человек, как и все в этом мире, и, кроме того, умный, расчетливый и очень
опасный. Блокированная память ему не мешает; наоборот, я думаю, она только
облегчила ему путь к власти.
выводило не только Сопротивление: где-то на этой орбите мы могли найти
ответ на все наши вопросы.
состоится встреча... ну, скажем, королей и ферзей. Томпсон не приглашен.
Но приглашена Мария. Официально - смешивать коктейли в домашнем баре,
неофициально - каприз хозяина. Ну а мы противопоставим ему каприз гостьи:
приглашение должен получить и Толли Толь.
задача, Мартин, убедить Марию.
запсиховать не подумав. Но Зернов погасил вспышку.
вы должны делать в резиденции Бойла, - это петь, слушать и запоминать.
вместе с рассветом.
тебе еще вес сгонять. А это не очень приятная процедура.
16. СКАЧКИ
щекотал горло. Дышалось трудно и непривычно. Паровая баня была похожа на
нашу разве только тем, что в клубах жаркого и плотного тумана я почти
ничего не мог рассмотреть. Не было ни мочалки, ни мыла, ни березовых
веников. Зато надо мной, вдавленным в губчатый резиновый мат, яростно
орудовал массажист, растирал и разминал меня до боли во всем теле. Я
только пыхтел и глотал соленый пот, стекавший мне в рот. В конце концов
массажист или умаялся, или решил, что с меня достаточно, и разрешил мне
сесть.
терли одновременно и в том же темпе. Он вздохнул, выдохнул и спросил
что-то по-французски, но с незнакомым, неамериканским акцентом.
но я вдруг хорошо разглядел его. Белотелый, как женщина, с медно-красным
от загара лицом и руками, он выглядел чуть постарше и пошире меня, а в
черноватых подстриженных усиках на верхней губе мелькнуло что-то неуловимо
знакомое. Я мысленно продлил их и закрутил кверху, как у "гусар-усачей" из
дореволюционной солдатской песни, и тут же узнал его. То был скакавший
рядом со мной в моделированных кинопроектах режиссера Каррези швейцарский
рейтар, капитан в рыжих ботфортах. Это он перебросил мне свою шпагу перед
дуэльным шантажом Монжюссо - Бонвиля. Именно. Так же покровительственно
улыбаясь, он повторил свой вопрос:
Градусов семьдесят по Цельсию.
не уронили в родильном?
и ну, послал Бог соперничка!"
мог.
Сопротивление, ничего не скажешь.
придерживаться тактики. Притвориться, что я полицейский? Могут
разоблачить. Открыть карты сопернику? А что последует?
мог. Шпак, штафирка. Он выражал этим полное пренебрежение галунщика к
простому смертному, не обшитому золотой тесемкой.
первоклассных скакунов и два одра.
лошадка старовата - не вытянет. Ну а тебе, наверно, одра дадут.
вислозадую или коротконожку с большими бабками. Шея колесом, а дышит
надсадно. Наглотаешься грязи, когда обгонять будут. Я лично полный шлепок
обещаю, если вырвешься.
Умоешься на обгоне.
забрызгает меня грязью. Что ж, переживем. Еще неизвестно, кто будет грязь
жрать.
дали, ты бы не три, а десять кило с радости сбросил. Только он коня даже
отцу родному не даст. Не конь - птица. Ну а теперь моя кобылка вперед
выходит. Поглядишь на нее - скакать не захочешь, какого бы одра ни дали.
прибавил он, - а то после скачек напомню. Шнелль дерзких не любит.
было идти на весы. Там уже дожидался Хони Бирнс в нейлоновой маечке,
сухонький, крепенький, не человек - гномик.
Вина не пил?
больше сгоняешь. А лошадь заметит обязательно. Запах почувствует и
рассердится. Лошадь как циркачка - нервы на пределе. И никаких новых
запахов, хмельное учует - сбросит. Ну-ну, - он легонько подтолкнул меня в
спину, - можешь одеваться, жокей.
лиловый камзол и белые бриджи. Хони Бирнс был доволен: он смотрел на меня
снизу вверх, едва доставая мне до плеча, и дружески улыбался. И мне
вспомнилась наша встреча рано утром, когда я, которого он знал как
фотокорреспондента "Экспресса", снимавшего его для журнальной обложки,
вдруг выпалил пароль Фляша. Он долго и угрюмо молчал, оглядывая меня со
всех сторон, потом сказал, сплевывая табачную жвачку:
сантиметров. Я виновато пожал плечами: приседай не приседай - не поможет.
Хони еще раз оглядел меня, пощупал мускулы ног, послал меня на внутреннюю
скаковую дорожку, параллельную главной, и скрылся в конюшнях. Через
пять-шесть минут он медленно вышел, держа на поводу гнедого высокого
жеребца с длинными ногами, даже клячеватого чуть-чуть, хоть ребра считай.
Конь ничем не выражал своего волнения, только ноздри вздрагивали. Увидев
мое вытянувшееся лицо, Хони тихонько усмехнулся:
перейдет в презрение.
манежа. Приглядевшись к предъявленной лошади, я подметил и прямую шею, и
выпуклые, длинные мускулы ног.
обращаясь к лошади, как к человеку, - покажи этому дылде, на что мы
способны.
должно быть, помнил историю о Макбете и о его грозном сопернике - не шел,
а летел, как летит ястреб над полем, догоняя зайчишку.