Вадимовом. Видимо, там было не в пример поболее икряной рыбки, ею и
занимались в первую очередь. А у женщин пропала только одна. Вероника, с
облегчением отметил Вадим, оказалась жива-здорова - впрочем, он тут же
вспомнил о принятом ночью решении и торопливо отвел глаза, словно она умела
читать мысли.
чуть ли не до плеч. Его широкая туповатая физиономия светилась истинным
вдохновением, хотя мелодия, понятно, была чуть ли не самой незатейливой на
свете - "тра-та-та-та-та", и все тут, ни импровизаций, ни вариаций. Но
старался он изо всех сил. Вадим давно уже подметил, что новая охрана, в
противоположность старой, искусно игравшей свои роли, но отнюдь не горевшей
на работе, относилась к обязанностям с неподдельным, за версту заметным
увлечением. Страшно им нравилось быть охранниками в концлагере...
облезлые перила. И Маргарита разместилась на обычном месте. Эсэсовцы и капо
стояли в прежнем порядке, однако прибавились некоторые новшества. На мачте
лениво колыхался черный флаг с черепом и костями, размером с добрую
простыню, а перед самой трибункой возвышался какой-то громоздкий предмет
непонятных очертаний, накрытый огромным куском брезента. Высотой он был
человеку примерно по пояс.
барабанщик" продолжал увлеченно колошматить палочками, не замечая ничего
вокруг. Поморщившись, Мейзенбург похлопал его стеком по плечу, перегнувшись
через перила - тот оглянулся, испуганно бросил по швам руки с зажатыми в них
желтыми палочками.
здравии и самом хорошем расположении духа, дамы и господа! Как здорово, что
все мы здесь сегодня собрались! Моя жизнь с тех пор, как я познакомился с
вами, стала поистине великолепной, увлекательной и радостной! Тешу себя
надеждой, что и ваша тоже. Итак... У нас тут произошли небольшие перемены.
Во-первых, посовещавшись с народом, я решил вывесить над нашим приютом для
утомленных деловой жизнью коммерсантов и прочей подобной публики как нельзя
более соответствующий штандарт.- Он указал стеком на скалившегося "Веселого
Роджера".- Как нельзя более подходящий. Все вы, маяки и буревестники нашего
уродливого капитализма, долго под этим флагом жили, и не стоит отрицать этот
суровый факт. Ну, а теперь под этим славным, овеянным веками штандартом
протекает моя многотрудная деятельность. Есть в этом своя печальная
справедливость, вам не кажется? Шеренги угрюмо молчали.
комендант.- Ну согласитесь, самым глупейшим образом я буду выглядеть,
разводя здесь плюрализм и дискуссии. То-то. Вернемся к новшествам.
Плюрализма я среди здесь разводить не собираюсь, но вот общественное мнение,
по моему глубокому убеждению, существовать должно. Отсюда проистекает
"во-вторых": с нынешнего дня мы будем на каждом аппеле в условиях самой
неприкрытой гласности знакомить общественность как с теми, кто является
гордостью нашего крохотного мирка, так и с теми, кто тянет нас назад,
саботирует и ставит палки в колеса. Я думаю, вы сами согласитесь, что первые
заслуживают всего и всяческого уважения, а вот вторые - самого
недвусмысленного осуждения... Номер пятьдесят пять дробь семь, три шага
вперед и кр-ругом!
субъект, маршируя чуть ли не гусиным шагом, с выпученными от страха глазами,
задирая ноги выше пояса. Сделал три шага, неуклюже повернулся через правое
плечо и застыл, вытянув руки по швам.
себя на допросе прямо-таки великолепно, подробно и откровенно отвечая на
вопросы, активно сотрудничая со следствием, искупая тем самым все
прегрешения, сотворенные им против экономики нашей многострадальной страны.
Я вами восхищен, номер пятьдесят пять дробь семь! Светоч вы наш!
Становитесь, голубчик, в строй!
нежданная похвала его обрадовала или утешила.
комендант.- Номер сорок три дробь шесть, три шага вперед и кр-ругом!
уже надвигался с занесенной дубинкой капо, и он быстренько шагнул вперед,
повернулся лицом к строю.
вверх.
утренним солнцем, он неторопливо полз, наискось пересекая воздушное
пространство над лагерем, стекла кабины отбрасывали яркие зайчики - призрак,
мираж из огромного мира свободы...
гордостью, сорвался с места и опрометью кинулся прямо к колючке, вслед за
вертолетом, размахивая руками, истошно вопя что-то неразборчивое. Вряд ли он
видел, куда бежит, потому что несся прямо на крайнего эсэсовца.
