шестым, звериным чувством понял, что в зале кто-то есть. Осторожно скосив глаза, я
ахнул... На пороге высилась стройная фигура мужчины в черном. Или, вернее,
сверхтощего старика в шелковой мантии с остроконечной золотой короной на лысом
черепе. Лица практически не было. Глубоко сидящие глаза полыхали красноватым огнем,
щеки впали, губы были настолько тонкими, что едва прикрывали неровные зубы, нос
ввалился, как у сифилитика, голая шея казалась сплошным позвоночником, а пальцы рук,
сжимающих золотой посох, - просто костяшками, обтянутыми желтой кожей. Спраши-
вать, кто это, не было необходимости. К волшебному зеркалу величаво шествовал сам
Кощей Бессмертный. Я прикрыл глаза и постарался казаться плоским.
- Зеркало мое волшебное, мудрое да всезнающее, покажи ты мне град
Лукошкино, как мои дела там свершаются? - Его голос был неожиданно грозным для
такого скудного телосложения.
Поверхность стекла заколебалась, пошла волнами и разводами, а потом
озарилась радостной панорамой просыпающейся столицы. Я приоткрыл один глазок,
подсматривая за происходящим. Итак, общее положение меня устраивало: на стенах
бдили внимательные часовые, по улицам расхаживали стрелецкие дозоры, видно было,
что весь город полностью готов к обороне. Кощей недовольно щелкнул пальцами,
показался царский терем. Горох еще спал, но его дружина была уже на ногах, готовая ко
всему. Повара раздавали миски с горячей кашей, но чувствовалось, что бородатые воины
при первом же сигнале трубы прыгнут в седла и бросятся на врага. Еще один резкий
щелчок пальцев, вроде как переключение каналов на телевизоре. Я увидел город с
высоты птичьего полета, площадь обзора перемещалась влево за леса, пока не оста-
новилась на южной караванной дороге. Обычно по ней шли восточные купцы,
поставлявшие в Лукошкино ткани, посуду, золотые украшения, дорогих арабских
лошадей... Зеркало приблизило изображаемые объекты, и вид очередного каравана
пробудил во мне неожиданные подозрения. Вроде бы все как всегда, я уже насмотрелся
этих смуглолицых купцов, прибывающих на центральную рыночную площадь каждые две
недели. Но этих что-то отличало от обычных торговцев... Может быть, слишком большая
охрана, может быть, непривычно огромные ящики, покачивающиеся на верблюжьих
горбах, - в каждом легко могло поместиться человек пять. Нет, наших здоровенных
стрельцов и трое бы не влезло, но низкорослые шамаханы отличались щуплым
сложением, возможно в своего прародителя. Еще мое внимание привлекли кони. Как
правило, в столицу пригоняли табуны чистокровок или красивых метисов с примесью
благородной крови. Но уж никак не пеструю орду невысоких лохматых коняшек, более
похожих на дикий табун лошадей Пржевальского. На какую ярмарку их гонят, кто их
купит? Разве какой-нибудь мясоперерабатывающий завод на краковскую колбасу... Так в
Лукошкине таких заводов нет, а конину на рынке не берут, говядины да баранины
довольно. Кощей, глядя на караван, довольно потирал сухонькие ручки, треск костяшек
отвлекал меня от экрана. Впечатление действительно было такое, словно я озорным
мальчишкой <зайцем> влез в кинотеатр и смотрю фильм из-за портьеры.
- А теперь покажи мне врага докучливого, милиционера местного, участкового
лукошкинского, сыскного воеводу Никиту Иванова! - потребовал Кощей Бессмертный,
вновь обращаясь к зеркалу.
Я мысленно выругался, попытавшись как можно тише заползти под лисью шкуру.
Меж тем зеркало, как ему и положено, отразило комнату, меховой пол, черную фигуру
хозяина и все остальное.
- Это... что ж за шутки такие? Никаких шуток. Зеркало показывало именно то, что
он просил. Просто младший лейтенант милиции Ивашов Н.И., то есть я, в настоящее
время играл в прятки под лисьей шкуркой.
