Чтение 23–й страницы книги ~Красные курганы~

– А чего мне терять-то? – резонно заметил Константин. – Только если ты откажешься, то тогда уж точно первым сдохнешь. Сказал же я, что зелье надежное. А вот если выведешь меня отсюда, то как знать. Может, и получится у тебя со мной поквитаться. Жизнь – она штука сложная. Нынче я на коне, а ты у моего стремени, завтра – наоборот.

– А не обманешь?

– Когда это я слово свое не держал? – вопросом на вопрос ответил Константин. – К тому же меня сейчас больше татары заботят. Неужто ты не хочешь, чтоб я им за вас отомстил? Они же думают, что всех на Руси одолели, что могут без боязни до самого Киева идти, а тут я и нагряну.

– Рязанский князь всю Русь спасти надумал, – криво ухмыльнулся Ярослав.

– И опять ты неверно говоришь, – упрекнул его Константин. – Я – русский князь, вот что главное. А уж из какого там княжества – дело десятое, – и поторопил с ответом: – Так что ты надумал?

– А если и тебя побьют? – вместо этого спросил Ярослав.

– А вот это уже не твоя печаль, – заметил Константин и рассудительно добавил: – Тебе же лучше. Как ни крути, а ты при любом исходе будешь в выигрыше. Либо они меня одолеют – тогда тебе путь к моему княжеству открыт, либо я их – тогда они Киев не возьмут. Да и не пойдут они на него после сечи со мной. Сам знаешь, что мой пеший строй по воинскому мастерству ни в какое сравнение не идет с теми смердами, которых вы в ополчение набрали. Так что кровушки мои люди из них попьют – будь здоров.

Ярослав тяжело вздохнул. Вновь рязанец оказывался прав. Конечно, унизительно вот так, под ножом, выполнять требования, но, по здравом размышлении, он и впрямь выигрывал, причем в любом случае, как бы все ни сложилось.

– Хорошо, – нехотя произнес он, но тут же предупредил: – Мне на коне до монастыря не доехать.

– А мы верхом и не поедем. Вели своим орлам телегу подать. В ней и покатим. Только чтоб никого с нами не было, кроме возницы.

Дальше все пошло как по маслу. Единственная заминка получилась у Подольских ворот. Никак не хотела полусонная стража открывать их в неурочный час. Однако и тут разобрались быстро – чай, не гость торговый и не смерд простой в телеге сидел, а сам князь Ярослав Всеволодович, да и с ним – мать честная! – еще один, тот самый!

– Так он вроде бы в порубе? – шепнул на ухо один ратник другому.

– Верно, разобрались, – сумрачно ответил тот. – Сам, что ли, не видал, как они обнимаются?

Комфортабельным это путешествие Константин не назвал бы. Телегу немилосердно трясло на ухабах, так что из опасения случайно царапнуть своего соседа приходилось старательно отворачивать нож, при этом держа его достаточно близко от тела Ярослава.

Разумеется, лезвие не было отравленным, но если бы Ярослав понял это, то могло случиться что угодно. Тем более что правил лошадьми тот самый Кулека.

Словом, расслабился Константин лишь тогда, когда телега подкатила к Новому двору, а с высокого крыльца терема горохом высыпали обрадованные дружинники во главе с Любимом. Лишь тогда он позволил себе с облегчением вздохнуть и убрать руку с ножом.

Ярослав при этом поморщился и с ненавистью прошипел:

– Не сдержал ты слова, убивец!

Сзади на его белой рубахе расплывалось небольшое кровавое пятнышко. Очевидно, когда Константин убирал нож, он все-таки чиркнул по коже острием.

– Извини, нечаянно вышло, – развел руками рязанский князь, но тут же успокоил: – Я же совсем легонько зацепил, а ты уж в печаль впал, прямо как дите малое.

– А яд? – скривился Ярослав, с ненавистью глядя на Константина – еще и издевается, собака!

– Да это я пошутил, – усмехнулся он в ответ, с легким злорадством наблюдая, как багровеют от подступающего бешенства шрамы на лице Ярослава.

Однако долго наслаждаться его возмущением времени не было. Константин даже отказался перекусить, торопя дружинников в путь.

– Дорогу продумали? – спросил он, уже забираясь в седло.

– И смены расставили, и ладьи с гребцами наготове.

– Тогда в путь, – скомандовал рязанский князь, без сожаления оставляя посреди двора телегу с пышущим злобой Ярославом.