поравнялся. Лысоватый упал прямо у его ног, корчась, пытаясь проглотить хоть
немного воздуха.
явственно затихая,- вертолет ушел по своему маршруту, растворившись, словно
пленительное видение.
дети... Вертолета не видели? Судя по раскраске и эмблеме, данный геликоптер
прилежно везет валютных туристов на Каралинские озера. И вряд ли пилоты, чей
труд неплохо оплачивается фирмой, будут отвлекаться на мельтешащих внизу
придурков. Ну кому придет в голову, что вы с вами, вот такие, существуем на
белом свете? Мы с вам уникумы, а потому из поля зрения большого мира
выпадаем... Впрочем, признаюсь вам по секрету: если сюда и забредет
какой-нибудь болван, ему в два счета объяснят, показав соответствующие
документы и даже соответствующую аппаратуру, что здесь снимают кино из жизни
взаправдашних эсэсовцев и взаправдашних лагерников, вежливо посоветуют
убираться на все четыре стороны и не мешать творческому процессу, в который
вложены немалые денежки. Я же не похож на идиота, милые мои. Сразу следовало
подумать об элементарных мерах предосторожности. Бумажек у меня масса, все,
что характерно, с печатями, и киноаппарат есть, стрекочет, как кузнечик,
если нажать кнопочку или там дернуть рычаг, не помню точно...- Он перегнулся
через перила и посмотрел вниз.- Встаньте в строй, гордость вы наша, я вас
только что торжественно провозгласил маяком трудовой славы, а вы этакие
номера откалываете... Итак, продолжим. Вот этот субъект, что стоит мордою к
строю - наш Мальчиш-Плохиш. Посмотрите на него внимательно. Полюбуйтесь на
эту рожу, хорошие мои! Из-за того, что этот упрямый и несговорчивый субъект
ни за что не хочет сотрудничать со следствием, не хочет честно отвечать,
когда его спрашивают, не хочет поделиться неправедно нажитым добром, мы с
вами вынуждены здесь торчать. Даю вам честное слово штандартенфюрера СС:
если бы означенный прохвост открыто и честно отвечал на вопросы, если бы не
чах над златом - я давно бы открыл ворота нараспашку и выпустил вас, милые
мои, на волю. И пошли бы вы, куда хотите. Но из-за этого крайне
омерзительного типа будете и дальше киснуть за проволокой... Очень жаль, но
ничего не могу поделать. Такие уж у нас с вами игры...
сигналу, зажглась нешуточная враждебность, самая настоящая ненависть.
Бесполезно было их разубеждать, все равно не поверили бы.
продолжал комендант.- Из-за него вы здесь и торчите. Поскольку собственная
мошна этому скряге дороже интересов других членов общества... Отвратительное
создание, не правда ли? Встаньте в строй, номер сорок три дробь шесть, глаза
б мои на вас не смотрели...- Он подождал, пока Вадим займет свое место,
приосанился и объявил: - Продолжим и разовьем эту тему. Тему запирательства
и нежелания развязывать мошну с неправедно нажитыми денежками. У меня есть
определенные и стойкие подозрения, что среди вас находятся безответственные
субъекты, до сих пор полагающие, что с вами тут разыгрывают веселую шутку.
Иначе почему я вновь и вновь сталкиваюсь с наивным по-детски
запирательством? Не осознаете вы, хорошие мои, серьезности момента. Долбаные
вы потрохи! - заорал он без всякого перехода, как ему было свойственно.-
Если кто-то еще не понял, объясняю популярно и в последний раз: вы, подонки,
угодили прямиком в преисподнюю для новых русских! И я тут самый главный
дьявол! В этой преисподней!
дробь. Второй подошел, ухватил обеими руками край брезента и проворно стащил
его, словно открывал памятник.
основательные деревянные козлы, а к ним был привязан Красавчик - так, что
голова торчала над краем толстого бревна, послужившего основой козел.
барабанщик, извлек из-за края трибунки бензопилу, без усилий одной рукой
вздернул ее в воздух и помахал так, словно ожидал бурных аплодисментов.
Оглянувшись на коменданта и увидев его кивок, осклабился, дернул шнур.
Бензопила нудно и громко затарахтела, покрытая зубьями цепь взвизгнула,
превратилась в сверкающий эллипс.
покрылась ледяными мурашами. Он нечеловечески вопил, мотая головой, пытался
дергаться, но был привязан так, что тело не сдвинулось ни на миллиметр.
Сверкающий, жужжащий эллипс опускался удивительно медленно, словно время
поползло как-то по-иному...