генерал", - сухой, бодрый старик с щетинистыми фельдфебельскими усами.
голосом. - Я вам скажу, что делать. Объявить Штирнеру настоящую войну.
Простите мне, старику, господин министр, но у вас, штатских, должно
быть, нервы слишком слабы. Послали пару полицейских, они проворонили
дело, и вы уже говорите о непобедимости какого-то проходимца, едва ли
даже нюхавшего порох. Вот что надо делать, - и "железный генерал" начал
кричать, как будто он уже командовал на поле сражения миллионной армией,
- объявить в городе осадное положение. Оцепить дом Эльзы Глюк сплошным
кольцом линейных войск и идти на приступ. Да, на приступ! На всякий
случай подвезти артиллерию. И если, - чего я не допускаю, - пехотная
атака почему-либо не удастся, смести с лица земли весь дом. Картечи и
гранаты еще никому разговаривать не удалось. Вот что надо делать, а не
паникерствовать!
оживления.
возражали не по существу самого проекта.
отвечал генерал. - Но если бы и так: война без жертв не бывает. Лучше
пусть погибнет несколько сот человек, чем все государство.
дела не откладывать. Сегодня ночью, если на то будет ваше согласие, я
сам поведу моих обстрелянных солдат, и посмотрим, что запоет этот
непобедимый!
оно.., может пригодиться и нам.
свой план.
правительства - не прибегать к артиллерийскому огню. Я имею приказ -
захватить Штирнера живым; если это будет невозможно, убить его, но
сохранить в неприкосновенности дом со всеми находящимися в нем
предметами. Мы имеем дело с необычайным врагом. Мы должны вести борьбу в
центре города. И тем не менее тактика уличных боев едва ли здесь
применима. Какой же это уличный бой, когда мы не можем нащупать врага,
его слабые стороны? Если же нам удастся благополучно проникнуть в дом и
только там столкнуться со Штирнером, то это.., гм.., это уже будет
"домашний бой". Первое, о чем мы должны позаботиться, это исключить
всякую возможность бегства Штирнера. Далее. Нам известно, что Штирнер
излучает лучи, или направляя их по известному сектору, или охватывая ими
определенную окружность. Притом, по-видимому, его лучи, - будем так
называть его орудие, - не на всех действуют одинаково. Все это
заставляет нас распределить наши силы по всему району боя и иметь
резервы. Пусть пехота движется по улицам к месту боя сплошной массой.
Если первые ряды будут поражены и, скажем, в панике бросятся назад,
задние должны напирать, силою подвигая головные отряды вперед. Так,
может быть, нам удастся попасть к самому дому Штирнера. Кто знает, может
быть, таким путем они окажутся в "мертвой зоне", вне "обстрела", как это
имеет место при артиллерийских боях. Я буду сопровождать головной отряд.
крайне неосмотрительно с вашей стороны.
мне самому определить свое место на поле сражения. Подчеркиваю, для
данного случая.
покраснел.
война - риск, а не игра в домино. Чтобы руководить боем, я должен знать
орудие врага. Я должен испытать на себе действие враждебного "огня",
чтобы убедиться, так ли он смертоносен для закаленного бойца, как и для
слабонервного обывателя.
это тяжелое молчание. Он знал, что спорить с упрямым генералом
невозможно. Адъютанту не нравился весь этот план наступления, "с
генералом на белом коне впереди", напоминающий старинные банальные
олеографии. Но делать было нечего. Оставалось только подумать о
последствиях.
Биржевой площади потянулись отряды солдат в полном боевом снаряжении. С
головным отрядом ехал сам "железный генерал" на прекрасной арабской
лошади золотистой масти.
возьми, лучше такой позор, чем гибель страны!
одной стороной выходил на эту площадь, а другой - на Банковскую улицу.
всматриваясь в видневшийся дом Эльзы Глюк, и пришпорил коня.
но лошадь вдруг без видимой причины захрапела, прижала уши и сразу
подалась корпусом назад, задрожав всем телом. Генерал был озадачен.
Генерал похлопал лошадь по шее.
повернувшись на задних ногах, бросился назад. В тот момент, когда лошадь
поворачивалась и задние ноги ее на мгновение переступали черту,
отделявшую улицу от площади, генерал почувствовал, как холодок жути
пробежал и по его спине. А Абрек находился уже в нескольких десятках
метров от площади.
гнева и ярости, который, бывало, находил на него в самые опасные минуты.
Генерал повернул лошадь к площади и изо всех сил вонзил шпоры в бока.
Абрек, не привыкший к такому жестокому обращению, мотнул головой, прижал
уши и бросился вперед полным карьером. С разгона он влетел на площадь и
тут, страшно захрипев, сделал такой прыжок в сторону, что генерал -
лучший кавалерист во всей армии, - как срезанный, свалился с лошади. Но
он, казалось, даже не заметил этого. Его сознание, нервы, весь его
организм, так же как и у его лошади, были потрясены необычайным,
сверхъестественным ужасом. Он пришел в себя только на улице, куда
вытащил его Абрек, волоча за ногу, запутавшуюся в стремени. Отряды
пехотинцев уже подошли к этому месту:
и, подавляя смущение, сказал подъехавшему адъютанту:
испугавшийся, выкинул такой фокус, что сам дьявол не усидел бы.
чтобы "не понижать боевого настроения" и не опозориться еще больше перед
офицерами и солдатами.
заняты...
домом Глюк, войска двинулись на приступ.
жизнь.
своим громовым голосом:
В смертельном ужасе метались они, бросая винтовки, давя друг друга. Стон
и крики стояли над площадью. Задние ряды напирали, вступившие на площадь
рвались назад... Генерал отдал приказ - теснить беглецов. Сплошные ряды
войск, запрудившие улицу, выдавливали на площадь головные колонны.
Площадь превратилась в беснующийся ад, но она понемногу наполнялась.
охватила также войска, шедшие по улице. Волны эти набегали, как ледяное
дыхание смерти, прокатываясь по рядам, и стройные колонны солдат
превращались в дикое стадо обезумевших животных. Солдаты бросались друг
на друга, спасались в подъездах, воротах домов, а оттуда им навстречу в
паническом ужасе выбегали граждане.
шкафы. Некоторые выбрасывались из окон на головы солдат, на штыки.
Женщины хватали детей и с дикими воплями метались по комнатам, как будто
весь дом был объят пламенем. По коридорам и лестницам домов бурлили
потоки людей, потерявших голову. Одни бежали вверх, другие - вниз,
катились по лестнице, топтали упавших женщин и детей. Ужаснее всего было
то, что никто не знал причин паники, никто не знал, от кого нужно
спасаться. Но постепенно в этом хаотическом, бурлящем потоке