Чтение 23–й страницы книги ~Загадка мадам Лю~

- Она не смеет мне отказать. Нет такого закона. Ее письмо, за которое
может ухватиться следствие, я уничтожила к тому же. Ей нечего бояться. Я и
не скажу, что мать везде и всюду вмешивалась, ломая его жизнь.

- Но разве он был прав, вожжаясь... - Подполковник, произнеся это
слово, закашлялся, но потом, взглянув открыто ей в глаза, продолжил, - и с
вами, и с контр-адмиральшей?

- Но ведь мать тогда вмешалась! Она развела его с Ириной
преждевременно! И он почувствовал себя свободным! Он переживал, ибо любил
Ирину. Он не мог потому убить ее... Я протестую, что вы держите его там, в
тюрьме! Вы сломаете его!

11. РАЗВЯЗКА

Они его мордовали долго, чтобы он раскололся. Особенно усердствовал
без пяти минут капитан. Товарищ Васильев. Прикрывал его полковник Сухонин:
народ волнуется, что вы тянете с раскрытием? Сухонин тогда сказал
подполковнику Струеву:

- Саня, ну чего ты в оппозицию лезешь? Стопроцентный гад!

Ледик в конце концов раскололся. Признал. Согласился. Он махнул на
свою жизнь рукой. Чему бывать, - добавил и тот, ждавший этапа, неубийца,
признанный убийцей, - того не миновать...

- Что ты, - успокаивал, - поглядел бы, как раньше было тут! А это уже
- нормально! Раньше в СИЗО попробуй не подчиниться. Тебя упекли бы туда,
где Макар телят не пас. А теперь... Только пожалуйся - бьют служителей по
голове... Другое дело - по-прежнему стоят над душой! И только пожалуйся!
Будет страшно...

Ледика уже ничего не страшило. Он все узнал о тех, кто ему носит
передачи... И была, оказывается, правда с отчимом и его шлюхой. Ведь тогда
сказал Прошин, выдавая Соболева: "Ты думаешь, другие лучше? Твой отчим
хорошо шпокает мою двоюродную сеструху. Я с твоего отчима дань брал за
то... Хочешь титьки по пуду - плати, падла!"

Про мамочку рассказывал ему старший лейтенант Васильев после убийства
Соболева.

- Спали они, - визжал Васильев, перед тем, как Ледик признался в
совершенном убийстве, - с этим подонком. И Ирина твоя, и мамочка. У порога
он их драил. Поставит... Это кайф! Зашел и сразу за трусики... И мамочка
твоя, и Ирочка становились в позу. Одну ты правильно убил. Вторая
просится. Как козлы, встали на мостку и бодаются! Отчим твой и мамочка.
Один депутат, вторая бюстом кабинеты открывает...

Может, не признался бы Ледик. Однако столько навернулось грязи! Еще
эта контр-адмиральша. То ли напугалась, что муж-импотент выгонит... Стала
лить грязь в новых письмах следователю...

Свидание Ледику дали, и он, конечно, не знал, что придет Вера...
Вера, Вера. Почему тогда ты не остановила матросика-танцора перед тем, как
пошел он от тебя к контр-адмиральше в постель? Почему ты потом вышла замуж
за этого лысого моряка-подводника?

Она стояла перед решеткой, плакала, эта Вера.

Она шептала:

- Я тебя не отдам смерти... Зачем ты написал: "прошу расстрелять"?

Ледик отрешенно глядел на нее. Он все помнил. Как к начальнику
дивизиона она приехала. "Племянница Вера пошла!" Говорили - литературовед.
Многое он узнал от Веры. В школе Ледика учили одному, она говорила -
другое. Бог спас Пушкина, чтобы он стал убиенным, а не убийцей.
Достоевский послал "Бесы" Александру III - пусть посмотрит... В школе
учили и было неинтересно, а с Верой... С Верой - прелесть. Еще и
танцует...

Вечера с ней были удивительны, и он постепенно в нее влюблялся. Он до
этого, научившись у приемного отца презирать женщин, не ставить их ни во
что, постепенно понимал: женщины бывают умные, чуткие, разбираются кое в
чем.

Вера приехала, оказывается, всего на лето, осенью она уедет в свой
институт. Она будет учиться вновь, и будет совсем не сладко ей без такого
мальчика, как Ледик. Собственно, Ледиком он назвал себя сам. К слову
пришлось. И она недоверчиво на него глядела: "Неужели взрослые родители
называют тебя таким именем? Ведь от того, как тебя зовут старшие, совсем
немало зависит в твоей судьбе..."

Впервые он ее поцеловал в парке, после очередных репетиций. Он для
нее старался в тот вечер. Позже она прозаично отозвалась: ей танцы - так
себе, хочется научиться и все. Чтобы гореть ими, - нет времени... Он
обиделся не на шутку. Он же танцевал все последнее время для нее!

Когда случилось, что контр-адмиральша выцарапала его из-под носа у
Веры? Он и сам не мог объяснить. И следователь спросил: почему же Вера,
такая чуткая девушка, как он уверяет, написала в адрес прокуратуры такое
письмо? С жалобами, с грязью? Он твердо ответил подполковнику:

- Не думаю, что это писала она. Писал кто-то другой.

