рыбных рядов Старого порта.
августе мы зарабатываем больше, чем за всю зиму. Вы разорите нас.
ради Франции, твоей новой родины.
рвется к ней, круша все и вся. Но я встречался с такими, как вы. Всю жизнь
мне приходилось иметь с ними дело. Вы служили бы и Гитлеру, и Муссолини, и
ОАС, если б вас это устроило. Правители могут меняться, но такие подонки,
как вы, остаются всегда, - он уже кричал и, хромая, двинулся на корсиканца,
на черный глазок пистолетного дула.
присутствии. Перевел взгляд с одного агента на второго. Они все смотрели на
него, жена - умоляюще, корсиканцы - бесстрастно. Они привыкли к подобным
вспышкам, которые едва ли могли что-то изменить. Старший из агентов кивнул в
сторону спальни.
вмешалась женщина.
умирает бабушка и вся семья собирается у ее смертного одра. Ваш отъезд не
вызовет подозрений. А теперь пошевеливайтесь.
Корсиканец последовал за ним. Женщина осталась сидеть на софе, комкая в
руках носовой платочек. Какое-то время спустя она подняла голову и
посмотрела на второго агента, более молодого по возрасту.
отелю. Семья Жожо расположилась на заднем сиденье, агенты сидели впереди.
Зебрюгге, несколько раз окунулся в Северное море, потом погулял по портовому
городку и прошелся вдоль мола, где когда-то сражались и умирали английские
солдаты и матросы. Некоторые из стариков, что сидели на моле и удили рыбу,
могли бы рассказать Шакалу, спроси он их о событиях сорокашестилетней
давности, но такого желания у него не возникло. В тот день Англию
представляли лишь несколько семей, разбросанных по пляжу, наслаждающихся
теплым солнцем и наблюдающих за детьми, плещущимися в прибое.
экскурсию по Фландрии. Походил по узким улочкам Гента и Брюгге, на ленч
заглянул в ресторан "Сайфон" в Дамме, где на открытом огне жарили
бесподобные бифштексы, а во второй половине дня взял курс на Брюссель.
Прежде чем отойти ко сну он попросил, чтобы рано утром ему принесли в номер
завтрак и корзинку с ленчем, ибо он собирался поехать в Арденны и посетить
могилу старшего брата, убитого в сражении за Балж между Бастонью и Мальмеди.
Портье, предельно внимательный, заверил Шакала, что в точности выполнит его
указания.
заступал на вахту у лифта и лестницы на восьмом этаже или на крыше в ночь. В
свободные часы спал он мало, главным образом лежал на кровати, курил и пил
красное вино, которое закупалось для экс-легионеров в больших, с галлон,
бутылях. Кислое итальянское вино не идет ни в какое сравнение с алжирским,
думал он, но лучше что-то, чем ничего.
найти решение вставшей перед ним проблемы, но к понедельнику он составил
план дальнейших действий.
расписания авиарейсов. Поступить иначе он не мог. А потом собирался все
объяснить патрону. Виктор не сомневался, что патрон его поймет, хотя и
чертовски рассердится. Его подмывало рассказать обо всем Родину, попросить
отпуск на сорок восемь часов, но он чувствовал, что полковник, хотя и
прекрасный командир, принимающий близко к сердцу заботы своих солдат, не
разрешит ему уехать. Полковник не поймет, что для него Сильвия, а Ковальски
знал, что не сможет этого объяснить. Он ничего не мог объяснить на словах. В
понедельник утром Виктор тяжело вздохнул, готовясь заступить на вахту. Ему
не давала покоя мысль, что впервые за время службы в Иностранном легионе он
решился уйти в самоволку.
Принял душ, побрился, позавтракал. Достал из шкафа футляр с разобранным
ружьем, завернул каждый компонент в несколько слоев губчатой резины и
перевязал свертки бечевкой. Затем сложил их на дно рюкзака. Туда же легли
тюбики с краской, кисточки, брюки из плотной ткани, клетчатая
рубашка-ковбойка, носки, башмаки. Сетчатая сумка-авоська уместилась в одном
наружном кармане, коробка с патронами - в другом.
итальянского производства. Спустился к машине на автомобильную стоянку при
отеле, запер рюкзак в багажник, вернулся в фойе, взял корзинку с ленчем,
кивнул портье, который пожелал ему счастливого пути, и к девяти часам уже
выехал из Брюсселя по автостраде Е40 на Намюр.
карта подсказала ему, что до Бастони девяносто четыре мили, и он добавил еще
пяток на поиски уединенного местечка в лесах и холмах к югу от городка.
Подсчитал, что до полудня без труда одолеет сотню миль, и вдавил в пол
педаль газа.
приближаясь к Бастони. В маленьком городке, превращенном в руины в 1944 году
пушками "королевских тигров"1, он свернул на юг. Леса становились гуще,
дорога петляла в тени высоких буков и вязов, и все реже полосы солнечного
света падали на асфальт.
через милю от него отходил второй. Шакал свернул на него, проехал с десяток
ярдов и остановил машину в густом подлеске. Выкурил сигарету, прислушиваясь
к бульканью воды в остывающем двигателе, шуму ветра в вершинах деревьев,
далекому воркованию голубя.
безукоризненно сшитый серый костюм и положил на заднее сиденье. Надел брюки
из плотной хлопчатобумажной ткани. Поменял рубашку и галстук на клетчатую
ковбойку, дорогие туфли - на башмаки с толстой подошвой и длинные шерстяные
носки, в которые заправил брючины.
оптический прицел положил в карманы брюк. Двадцать патронов из коробки
высыпал в левый нагрудный карман рубашки, единственную разрывную пулю,
завернутую в бумагу, осторожно опустил в правый.
дыню, купленную прошлым вечером на брюссельском рынке. Закрыл багажник,
положил дыню в рюкзак, где остались лишь тюбики с краской, кисточки да
охотничий нож, запер машину и ушел в лес. Часы показывали начало первого.
деревом, он отсчитал сто пятьдесят шагов, затем нашел другое дерево, от
которого мог видеть место, где осталось ружье. Выложив содержимое рюкзака на
землю, он снял колпачки с обоих тюбиков и начал раскрашивать продолговатую
дыню. Верхняя и нижняя части из зеленых стали коричневыми, кольцевая
поверхность между ними - розовой. На еще влажной краске указательным пальцем
он начертил пару глаз, нос, усы и рот.
опустил ее в сумку-авоську. Благодаря редкому плетению из тонкой нитки она
ни в коей мере не за-крывала ни контура дыни, ни нанесенного на ней рисунка.
повесил авоську на рукоять ножа. На фоне зеленого ствола розово-коричневая
дыня напоминала парящую в воздухе человеческую голову. Отступив на пару
шагов, Шакал придирчиво оглядел результат своих трудов и остался доволен
увиденным.
втоптал в землю. Подхватил рюкзак и направился к ружью.
казенник первый патрон. Повернулся к висящей в дальнем конце поляны дыне и
прильнул к окуляру. И удивился, какая она большая и четкая. Казалось, он
смотрит на голову человека с расстояния не более тридцати ярдов. Он различал
нити авоськи, а также нанесенные пальцем разводы, имитирующие основные черты
лица.
устойчивости, и вновь прицелился. Две перпендикулярные волосинки
перекрещивались не в самом центре, поэтому правой рукой он начал вращать
юстировочные винты до тех нор, пока они не разделили поле окуляра на четыре
равных сегмента. Лишь после этого, поймав в перекрестье середину дыни, он
нажал на спусковой крючок.
выстрела едва ли донесется до другой стороны тихой улочки. С ружьем в руке
он пересек поляну и осмотрел дыню. В правой верхней части пуля содрала