шантажировании высокопоставленных западногерманских чиновников (хотя иногда
он занимался и этим), сколько на том, что умело подсаживал под локоть важным
персонам своих секретарей, обычно чопорных старых дев, ведущих
безукоризненный образ жизни и получивших доступ к секретной работе. Вольф
понимал, что пользующийся доверием секретарь видит столько же, сколько и его
шеф, а иногда и больше.
очередной личный секретарь очередного министра, высокопоставленного
чиновника или подрядчика, выполняющего заказы Министерства обороны,
арестован контрразведкой или тайком ускользнул назад на восток. Генерал
понимал, что когда-нибудь и фрейлейн Эрдмуте Кеппель придется уйти из
к„льнского отделения западногерманской разведывательной службы и
возвратиться в любимую Германскую Демократическую Республику, но до того дня
она будет по-прежнему приходить в офис на час раньше Дитера Ауста и снимать
копии со всех документов, представляющих хоть какой-то интерес для генерала
Вольфа, в том числе и с личных дел всех сотрудников отделения. Летом во
время обеденного перерыва фрейлейн Кеппель будет все так же уходить в тихий
парк, с завидным постоянством аккуратно съедать принесенные с собой
бутерброды с салатом, оставлять несколько крошек голубям и, наконец, бросать
пустой пакет из-под бутербродов в ближайшую урну. Через несколько мгновений
пакет из урны. извлечет некий джентльмен, прогуливающийся со своей собакой.
Зимами фрейлейн Кеппель будет регулярно заходить в теплое кафе и бросать
прочитанную газету в урну возле двери, откуда ее заберет уличный
подметальщик.
личное приветствие министра безопасности Эриха Мильке или даже самого
руководителя партии Эриха Хонеккера, медаль, щедрая пенсия и уютный домик на
озерах возле Фюрстенвальда.
году Германская Демократическая Республика прекратит свое существование, что
Мильке и Хонеккер будут с позором сняты с высоких постов, что он сам лишится
работы, но будет неплохо зарабатывать мемуарами, а фрейлейн Кеппель будет
доживать свои годы не в домике возле Фюрстенвальда, а в гораздо менее
комфортабельной западногерманской тюрьме. Майор Ваневская оторвалась от
папки.
ней встретиться...
Увы, вы работаете не на меня.
и не восточногерманская... Вольф скромно пожал плечами.
Такова специфика нашей удивительной работы...
аэродрома Ш„нефельд рейсом 104 в десять часов. Вылет задержали на десять
минут, чтобы Ваневская успела на этот самолет. Как заметил Вольф, ее
немецкий вполне сносен, но не настолько, чтобы выдавать себя за немку. Из
тех, с кем Ваневской предстояло встретиться в Лондоне, почти никто не
говорил по-польски. У Ваневской были документы школьной учительницы из
Польши, собравшейся навестить родственников. В Польше режим был намного
либеральнее.
во времени. За тридцать минут майор Ваневская прошла паспортный и таможенный
контроль, из телефона-автомата в зале второго терминала позвонила по двум
номерам и взяла такси до того района Лондона, который называется
Примроз-хилл.
***
очередной разговор с Челтнемом. Ответ был тот же; пока ничего нового. Прошло
сорок восемь часов, а Моренц все еще где-то скрывался. Теперь звонил
сотрудник сектора НАТО Сенчери-хауса.
чепуха, тогда выбрось ее. На всякий случай я отправляю ее тебе с посыльным.
указанное на ней время, он громко выругался.
обычно приносит великолепные плоды. Тем, кому для выполнения своих функций
не нужно знать информацию, ее и не сообщают. В результате, если даже
обнаружится утечка информации - случайная или намеренная, - ущерб бывает
сравнительно небольшим, а источник утечки легче обнаруживается. Но иногда
получается наоборот: та информация, которая могла бы изменить ход операции,
не достигает цели, потому что кто-то решил, что передавать ее нет
необходимости.
Челтнема было приказано безотлагательно передавать Маккриди все
перехваченные сообщения. Особенно срочными считались такие тексты, в которых
упоминались слова "Граубер" или "Моренц". Никому не пришло в голову отдать
такое же распоряжение тем, кто прослушивал переговоры дипломатов и военных
из союзных стран.
гласило:
по-видимому, в Лондоне. Выясните, видела ли она своего брата или не получала
ли каких-либо известий от него или о нем в течение последних четырех дней.
***
разу не упомянул, что у него есть сестра, задумался Маккриди. Интересно, что
еще из своего прошлого утаил мой друг Бруно? Маккриди взял с полки
телефонный справочник и открыл на букве "Ф".
было бы почти безнадежное дело. В Лондоне оказалось четырнадцать
Фаркуарсонов, но среди них не было ни одной "миссис А." Маккриди стал
звонить всем четырнадцати подряд. Из первых семи номеров пять раз ему
ответили, что, насколько им известно, у них нет и не было никаких миссис А.
Фаркуарсон. Два номера не отозвались. Маккриди повезло на восьмом, который
принадлежал некоему Роберту Фаркуарсону. Ответил женский голос:
иммиграции Хитроу. Нет ли у вас брата, которого зовут Бруно Моренц?
сказать. Если только вы не его сестра.
поговорить?
ближайших пятнадцати минут? Это очень важно.
Фаркуарсон жила в квартире-студии на последнем этаже солидной эдвардианской
виллы, стоящей недалеко от Риджентпарк-роуд. Маккриди поднялся наверх и
позвонил. Миссис Фаркуарсон встретила его в блузе художника и провела в
тесную студию со множеством картин на мольбертах. Пол был усеян эскизами.
что она старше Бруно, ей лет под шестьдесят. Миссис Фаркуарсон освободила
кресло, предложила гостю сесть и спокойно встретила его изучающий взгляд.
Маккриди заметил что на столике стоят две кофейных чашки. Обе были пусты.
Пока миссис Фаркуарсон садилась, он как бы невзначай прикоснулся к чашке.
Она была еще теплой.
Бруно Моренце?
него не было бы никаких проблем с британской иммиграционной службой. Он -
гражданин Западной Германии. Вы из полиции?
один пуд соли съели. Прошу вас верить мне, потому что это правда.
только несколько слов. Сказал, что не хотел ее убивать. Потом он исчез.
Примроз-хилл, она сказала:
позвонил, в среду вечером, когда меня здесь не было. Он ничего не сказал,
только спросил, не знаю ли я чего о Бруно. Я ничего не знала. Вам я тоже