бомболюка, и мы, дико заорав от неожиданности, полетели в пропасть...
момент показалось, потому что внизу было темно. Мы - ну, я-то уж точно! -
решили было, что нам крышка и что нам предстоит разбиться в лепешку,
пролетев сотни три футов. На самом деле мы не пролетели и десяти и
шлепнулись не на камни, а в самое стопроцентное жидкое дерьмо.
река, которая несла по подземному лабиринту кристально чистые, возможно
даже, минерализованные воды. Однако технический прогресс на поверхности
земли превратил речку в клоаку, куда естественным или искусственным путем
сливались канализационные стоки ближайших асиенд и поселков. Впрочем, об
этом мы с Марселой узнали гораздо позже, а в тот момент, когда мы угодили в
этот поток дерьма, нам было совершенно неинтересно знать, откуда он
начинается и откуда это дерьмо взялось. Значительно больше меня лично
интересовало то, как из дерьма выбраться. Скажу откровенно, я подозревал,
что это невозможно. Ноги до дна не доставали, наверху серел каменный
естественный свод. Впрочем, свод я видел недолго, только несколько секунд
после падения, пока еще виделся свет из открытых створок "бомболюка",
доставившего нам удовольствие искупаться. Скорость течения была очень
велика, и нас быстро унесло за несколько крутых поворотов, куда свет уже не
доходил. Мы плыли в кромешной тьме и такой густой вони, что меня не
вывернуло наизнанку лишь потому, что я уже более полусуток ничего не жрал.
на шее. При определенных условиях он мог бы утянуть меня на дно, так же, как
пистолет, нож и четыре гранаты, висевшие на поясе вместе с двумя запасными
магазинами. Если бы нам довелось проплыть по этой мерзкой реке чуть-чуть
дольше, то кто-то из нас должен был утонуть - либо я, либо "Калашников".
Однако очень скоро мы ощутили под ногами более-менее твердое дно и затем
смогли идти пешком. Уровень зловонной жидкости стал поменьше, должно быть,
труба стала шире. Здесь же я, наконец, нащупал в темноте отплевывавшуюся в
разные стороны Марселу. Мы взялись за руки, как школьники на прогулке, и
двинулись рядышком, чуть-чуть подталкиваемые потоком, который доходил нам до
пояса.
прямая угроза вообще остаться тут навек. И это была серьезная угроза. Мы
были по-прежнему во власти потока, и никто не мог поручиться, что где-нибудь
за поворотом труба не начнет сужаться, и дерьмо не заполнит ее до потолка.
Правда, пока уровень дерьма несколько снижался и доходил временами до
середины бедер. Однако минут через десять он начал неуклонно повышаться,
опять дошел до пояса и приблизился к груди. К тому же, вытянув левую руку
вверх, я нащупал свод, а это был совсем дурной знак.
доверия и подчинения мужчинам. Эмансипированность женщин-янки, летающих на
истребителях и командующих десятками мужчин на кораблях, в эти места еще не
докатилась. Это дитя природы и обычаев твердо верило, что с таким мужчиной,
как я, бояться нечего, и было убеждено, что со мной не пропадешь. Мне
надеяться было не на кого, а потому я трусил так, как никогда в жизни.
Трусил потому, что от меня, по сути, ничего не зависело. Против тяжелого,
неотвратимого потока идти было невозможно, остановиться - тоже. Можно было
только идти или плыть по течению. Если бы я был один, то наверняка выл бы и
орал от безысходности своего положения, но при Марселе стеснялся. Хотя в то
время я был полным идиотом во всем, что касалось глубоких обобщений, моя
беспомощность перед потоком дерьма как-то стихийно заставила меня подумать о
том, что все мое прежнее существование являлось именно таким же беспомощным
барахтаньем в потоке жизни. Несколько раз я действовал самостоятельно, но
это приводило лишь к новым неприятностям, и меня еще дальше уносило в
клоаку. Было горько и стыдно, что жизнь закончится таким омерзительным
образом, но сделать я ничего не мог. Наше путешествие по смердящей реке
продолжалось.
Зловоннейшая жижа вновь поднялась до плеч и заметно ускорила течение.
Вспомнилось, что в детстве я то ли читал, то ли видел в кино историю, когда
какой-то француз, каторжник или революционер, вот так же шел, спасаясь от
врагов, по парижской канализации. Отчего-то его путешествие казалось мне
увлекательным... Сейчас я так, конечно, не считал. Наоборот, у меня было
горячее желание застрелиться, но этого я не сделал по двум причинам:
во-первых, как всегда, у меня проявлялось чувство самосохранения, а
во-вторых, я не был уверен, что мое оружие после уже двухчасового
путешествия по клоаке окажется в состоянии выстрелить.