Проезжая мимо, Константин не удержался и крикнул:

– Ты подорожник приложи, и всего делов.

Ярослав продолжал наливаться злобой всю обратную дорогу до Киева и решил хотя бы на словах поквитаться с бессовестно надувшим его рязанцем, поэтому в ответ на тревожный вопрос Ростиславы торжествующе выпалил:

– Не освободить теперь Константина киевлянам – сдох он.

За Кулеку, если княгиня решит его расспросить, Ярослав был спокоен. Предупрежденный дружинник будет молчать – слова не выжмешь.

– Ты убил его? – ахнула побелевшая как снег Ростислава и, не дожидаясь ответа, без сил опустилась на лавку – ноги не держали.

– А тебе что за печаль? – грубо заметил князь.

– Тебе не понять, – сухо ответила Ростислава и, закрыв лицо руками, выбежала прочь из светлицы.

Наутро до Ярослава, едва он встал с постели, донесся какой-то шум. Вышел из ложницы – так и есть. Девки бегают, мамки узлы вяжут, а дюжий холоп Митрюня, пыхтя и отдуваясь, тащит вниз тяжелый ларь. По всему видно, что княгиня куда-то засобиралась, причем спешно.

В ответ на возмущенный вопрос мужа – куда это она без его дозволения? – Ростислава сухо заметила, глядя в сторону:

– В Новгород уезжаю, а там в монастырь уйду, в Михалицкий, что на Молоткове. Бабка моя в нем скончалась, да и мать недалече захоронена. – И грубовато осведомилась: – Тебе-то что?

При этом она с тоской подумала про опрометчиво данное обещание даже и не помышлять больше о том, чтобы наложить на себя руки.

А как не дать? Если б Ярослав перед нею был, а то милый батюшка, Мстислав Удатный. Очень уж он встревожился, когда узнал про случившееся на Плещеевом озере. Чуть ли не на коленях умолял он ее, чтобы не губила она своей души, и впредь, что бы ни стряслось, ни в коем разе сама расправу со своей жизнью не чинила. Вот и пришлось ей поклясться перед иконой и поцеловать крест.

Теперь ее любимого больше не было. Тот, что стоит перед нею, – иной. Он – венчанный, а это большая разница. Порой даже слишком большая. Так что теперь ей одна дорога – в монастырь. Та же смерть, только мучительная, растянутая во времени.

«Вот и проваливай! – хотел крикнуть Ярослав. – Все равно ты мне четыре лета как не жена со своими бабскими болячками. А я себе – свистнуть только – мигом другую сыщу!»

Но пустота, внезапно образовавшаяся в груди при известии о ее отъезде, заставила его произнести вслух совершенно иное:

– А может, погодишь малость? Уж недолго тебе со мной осталось мучиться, – неожиданно даже для самого себя попросил он с непривычной мягкостью в голосе. – Умру, а там поступай как знаешь.

Ростислава впервые за время их разговора взглянула в глаза мужа и поняла: не врет. И впрямь чует, что вот-вот. Она немного подумала. Конечно, отвратно еще несколько дней провести рядом с убийцей любимого человека, но, наверное, так уж ей суждено.

– Хорошо, – ответила коротко и тут же повелела занести обратно все собранные пожитки в девичью, но узлов не развязывать и из ларей и сундучков ничего не вынимать.

Отдав все распоряжения, она спросила мужа:

– Твои люди зарубили Константина или иное что с ним содеяли? И что он, никого из убивцев так ножом и не пырнул? – Сама же в ожидании ответа снова отвернула голову в сторону, чтоб не смотреть на постылого.

«Да живой он, живой», – хотел было сказать Ярослав, но вдруг почуял неладное.

Сперва эта мысль была какой-то неясной, словно грозовая туча, когда она еще копится где-то там вдалеке, набирая силу. А уж затем из нее молния, да прямо в темечко полоснула – нож! Откуда ей про нож известно?! Да уж не она ли его и передала Константину?! А зачем?

И тут же новая догадка еще одной молнией в голове блеснула – про Переяславль.

«Так это что же получается?! Это ж она!.. Она и он!.. Он и она!»

А додумать и сил не оставалось. В груди сразу что-то загорелось, жечь начало. Так вот кому он своим очередным унижением обязан, да еще каким?! Ах ты ж!..

Еще на что-то надеясь, он грубо ухватил жену за подбородок и, преодолевая сопротивление, повернул к себе.

