно, чтобы я превратил его в падаль!

- Мы не можем быть уверены, что это он, - возразил Духарев. - Кесарь лично принес мне извинения и выплатил виру.

- Он выплатил виру тебе, - холодно произнес князь. - К тому же такую виру, что за простого гридня мало будет. Но ты - мой посол! И мне он ничего не заплатил!

- Хочешь, чтобы я с тобой поделился? - осведомился Сергей.

Глаза великого князя сверкнули. Но ответил он не сразу. Прошелся еще раз, потом уселся в свое "княжье" кресло и только тогда произнес негромко и недобро:

- Не шути так, воевода. Не забывай, с кем говоришь.

Духарев не ответил. Он молча смотрел на князя. Кресло, в котором сидел Святослав, стояло на возвышении, поэтому лица их были вровень.

"Ничего удивительного, - подумал Духарев. - Когда у тебя столько власти, хочется быть не князем над вольной дружиной, а полновластным кесарем".

- Ты можешь приказать мне сражаться, княже, - спокойно сказал Сергей. - Но запретить мне шутить не можешь. Я - варяг, а не холоп. Я говорю, что хочу. Если тебя это оскорбляет, верни мне мою клятву, и мы расстанемся.

- К мэрам твою гордость! - проворчал Святослав.

Гнев его остыл. Духарев был ему нужен. Возможно, не только как воевода, но и как друг. Это ромейский император не может позволить себе иметь друзей - у него могут быть только подданные.

- К мэрам твою гордость! Говори, что хочешь, - разрешил Святослав. И тут же скорректировал: - ... Но только когда мы вдвоем! И оставь себе эту виру. Свою я возьму сам. - И уже другим тоном добавил: - Я смогу, как думаешь?

- Думаю, нет, - сказал Духарев.

- Почему? - нахмурился князь. - Кесарь Петр стар и слаб. Бояре его не любят. Мне говорили, едва мои лодьи появятся на Дунае, Булгария восстанет.

- Глупости! - возразил Сергей. - Те, кто действительно хотел восстать, уже осуществили свое желание. И Петр разделал их под орех. Да, в Булгарии им недовольны, потому что он выжимает из своих подданных всё, что может. Еще и от ромеев получает, вернее, получал изрядную дань. И тратит эти деньги на войско. Я видел его тяжелую конницу. Она производит сильное впечатление.

- Если Петр так силен, то почему пропустил через свои земли угров? - спросил Святослав.

- А почему бы ему их не пропустить? - усмехнулся Сергей. - Тотош отправился грабить. Не пропусти его Петр, он вполне мог бы обчистить окраины Булгарии. А так он выпотрошил ромейскую Фракию, да еще долю Петру отдал. Ромеи, конечно, остались недовольны, но это их проблемы. За своими перевалами Петр практически неуязвим.

- Но мы-то пойдем не через перевалы! - заявил Святослав. - Мы пойдем водой.

- Вот именно! Это значит, у нас почти не будет конницы.

- Как не будет? А угорская? Такшонь - наш союзник!

- Не совсем.

- То есть как не совсем? - возмутился Святослав. - Я женат на его дочери! Ты сам привез ее ко мне! Такшонь должен стать моим союзником! Его внук унаследует мою вотчину!

- Вот в этом дьюла и сомневается, - заметил Духарев.

- Почему? - нахмурился князь.

- Потому что ты, княже, - тут Духарев на всякий случай понизил голос, чтобы, не дай Бог, не услышали отроки по ту сторону дверей. - ... Твой первенец Владимир живет в твоем тереме и воспитывается наравне с внуками дьюлы.

- Он - мой сын, - возразил Святослав, тоже вполголоса. - И он растет настоящим воином. Не худшим, чем Ярополк и Олег!

- Вот этого-то дьюла и опасается.

- Чего он хочет? - напрямик спросил князь.

- Хочет, чтобы ты определил, кому из твоих сыновей где княжить.

- Что еще?

- Еще он опасается, что ты метишь в его наследники.

- Но его родной сын Тотош пока что жив!

- Вот именно, пока! Если Тотош пойдет с тобой - и не вернется...

- ... то я как муж дочери дьюлы наследую его земли. Так и будет, можешь не сомневаться! Это мое право, если Тотоша не станет.

- Вот именно. Ты заинтересован в том, чтобы Тотоша не стало.

- Ты думаешь, я убью брата своей жены, чтобы завладеть его землями? - воскликнул Святослав. - Что ты несешь, воевода?

- Так думает дьюла. Я как раз думаю иначе. Потому поклялся Такшоню, что сделаю все, чтобы Тотош остался жив. И я это сделаю, княже! Потому что Тотош - твой брат и мой друг. Потому что Такшонь - не великий князь мадьярский, а всего лишь верховный вождь. И второй после него не Тотош, а мадьярский князь Геза. Тотош может унаследовать отцу - с твоей помощью. Но только он, а не ты. Если Тотош погибнет, мы потеряем союзников и будем вынуждены снова с ними драться, как это было во времена твоего отрочества. Я поклялся, и я сдержу клятву!

- Пусть будет так, - согласился Святослав. - А о том, какие земли я отдам в княжение Ярополку и Олегу, я объявлю весной.

- Ярополку, Олегу и Владимиру, - уточнил Духарев.

- Владимиру? Какое дело дьюле до Владимира?

- Дьюле - никакого. Но он - твой сын. Первенец. И обещает вырасти настоящим воином, ты сам сказал.

- Вот и будет биться в дружине Ярополка. Или свою соберет...