- Ага! - дошло до сообразительного Кощея. - Так он здесь, под шкурами
прячется? Да уж так небось и есть!
Злодей пробежался из угла в угол, раскидывая меха там, где, как ему казалось,
мог скрываться человек. Никого не найдя, он повел тем, что оставалось от носа:
- Не чую духа человечьего! Еще бы, такими дырками разве хоть что-нибудь
почуешь?
- Звериный дух весь запах перебивает! - вновь показал свою прозорливость
отпетый рецидивист. - Ну да я тебя, комара надоедливого, по-другому сыщу... А вот,
звери лесные, степные, дикие, большие, малые, пушистые, восстаньте живьем в шкурах
своих да бегите по домам, чтоб через минуту и духу вашего здесь не было. А уж мы кое с
кем потолкуем...
Вот тут-то наш закоренелый преступник и дал промашечку! Заклинание сработало
- будь здоров! Меньше чем за минуту вся комната наполнилась визжащей массой
зверей - медведей, волков, лисиц, оленей, лосей, зайцев, рысей, бобров, енотов,
белок... Если помните, шкуры лежали в три-четыре слоя, а что же стало, когда они вновь
превратились в живых зверей! Да мы все едва вытолкнулись в дверь! Кощея смело как
вафельный стаканчик, по его распростертому телу перепуганная масса животных
ломанулась на свободу. Мне удалось прыгнуть на спину здоровенной медведицы и без
всяких проблем выбраться к воротам. Пока все зверье с ревом, рыком и скулежом
носилось по дворцу, я тем же прыжком пробрался к лестнице, а там давай бог ноги.
Баба Яга ждала меня в ступе с помелом на изготовку. Я сиганул прямо к ней в
руки.
- Успел-таки? Ох и бедовый ты мужик, сыскной воевода!
Я гордо пошевелил длинными ушами...
Назад в Лукошкино летели с шумом и песнями. Яга размахивала помелом,
выдавая на весь лес такие неприличные частушки, что я наверняка краснел. В свою
очередь мне пришлось с чувством исполнить: <Первым делом, первым делом самолеты!
Ну, а девушки? А девушки - потом!> Получалось, что со всем делом мы управились
даже раньше, чем рассчитывали. В наших руках были неопровержимые улики
причастности всех троих подозреваемых к делу об украденном перстне, а значит, и к
планам шамаханского вторжения в столицу. Причины для радостного настроения у нас
были. Во-первых, двое из подозреваемых задержаны и находятся под стражей. Жаль, что
не успели хорошенько потрясти казначея Тюрю, ну да он уже на небесах и там мы к нему
не прицарапаемся. Хотя как знать... возможно, за тяжкие грехи его уже жарят черти на
сковороде. Во-вторых, подземные ходы перекрыты, весь город под ружьем и попасть в
него весьма проблематично. В-третьих, мы с Ягой будем в Лукошкине гораздо раньше
любого каравана и быстро подготовим таможню к встрече этих подозрительных купцов.
В-четвертых, бабка сказала, что понасыпала в кошачий отвар такое количество
разнообразных ингредиентов... Хорошо, если причастившийся шамахан отделается
простым несварением желудка. Яга вбухала в чан все запасы лягушачьей желчи,
змеиного яда, крови летучих мышей, помета черного петуха, слюны двухголовых ящериц,
выжимки из паучьих мозгов, тараканьи яйца... Возможно, я что-то упустил, не принимайте
мои слова как готовый рецепт или руководство к действию. Она засунула в зелье все, что
сумела выгрести из сусеков Кощея, и была собой очень довольна.