– В глаза мне! – промычал сквозь зубы, зверея от бешенства.

Ростислава послушно взглянула на мужа. В это же мгновение все туманные остатки надежды тут же послушно развеялись под испепеляющими лучами ненависти, полыхнувшими в фиолетовых зрачках жены.

– Ты… когда… успела? – прохрипел он, по привычке нащупывая свой меч, хотя после прибытия в Киев так ни разу им и не опоясывался – тяжко.

Ответа Ярослав так и не дождался. Почти сразу же боль в груди неимоверно усилилась, перерастая в ослепительно яркое пламя, вспыхнувшее перед глазами, после чего он стал медленно валиться на пол.

…До самой своей смерти он больше ни разу не пришел в себя. Ростислава же хозяйничала в тереме, часами сидела в ложнице у изголовья больного мужа – словом, вела себя как примерная супруга. А уж что творилось в ее душе – кто ведает.

Вот только когда Ярослав умер, она почему-то не проронила ни единой слезинки.

Едва справили тризну, как княгиня вновь повелела собираться в дорогу. На этот раз – окончательно. Впереди ее ждали могила-монастырь и гроб-келья. Слегка утешало Ростиславу лишь твердое ощущение того, что все это ненадолго. Всего-то несколько месяцев потерпеть, ну, самое большее, полгода-год. И все. И тогда она окончательно отмучается.

Через несколько дней после ее отъезда в Киев долетели первые вести о Константине. Будто бы он на Иван-озере сбирает полки и твердо намерен отмстить ворогам за всех, кто полег на Калке.

Но Ростислава в это время уже проехала земли Смоленского княжества.

Глава 21

Один за всех

Мгновенно солнце озарило

Равнину и брега реки

И взору вдалеке открыло

Татар несметные полки.

К. Рылеев

Состязание с неблагоприятной судьбой, которая ни в какую не хотела улыбаться рязанскому князю, у Константина продолжилось и на пути к Иван-озеру. Вначале один из дружинников свалился в жестокой горячке, после чего гонку продолжили вдевятером. Затем ладья, в которой плыл князь, напоролась на огромную подводную корягу, которая пропорола днище.

Словом, дни проходили под девизом «Да здравствуют приключения!» и к Иван-озеру их прибыло всего четверо, включая самого Константина.

Кстати, этот день тоже не обошелся без беды. Едва князь прибыл в расположение своих полков, как тысяцкий Позвизд доложил ему о положении дел в Ожске. Хмурясь и избегая смотреть Константину в глаза, он сообщил, что буквально за пару дней до появления князя из града прибыл гонец, который оповестил, что произошел взрыв терема, в коем проживал Михаил Юрьич.

Больше гонец толком ничего не рассказал, так что судьба Миньки оставалась пока под вопросом, но абсолютно точно было известно следующее. Во-первых, он сам находился в тот момент в тереме, а во-вторых, перед самым взрывом он зачем-то разогнал всех куда подальше.

– Ну, ежели тела не нашли, то, может, он еще и живой, – сконфуженно бормотал тысяцкий Ожского полка, по-прежнему не глядя на князя.

«Нитроглицерин, – сразу понял Константин. – Та самая бутыль с нитроглицерином, которой он нам со Славкой когда-то хвастался. Я тогда, помнится, запретил ему все эксперименты, но больше пары лет он не выдержал. И рвануло, скорее всего, во время какого-нибудь опыта. А значит… – Он зло скрипнул зубами. – Значит, остался ты один, Константин Владимирович, совсем один. Так что придется тебе, мил человек, разом за всех четверых потрудиться».

– Помощник-то его живой? – спросил он, немного подумав.

– Живой, – как-то загадочно протянул Позвизд.

– Ну хоть Сергий там остался. Значит, за Ожск можно быть спокойным, – вымолвил князь хмуро, но тысяцкий, смущенно кашлянув, робко поправил его:

– Так-то оно так, вот только не остался он там.

– То есть как не остался?!

– Сказал, что эти камнеметы, кои они с Михал Юрьичем построили, без него никто не разберет и не соберет. Опять же починка может понадобиться али еще что. Ну я и сказал, что мол… – И он, осекшись под каким-то недобрым выражением княжеских глаз, тут же изменил концовку: – А я говорю ему, тут уж токмо на усмотренье самого князя. Как я могу воспретить али разрешить без Константина Володимеровича? Никак я не могу ничего. Оно ж дело-то такое.