кожа с головы до пят - тоже. Даже во рту ощущался вкус этой дряни. Но, как
ни странно, чем дольше я находился в объятиях смрадного потока, тем больше
привыкал к своему положению и смирялся со своей участью. К концу третьего
часа нашего путешествия мне стало почти безразлично, чем все кончится. В
конце концов рано или поздно умирать все равно придется.
стремительно. Уклон явно стал круче, и крутизна его все возрастала. Идти
оказалось невозможным, нужно было плыть. Я даже пытался хвататься за потолок
туннеля, но зацепиться было не за что.
градусов тридцати, и поток мчался со скоростью быстрой горной реки. Никто не
поручился бы, что дело не кончится каким-нибудь жижепадом... Нас
действительно с разгона бросило вниз, с головой окунув в жижу, но все же мы
вынырнули. Откуда-то сверху низвергались гнусные клокочущие струи,
закручивая в потоке водовороты из жижи, но течение нас пронесло сквозь них
за какие-то секунды. Теперь нас втянуло в явно искусственную бетонную трубу,
на ощупь скользкую и обросшую какими-то наростами. Глубина опять стала
такой, что ноги не доставали до дна, и мы с трудом держались на поверхности,
изредка цепляясь друг за друга. Наши руки и ноги из последних сил работали,
преодолевая тяжесть намокшей одежды, обуви, а кроме того, и моего
вооружения, которое я почему-то не пытался бросить. Изредка ладони
натыкались на всякую мерзость, плывшую вместе с нами: гнилую кожуру бананов,
дохлых крыс, тряпки, экскременты, хлопья пены, щепки... Все эти предметы
канализационного обихода, половина из которых в обычное время могла бы
вызвать неукротимую рвоту, как ни странно, мало нас волновали. Мы к ним
привыкли!
твердое. Это был довольно толстый обрубок бревна, причем с большим запасом
плавучести. Как его занесло сюда, меня не волновало. Главное, я смог в него
вцепиться, и Марсела сделала то же самое. Мы поехали дальше с некоторым
комфортом, уже не боясь выдохнуться и пойти ко дну.
грустные мысли. Уровень жижи все ближе подходил к потолку. Следом за
автоматом по бетону стала чиркать моя макушка. Это могло означать, что наше
путешествие подходит к печальному концу. Но заставить дерьмовую реку течь
вспять мы не могли.
в жижу и держать голову почти вровень с бревном. Но просвет между потолком и
поверхностью дерьма сокращался катастрофически быстро. Наконец, его не стало
совсем, и я, хватив последний глубокий глоток смеси аммиака, сероводорода и
прочей дряни, которую при достаточной доле воображения можно было назвать
воздухом, погрузился в отвратительную пучину. При этом я все-таки на всякий
случай зажал нос, крепко стиснул зубы и закрыл глаза, хотя был на сто
процентов уверен, что уже никогда их не открою...
дыхание на пять-шесть минут. Не знаю, насколько сумел это сделать я и
насколько - Марсела. Мне лично казалось, что мое пребывание в толще дерьма
длилось час, а то и больше. Во всяком случае, я держал в себе воздух до тех
пор, пока не почувствовал, что у меня вот-вот лопнут легкие...
душе и счел ее на данный момент не подлежащей призыву. Меня вынесло на
поверхность, и я с наслаждением выдохнул ту гадость, которую уже не мог
держать в груди, и жадно глотнул порцию свежего канализационного смрада.
Более того! Нас вынесло к свету!
не испытывал такой радости. Наверно, тогда я был умнее, поскольку понимал,
что избавление от одних страданий есть прелюдия к последующим.
неяркая точка. Потом она вытянулась, расширилась, превратилась в маленький
полукруг. Полукруг этот быстро рос: сначала до размера двухнедельной луны,
потом - до пол-арбуза, затем - до полкруга швейцарского сыра. И вот свет
Божьего дня ослепил, резанул по глазам, заставил зажмуриться! Наше бревно,
выброшенное напором воды из трубы, оказалось в густой жиже пруда-отстойника.
Вместе с бревном мы благополучно причалили к берегу и, окутанные полчищами
мух, протащились несколько шагов через кусты. Вонь, вероятно, и здесь была
весьма ощутимой, но что она была по сравнению с той, которой мы надышались в
канализации! Мы жадно, полными легкими вдыхали воздух, который нормальный
человек назвал бы миазмами...
отделяющей пруд, где отстаивалось самое крупногабаритное дерьмо, вроде
бревна или нас с Марселой, от другого пруда почище. Конечно, он тоже
порядком вонял, но для нас там вонь уже и вовсе не чувствовалась. За вторым
прудом виднелись какие-то здания, по-видимому, там располагались сооружения
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Андреев Николай
Самойлова Елена
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия