гих случаях честно говорили, что малыш погибает и спасти его может
только чудо. В третьих - что есть шанс, пусть небольшой, но есть. Таких
случаев было мало, всего три из двадцати девяти. Но они все-таки были.
Робинсон. - У вас такое странное выражение лица.
тем более негативный прогноз. Наши врачи более... щадяще, что ли, отно-
сятся к пациентам. Человек должен надеяться, иначе...
перебил ее Робинсон, невысокий чернокожий, с точеными чертами лица и
гладкими густыми волосами. - Иначе он ввергнет себя и близких в пучину
финансовой и правовой неразберихи. Прошу меня извинить за прямоту, мисс,
но в вашей малоцивилизованной стране эти резоны пока непонятны. Когда у
каждого из вас будет хоть какая-нибудь собственность и, соответственно,
финансовые права и обязательства, наследники и правопреемники, когда у
вас появится развитая система страхования, тогда вы нас поймете. Не
раньше. Я могу еще чем-нибудь быть вам полезным?
ный Германией Фонд помощи детям, нуждающимся в лечении. Процедура состо-
яла в том, что сначала ребенок должен был пройти обследование в Центре
диагностики. Для родителей это обследование было бесплатным, за кон-
сультации платил банк-посредник, который и направлял детей в Центр. За-
тем, имея на руках заключение врачей Центра, родители обращались в фонд.
В фонде изучали поданные документы и отбирали тех детей, которых они
отправят в лучшие клиники Запада на лечение. Определенную долю расходов
на это лечение брал на себя фонд, но главным образом его функция состоя-
ла в том, чтобы предоставить возможность человеку выехать за рубеж и по-
пасть именно в ту клинику, где есть специалисты по его заболеванию. Фонд
же определял и сумму, которую родители больного ребенка должны внести за
лечение. Если ребенок во время нахождения в клинике умирал, внесенные
родителями деньги возвращались им почти полностью.
вяти родителей, приезжавших в Центр диагностики вместе с Александром Га-
лактионовым, документы в фонд подали двадцать шесть. Из них четырем было
отказано, а двадцать два ребенка были отправлены на лечение. Все они
умерли. Родители троих ребятишек документы не подавали. Как раз тех тро-
их, у которых был шанс на выздоровление, хоть и небольшой, но был.
го здания, где располагался немецкий фонд. - У меня такое ощущение, буд-
то меня швырнули в ассенизационную яму. Теперь осталось только обойти
двадцать две семьи, в которых умер ребенок, и выяснить, получили ли они
обратно свои деньги, которые перечислил им фонд. Я уверена, что ничего
они не получили. Подписали какие-то бумажки, глядя в них невидящими от
горя глазами, и все. Ни по-немецки, ни по-английски они не говорят и не
читают. Этот подонок из всех обращавшихся в банк-посредник за помощью
выбирал только тех, у кого дети больны очень тяжело и скорее всего без-
надежны, и кто не знает иностранных языков и нуждается в переводчике.
Врач говорит, что ребенок не выживет, а что на самом деле говорит роди-
телям Галактионов? Ловко морочит им голову, пользуясь их неграмотностью
и незнанием языка. То-то врачи удивляются, что от их трагического приго-
вора родители не рыдают и не бьются в конвульсиях. Но что самое омерзи-
тельное, он пользуется еще и доверчивостью человека, у которого умирает
ребенок и который так хочет, чтобы была хоть какая-нибудь надежда. На-
дежда на чудо. В таком положении люди часто теряют критичность и верят
всякой ерунде, потому что безумно хотят верить. А эта дрянь пользовалась
их состоянием. Когда ребенок умирал, в банк приходил денежный перевод из
фонда с деньгами для родителей. Галактионов подсовывал им бумаги, тыкал
пальчиком, показывая, где расписаться, и говорил слова сочувствия. Роди-
тель даже не понимал, что подписывает, и уходил, а Галактионов клал де-
нежки себе в карман. Ну и мразь!
увлеченная злостью, она не замечала, как шагает по глубоким лужам, в ко-
торых черная вода была перемешана с грязным мокрым снегом. - Им-то он
что сказал? Что их нельзя направить на лечение? Почему они не подали до-
кументы в фонд?
что-нибудь. Мол, таких клиник нет, или такие болезни не лечатся, или их
случай под какой-нибудь пункт не подпадает. Зачем ему их направлять, ес-
ли у ребенка есть шанс выздороветь? Он же тогда своих денег не получит.
лечение. Пусть бы лечились, ему-то какая разница?
благотворительные фонды существуют исключительно для того, чтобы ловкие
Галактионовы могли на этом наживаться, а вовсе не для того, чтобы ко-
му-то помогать и делать добро. Да ему и в голову не приходило, что раз
уж банк все равно оплатил консультацию ребенку, у которого есть шанс
поправиться, то пусть фонд сделает для него все остальное. Фонд -
средство для доения денег из несчастных родителей. Как там говорила жена
Галактионова, помните? Когда он в коробке из-под фотоаппарата толкнул
старый замок.
Димы Красникова побывало в руках у Галактионова, то Лыков не врет. Такой
тип запросто может чужую тайну обнародовать, кинуть, как кость с барско-
го стола, чтобы не платить наличными.
матривая плохо видные в вечерней тьме номера маршрутов.
позвонили, все бумаги на столе оставила, а то, что нужно, в сумку не по-
ложила. А вы?
в сторону подходящего к остановке битком набитого "икаруса". - Поехали,
Анастасия Павловна, он нас довезет до метро.
в салоне и почти такую же толпу, собирающуюся штурмовать автобус с ули-
цы. - Это же смерть моя. Я не могу ездить в толпе и в духоте, мне плохо
становится. Пешком, пешком, только пешком.
по отделу легенды о невероятной лени Анастасии Каменской. - Пешком минут
двадцать получится.
нашатырь и падать в обморок.
нравственного уродства Александра Галактионова оказалось таким сильным,
что им обоим почему-то больно было не только обсуждать его, но даже ду-
мать о нем. Тротуар был широким, Настя шла, почти не глядя под ноги и не
подозревая, что на самом деле начиная с сегодняшнего дня она ходит по
узенькой дощечке, по обеим сторонам от которой - смерть.
что грязь с души давно умершего Галактионова прилипла к ней намертво. Ей
инстинктивно хотелось отмыться.
противный озноб, сопровождавший ее почти постоянно из-за плохих сосудов.
Настя сварила крепкий кофе, открыла банку консервов, отрезала кусок хле-
ба, но внезапно, понюхав содержимое банки, поставила ее обратно в холо-
дильник. Оказалось, что аппетит у нее пропал. Вместо еды она залила в
себя два полных стакана ледяного, из холодильника, апельсинового сока.
постель, укрылась двумя одеялами, включила видеоприставку со своим люби-
мым концертом трех лучших теноров на чемпионате мира по футболу. Хосе
Каррерас, Пласидо Доминго и Лючано Паваротти.
зыгрывающих на поле целый футбольный спектакль с маститым мэтром-напада-
ющим, смешливым хавбеком и забавным суетливым новичком, словно бы бегу-
щим рядом с мэтром и ноющим: "Ну дай повести, ну дай!" Нужно быть незау-
рядным актером, чтобы такие футбольные страсти изобразить в процессе ис-
полнения популярной неаполитанской песни. И в конце, конечно же, ария
Калафа, без которой великий Паваротти не покидает сцену ни одного кон-
церта. Публика просто не разрешает ему этого. Она готова еще и еще, ты-
сячу раз, сто тысяч раз видеть его сосредоточенное лицо, в конце арии
озаряемое торжествующей улыбкой, и слышать его великолепный голос, про-
износящий: "Утсего! Утсего!" И в эту минуту никто из зрителей не сомне-
вается, что этот тучный, потеющий шестидесятилетний человек с окладистой
черной бородой, ослепительно белыми зубами и неизменным платком в руке
действительно победит, встав во главе войска, как это клянется сделать
принц Калаф...
он, конечно же, зазвонил.
знаменитого певца. - Паваротти? По какой программе? Погоди, я сейчас
включу.
"честь для девушки дороже". У работника милиции может быть только зарп-