– Где он?! – рявкнул князь.

– Да вон у бережка возится чего-то, – торопливо указал Позвизд.

Разговор с Сергием получился кратким, но бурным. Горячее намерение Константина немедленно отправить парня обратно в Ожск натолкнулось на неразрешимую дилемму. Получалось, что либо он идет на монголов с катапультами, но тогда обязательно придется брать с собой и самого Сергия, либо князь оставляет парня здесь, но тогда лишается и военной техники, которую и впрямь бесполезно брать с собой без самого Сергия.

К тому же в том, что никто не обучен обращению с катапультами, попрекнуть парня тоже было нельзя. Подготовка кадров всегда, с самого первого дня возлагалась только на Миньку. Князь мог только поинтересоваться, почему был допущен пробел в столь важном деле, на что получил несколько уклончивый ответ, что, по всей видимости, Михал Юрьич для начала хотел испытать машины самолично.

Константин все-таки попросил, чтобы Сергий показал хотя бы ему самому, как собираются и разбираются эти штуковины, но уже после первого же получаса занятий обреченно махнул рукой – бесполезно. Пришлось оставить.

В просторном шатре, где собрались все тысяцкие, царило радостное и вполне понятное оживление. Наконец-то закончилось томительное ожидание, князь появился, теперь можно будет выступить в поход.

Шапкозакидательское настроение некоторых командиров полков Константин пресек сразу. Немного помедлив, он начал пересказывать все, что читал о Калке, выдавая это за официальную версию случившегося. Народ сразу посерьезнел.

«Вот так-то лучше, – удовлетворенно подумал князь. – А то ишь, герои выискались».

Вслух же произнес следующее:

– По предварительному подсчету выходит, что русских ратников было больше, чем монголов. Да с ними еще и половцы шли. Стало быть, на каждого ворога два ратника приходилось, не меньше, а победили все равно монголы. То есть они воюют не числом, а умением. О том надлежит помнить каждому. Тем более, что у нас сейчас воинов лишь чуть больше, чем у монголов.

– Выходит, мы слабее, чем те князья, что пришли на Калку? – растерянно спросил кто-то.

– Мы сильнее тем, что едины и порознь действовать не будем, – отрезал князь. – А говорил я это к тому, что сеча будет тяжкая и чтобы их одолеть, придется немало пота пролить. Да и крови тоже, – добавил он, подумав. – Теперь о главном. Известно, что татары пошли в погоню за теми, кто ухитрился сбежать с Калки. Дозоры мы, конечно, вышлем, но примерный путь врага все равно определить нужно нынче же. Давайте думать: то ли они в Переяславском княжестве, то ли уже повернули обратно, в свои степи. Если приближаются к Переяславлю – одно, а если они уже подались обратно – иное. Кто как мыслит?

«Лучше бы не спрашивал, – подумал он через пару часов. – Сколько людей, столько и мнений».

Наконец высказались все. В конечном итоге Константин принял свое волевое решение. Оно заключалось в том, чтобы основную рать усадить на ладьи и плыть по Дону до того места, где в него впадает Воронеж-река. Далее высаживаться и ждать сторожевые разъезды, которым гнать, не жалея коней, до Шаруканя[161 - Шарукань – предположительно древняя столица половецкого племенного объединения шаруканидов. По одной из версий, город располагался в районе современного Харькова.] и до Белой Вежи.

– Навряд ли монголы минуют Шарукань при походе на Переяславль. Опять-таки не верю я, что воевода Шостак сторожи во все стороны не разослал. Тогда и решим окончательно, что да как, – подытожил он хмуро.

– А не упустим нехристей, пока стоять будем? – усомнился Лисуня.

– Завтра поутру отправим гонцов в Волжскую Булгарию, чтобы они выставили заслоны на Волге, – пояснил Константин. – Главное, чтобы они их придержать успели, а там и мы подоспеем, так что упустить не должны. То, что мы их все равно одолеем, – сомнений у меня нет. О другом забота, – произнес он медленно. – Когда монголов разобьем, всех беглецов перенять не сможем. Кто-то из них от нас непременно уйдет – степь-то большая. Того и боюсь, потому как обратно никто из них вернуться не должен, чтоб о позоре на Калке никто не сведал.

Воеводы довольно загудели. Еще бы. Их князь так уверен в победе, что даже заранее заботится о поимке беглецов. Значит, все будет в порядке. Да и с лица он вон как спокоен.