...Когда случилось самое страшное, когда позже подполковник
бесстрастно смотрел на труп самого Ледика, только тогда он понял, как прав
был моряк, защищая Веру. Он не мог до конца поверить в то, что она
написала так, как было в письме.

Вера, Вера... Новое письмо ее тогда лежало перед следователем. И в
письме рассказывалось, кто есть Ледик. Не подлец, не изменник...

Медленно, уверенно перелез Зуев ограду. Автомат покоился в руках.
Сильных руках бывшего десантника. Он шел к ним уже чужим, врагом. Когда-то
они нашли его, можно сказать, подобрали. После Афгана он долго не мог
остановиться. Ему по ночам снилось все одно и то же: он ползет за трупом
своего друга - тезки Коли Белого. И надо этот труп принести и показать
начальству. У Коли мама-пенсионерка, отравленная на своем родном
химзаводе. Мама должна получать за убитого сына. А если его не доставишь,
надо проститься с выплатой. Он знал тетю Полю цветущей женщиной. А когда
они с Колей уходили в армию, она провожала их с палочкой...

Он принес Колю Белого. Но начальство стало смеяться:

- А как ты докажешь, что это рядовой Белый?

Лица у Коли не было. Не было ног. Не было руки. Был этот кусок груди,
разорванной груди, где не имелось признаков бывшего рядового Белого.

- Я знаю: это он, - закричал младший сержант Николай Зуев.

- Вы здесь не орите, - сказал ему подполковник Зараев. - Мы тоже
люди. Не возьмешь же и не пошлешь так...

Зараев потом "пробивал" это все - как тело рядового Белого. И это
тело все-таки не приняли. И старшина Зуев, вернувшись домой, пришел к тете
Поле и не знал тогда, что ей говорить. К тому времени Зуев научился
прерывать сон. И глядя матери рядового Белого в глаза, он сказал:

- Нет, не видел я, хотя и был неподалеку... Не знаю...

Потом те, к кому он теперь шел, легко приручили его. Зуев мог все и
еще кое-что. Вначале он сидел в их офисе. Кругом была уйма проводов -
зеленых, белых, серых. Он приглядывал за сейфом. Еще появился один сейф.
Работа была легкая. Зуев имел уже квартиру. Он думал - как афганцу. Э-ге!
Куш был заплачен солидный, чтобы квартира была в центре...

Все было у них по закону. А ему вдруг стало тошно. Когда они пили
однажды, он сказал, что бы очень хотел в жизни:

- Поставить хату Кольке Белому.

Что в них было - так это понимали с полуслова. Он поехал к тете Поле
и поставил ей дом - вместо развалюшки. А тут он взыгрался, видно, как
мужик, увидев, когда возвращался к ним, к офису, деву Марию. И - сгорел.
Он влюбился в эту женщину. И часто ходил потом за ней тайно и молча. Тогда
решил бывший афганец Зуев: уйдет и будет жить в поселке. Поступит там на
работу. Оформил с ними договор. Один из них сказал:

- Так не бывает. Есть закон!

Это был тот, который потом ударил ножом Ирину. Тот, который заставил
потом Соболева добивать ее.

...Первым положил Коля Зуев этого. Потом безжалостно - за то, что
молчали, когда убивали ее, его деву Марию, - всех...

Не хватило подполковнику Струеву какого-то часа, чтобы предотвратить
бойню... Коля Зуев не заставлял их стать на колени. Они были все-таки
людьми. Когда-то поняли его, Колю. Протянули руки! Но он привык по приказу
добивать своих, душа его уже была мертва. Она совсем похоронилась, когда
подполковнику Зараеву вовсе отказали признать в принесенных им, Зуевым,
останках тело Коли Белого и когда подполковник Зараев сказал ему, Зуеву:

- Слушай, если убьют меня, ты вынеси, отруби лишь голову, переодень и
втыкни какую-нибудь бумажонку, что это - Колька, твой тезка...

Тогда душа Зуева поняла, что кругом есть люди, только для этих людей
нет чистого места уже на этой земле. И она ушла из него, душа. И бездушно
добивал он некогда приютивших его "воров в законе". Не надо было, конечно,
за одного убивать их всех...

Я нашел то место из дневника, который спрятал Васильев, в тот день,
когда восемь трупов - в том числе труп бывшего проходчика - свезли в морг.
Мне дал вырванный листок из дневника подполковник Струев.

- Полюбуйся!

Я читал в темной комнате, едва различая текст. Пахло приторно кровью.

"Он, наконец, ввалился к нам. Мы были одни с дочкой. На дворе было
холодно. Я зябко ежилась. Я помню, на свадьбе... Он со мной танцевал.
Ледик этого не помнил. Я тогда выпила, не знаю сколько... Но я
почувствовала, что он, оказывается, мужчина, а я - женщина. Меня легонько
било. Какой-то озноб. И он это почувствовал. Он же не родной Л. И почему
бы и нет? Я поила его чаем. У него были крупные руки, он взял мою ладонь в
свою, и я снова поняла, что он не родной Л. И я замерла, и эта К-ка опять