К Лукошкину мы прилетели уже около пяти часов вечера. Сели в лесу, спрятали
ступу в кустах рябины, а к воротам отправились пешочком. Баба Яга гордо семенила
рядом, повиснув на моем локте. Спешащие в город крестьяне приветствовали нас
уважительными поклонами. Один мужичок даже предложил свою телегу, мы подумали и
согласились. Я подсадил бабку, запрыгнул сам, а словоохотливый возница во все горло
разбалтывал нам последние новости:
- Про шамаханов-то, люди бают, и не слышно близко. Зазря батюшка государь
стоко народу воинского в город нагнал. Шпиены-то все переловлены, к ногтю поставлены,
вроде бы и ратиться не с кем.
- А что, за последние сутки больше никого не задержали?
- Никого... тока из тюрьмы царевой бежал один, не нашли его.
- Кто ж бежал? - без особого энтузиазма поинтересовался я.
- Да дьяк какой-то.
- Дьяк?! Дьяк Филимон Груздев из думного приказа бежал?
- Во-во... он и сбег, - важно подтвердил возница. - Я ить тут на стрелецкое
подворье овес лошадкам привожу. Утром был - тихо, в полдень - шум да дело, сейчас
вот в третий раз еду, так небось уже нашли...
- Как же он сбежал?
- А кто ж его ведает? О том у сообщника евойного допросить нужно.
- Какого еще сообщника?
- Да того самого... Митьки с милицейского двора. Слышали, чай? Дебошир,
бабник да пьяница, отродясь ничего хорошего не делал. Видать, прельстили его деньги
шамаханские, вот и дал он сбежать врагу скрытному.
- Что за бред?! - переглянулись мы с Ягой.
- Да вот вам истинный крест! Я-то сам, правда, не видал, но шурин мой, Васька
Храпов, слыхали, нет? Так он в стрельцах службу несет, он и рассказывал, будто перед
обедом пришел к пыточной парень этот, Митька, да требовал, чтоб дьяка ему тотчас
представили. Дескать, на то указ есть царский. Охрана бы и не поверила, а только у
забора сам участковый стоял и ручкой помахивал... Они сдуру-то и отдали. Те двое дьяка
увели... Царь в обед пожелал допрос учинить, а заключенного-то и нет! Он стрельцов в
управление - Митька ни сном ни духом, божится, стервец, что знать ничего не знает! Ну,
его в охапку, да к царю, а участкового энтого по сию пору ищут. Небось ужо отыщут,
аспида...
- А как ты думаешь, добрый человек, кого ты на телеге везешь? - недобро
сощурилась Баба Яга.
- Ясно кого... - ухмыльнулся возница. - Бабку старую, калику перехожую, да
купца иноземного, толмача, как видно... Уж больно гладко по-нашему разговаривает.
- Ах ты мужик-лапотник! Деревенщина-засельщина! - в полный голос рявкнула
бабка. - Да как ты только посмел в лицо <тыкать> воеводе сыскному, самому
участковому, начальнику местного отделения милиции города Лукошкино, батюшке
Никите свет Ивановичу?! Как ты посмел про его светлость слухи поганые непроверенные
распускать?! А я вот кликну стрельцов, да на дыбу тебя, да язык твой брехливый
клещами повыдерну!
Мужичок ошеломленно переводил округлевшие глаза с меня на Ягу и вновь с Яги
на меня. Когда до него дошло, что все сказанное имеет под собой реальную почву
воплощения, несчастный бросился с телеги наземь и, стуча лбом об обочину, испуганно
завопил:
- Каюсь, каюсь, матушка! Прости меня, грешного, неразумного!.. Сдуру да
сгоряча слово неосторожное молвил. Смилуйся, воевода-батюшка! Не вели казнить, вели
миловать! Шестеро детишек по лавкам, уж пожалей сироточек! По гроб жизни зарекусь о
нашей милиции дурно говорить!
- Ох, смотри у меня... Вдругорядь не попадайся! А мы, Никитушка, пешком
пойдем, уж больно меня на этой телеге растрясло. Ворота - вот они, а дале путь
короткий. Ты ведь, чай, прямиком к Гороху? Разобраться бы надо...
До самого царского терема мы шли, не разговаривая друг с другом. Каждый