«В душу заглянули бы, так иначе запели, – сумрачно подумал Константин. – Просто есть минуты, когда надо обязательно на что-то решиться, вот и все».

– К Калке вовсе не пойдем? – осторожно осведомился Матоня, тысяцкий первого Муромского полка.

– На покойников глядеть? Нечего нам там делать, – сурово отрезал Константин. – Хотя гонцов пошлем в ту сторону с весточкой к Стояну.

И снова на него нахлынули вредные неугомонные мысли. Не отступили они и позже, когда он уже разоблачился и лег спать.

«Прав ведь был Славка, ох как прав. Нужно было ждать гонцов от Стояна. Ждать, невзирая ни на что, а не гоняться за двумя, да какое там – за тремя зайцами. Вот и получил по самое не хочу, – вздыхал он, ворочаясь без сна в своем шатре. – И нечего на судьбу пенять. Сам во всем виноват. Войск у тебя опять же намного меньше, чем было бы при том раскладе, который предлагал Славка. Если посчитать, то выйдет, что ты двенадцати с половиной тысяч лишился, да еще самых-самых. Кто на юг уплыл, кто в Прибалтике в замках остался, а трем Переяславским полкам ты сам на месте велел оставаться. Так что судьбу винить нечего – князья в Киеве только дополнили то, что ты сам начал. Вот теперь и пыхти – один за всех. И попробуй только не справиться».

Как выяснилось всего через неделю, со своим расчетом рязанский князь угодил в самую точку. Хоть здесь славянский бог удачи Авось пришел ему на выручку. Разведка, посланная к Шарукани, даже не дошла до половецкой столицы, встретив на половине пути беглецов, испуганно прячущихся в балках и оврагах. Толпа беглецов была весьма разношерстна. Хватало среди них и русичей, чудом спасшихся после разгрома и избежавших пленения.

У них-то и удалось выяснить, что монголы, одолев под Калкой союзное войско Руси и степи, слегка передохнуло, празднуя победу, после чего двинулось в сторону Переяславля и обратно пока не возвращалось.

Шарукань представляла собой беспорядочное скопище глиняных и каменных лачуг, многие из которых были разрушены совсем недавно. Однако монголов в ней уже не было.

Пока пешие ратники устраивались передохнуть и отоспаться, вернулись конные разъезды из Белой Вежи, подтвердив известия, полученные чуть раньше от беглецов. Теперь можно было уверенно двигаться к западу, в сторону Переяславского княжества.

Монгольский арьергард встретился русичам близ уже захваченного степняками города Желны – одного из самых южных поселений, что лежали на берегах Сулы, притока Днепра. Этот городок, заселенный пленными дручанами[162 - Дручане – здесь имеются в виду кривичи, населявшие Полоцкое княжество.] еще в двенадцатом столетии, во времена князя Ярополка II[163 - Ярополк II – сын Владимира Мономаха и младший брат Мстислава Великого. Княжил в Киеве с 1132 по 1139 г.], сопротивления монголам не оказал.

Невзирая на неплохие крепостные сооружения, а также выгодное расположение города на высоком правом берегу Сулы, местные жители решили пойти по другому пути. Вдохновленные отцом Пафнутием из церкви Двенадцати апостолов, они вышли к Субудаю с крестами и иконами, изъявляя, как и надлежит добрым христианам, полную покорность судьбе, и… были безжалостно вырезаны.

Вообще-то, после того как передовые полки Константина вошли в пределы Переяславского княжества, след степняков читался легко и четко – по разоренным селам и городкам. Но только у Желн рязанцам впервой довелось увидеть врагов воочию, хотя и не всех, а лишь две сотни.

Дело в том, что добычи было уже столько, что Субудай оставил этих людей для надзора за пленными русичами, которые под ударами плетей трудились на завоевателей – сколачивали телеги и укладывали на них награбленное добро, предназначенное к вывозу.

Нападение невесть откуда появившихся русских ратей было для оставленных воинов как гром среди ясного неба. Беспечные дозорные, без шума снятые на исходе короткой июньской ночи, стали первыми, но далеко не последними жертвами. Правда, один из них все-таки успел поднять тревогу, но все равно это почти никого не спасло. Не прошло и часа, как от двух сотен монголов почти никого не осталось.

Основные силы Субудай-багатура и Джэбэ-нойона к этому времени, преодолев почти восемьдесят верст – две трети расстояния, отделявшего их от самой столицы Переяславского княжества, находились на отдыхе. Трудился один Субудай – он думал.

Уж очень было соблазнительно попробовать на зубок первый город русских. Те, что были взяты до этого, он в расчет не брал – мелочь, а вот Переяславль…

Город, расположенный всего в нескольких верстах от Днепра, в устье реки Альты, впадающей в Трубеж, представлял собой солидную твердыню. Помимо стен, окружавших детинец, еще один ряд высоких земляных валов защищал так называемый окольный город – бывшие переяславские предместья. К тому же с трех сторон подступы к нему закрывали естественные препятствия – Альта и Трубеж, то есть штурмовать его можно было лишь с севера.

Передовые отряды монголов уже вовсю похозяйничали в окрестностях, разграбив и запалив все селища и монастыри, а также Красный двор Владимира Мономаха. Уцелел, возвышаясь черной обугленной громадой посреди пепелища, лишь каменный храм во имя Бориса и Глеба.

Теперь Субудай думал, идти ли дальше. Вроде бы опасаться нечего, но какое-то странное предчувствие все равно томило старого полководца, удерживая от преждевременного штурма.

«Пожалуй, не стоит идти на приступ, – думал Субудай. – Конечно, если бы у меня было хотя бы четыре тумена… Но зачем говорить о том, чего нет. От слова „шербет" во рту сладости не прибавится. Решено – уходим. К тому же у меня еще есть волжские булгары с их богатыми городами. Куда важнее заглянуть на обратном пути к ним, нежели стоять под русским градом».

Вот тут-то его размышления и были прерваны самым бесцеремонным образом. Вошел Джэбэ и поведал, что те две сотни, которые были оставлены у Желн, вчера подверглись нападению невесть откуда взявшихся русичей, которых было никак не меньше тысячи.

– Их не может быть тысяча. Мы убили всех, – возразил Субудай, раздраженный тем, что его оторвали от дум. – А полон? – вспомнил он. – Они успели?[164 - По монгольскому обычаю перед серьезной битвой, когда была вероятность того, что имеющихся пленников могут освободить, весь полон полностью вырезался.]

– Нет, они ничего не успели, – осуждающе покачал головой Джэбэ. – Я уже приказал переломить им спины за трусость.

– Это правильно, – важно кивнул Субудай. – Из-за них у врага прибавилось почти три тысячи воинов. Но откуда русичи взяли людей?

– Наверное, они набрали новых, но уже совсем плохих, – равнодушно пожал плечами Джэбэ.

На самом деле он совершенно над этим не задумывался. А зачем? Есть враг – значит, его надо уничтожить. Вот и все. Легко и просто. И вообще, его дело – битва. Вот там он на своем месте. Хитрить же и юлить у него все равно не получится, так что нечего и пытаться.

– Они не могли собрать столько воинов и так быстро, – задумчиво протянул Субудай. – И уж тем более они не успели бы прийти. Значит, что получается? – поднял он голову, уставившись единственным глазом на Джэбэ.

Тот молчал.

– А получается то, что русские князья шли на нас разными путями, потому что все они враждуют друг с другом.

– Это может что-то значить? – насмешливо хмыкнул Джэбэ.

– Это может значить очень многое, – проворчал Субудай. – На войне, как учил нас потрясатель вселенной, все имеет значение, даже плохо затянутая подпруга или гнилой ремень. Мы не будем торопиться и принимать бой. – Он загадочно улыбнулся и добавил: – Мы поступим иначе. Совсем иначе. Но вначале я должен немного подумать. До вечера.

На следующий день к русскому стану подъехали три монгола, одетых, несмотря на жару, в толстые стеганые халаты и шапки. На копье одного из них развевалась белая тряпица.

Парламентеров рязанский князь принимал не один, созвав по этому поводу всех тысячников. Предложения монгольских полководцев звучали очень разумно и, можно сказать, смиренно:

– Мы не хотим враждовать с вами, ибо знаем, что вы достойные воины. Мы хотим лишь уйти обратно в степи. Когда один воин не хочет войны, он предлагает другому подарки. У нас впереди дальняя дорога, и нам ни к чему обременять спины коней тяжелыми ношами. Лучше мы подарим все вам.

Князь молчал, тысяцкие тоже ничего не говорили.

Посол переступил с ноги на ногу, но так и не дождавшись ответа, сказал:

– Дары будут в руках воинов из первых тысяч, которые, проезжая мимо вашего войска, будут складывать их к твоим ногам, князь. Наш великий полководец Субудай-багатур верит, что русичи – благородные воины, которые не станут нарушать слово и бить нам в спину, когда мы минуем вас. Обдумай сказанное, князь.

– А кто заплатит за кровь и смерть многих русичей, которые остались лежать в степи у реки Калки? – спросил Константин.

– Нам ведомо, князь, что там полегли не просто русичи, но твои недруги, которых ты настолько не любил, что даже по степи решил идти отдельно от них. Выходит, мы оказали тебе услугу, убив их, – хладнокровно отвечал посол. – Субудай-багатур готов простить тебе убийство наших людей под градом Желны. Он не жалеет их. Это были плохие воины, и он не будет держать на тебя зла.

Константин слушал и думал. То, что Субудай хитрит, ясно как божий день. То, что его тумены, а особенно его самого выпускать в степи нельзя – тоже. Но люди устали. Последние дни они выступали в путь на рассвете, а ложились спать затемно. И пусть он разрешал всем во время марша снимать кольчуги и прочую амуницию в надежде на сторожевые разъезды, высланные далеко вперед, – успеют предупредить, если что. Даже без железа не просто день за днем топать под палящим солнцем. Словом, нужна передышка. Пусть хотя бы сутки, а лучше – двое.

«Значит, будем тянуть время», – решил он, вовремя вспомнив рассказ Вячеслава про Рясское поле и гостеприимство воеводы по отношению к Котяну. Тогда он просто посмеялся вместе со Славкой и забыл, а вот сейчас, поди ж ты – пригодилось.

– Ну что ж. Так скоро дела не решаются, тем более такие важные, – сдержанно произнес Константин. – Нам надо обсудить ваши предложения. Сейчас вас проведут в шатер, чтобы вы в полной мере смогли насладиться русским гостеприимством, а мы будем думать.

– Нас ждет Субудай, – замялся посол.

– Выходит, что вы не верите мне или опасаетесь чего-то, раз не хотите разделить трапезу с нашими лучшими воинами, – сурово нахмурился рязанский князь. – Тогда как я могу верить вашему Субудаю, а? – И видя, что посол еще колеблется, предложил: – Ты можешь направить одного человека обратно и сказать, что вас задержал сам князь, желая угостить дорогих гостей.

После того как послов, давших согласие остаться, увели в один из шатров, Константин вполголоса отдал какие-то распоряжения тысяцкому Ряжского полка Юрку Золото и пояснил своим военачальникам:

– Пока послы здесь, Субудай на нас не полезет. Значит, время у нас есть. Передайте своим людям, чтобы отдыхали. К вечеру прибудут дозорные и мы в точности будем знать, где какие лески, дубравы, речушки и овраги. Тогда и будем думать, как строить битву. Или кто-то считает, что монголов и впрямь надо отпустить? – И, улыбнувшись наступившей тишине, заметил: – Вот и славно.

Перед началом вечернего совета он успел еще раз порадоваться тому, что по настоянию Вячеслава в каждом пешем полку еще два года назад были созданы конные сотни. Только благодаря этому новшеству рязанский князь имел сейчас неплохую пятитысячную конницу взамен той, которая ушла с воеводой в Константинополь.

Константин обвел взглядом собравшихся. Их было ровно пятьдесят, если не считать трех князей: его самого и двух Ингваревичей. В их число входили пять свежеиспеченных тысяцких, поставленных над конными полками, и еще сорок пять, командовавших пешими ратниками, собранными со всех пределов Рязанской Руси.

Не хватало только трех Переяславских полков, которые Константин, еще сидя в киевском порубе, повелел не трогать, а оставить на месте, чтобы защитить наиболее крупные города, включая столицу княжества.

Вроде бы превосходство над врагом более чем двукратное, но обольщаться не стоило. Еще прошлым летом каждый полк действительно насчитывал тысячу человек, а то и побольше. Теперь же, после потерь в Прибалтике, хоть и незначительных, после того как там пришлось оставить гарнизоны в датских и немецких замках да еще выделить пять с половиной тысяч для Константинополя, после того как из каждого полка были выдернуты конные сотни, лишь редкие из них насчитывали по семьсот человек. В основном же их численность колебалась от шестисот до шестисот пятидесяти человек, а в самых лучших и того меньше.