внешняя дверь запиралась сразу же после вечерней прогулки.
рассказ об изнасиловании четырех малолетних девочек, внешняя дверь с лязгом
отворилась, и в камеру вошел новичок -- толстый парень лет двадцати пяти с
испуганным выражением на тупом лице. Под мышкой он держал комплект
постельного белья. "Здравствуйте." -- боязливо сказал новичок; "Заткнись,
гадина! -- неприязненно отвечал Чмон, -- Еще раз перебьешь -- выдавлю левый
глаза." Парень помертвел и в полной растерянности отошел в сторону. Франц
наблюдал за ним издали -- толстяк переминался с ноги на ногу у стены и вид
имел самый жалкий: чуть не плакал; потом робко отворил дверь и вошел в
спальную камеру. Выждав минуты три, Франц, сам не понимая, зачем,
последовал за ним -- новичок его, на самом деле, не интересовал: тупость и
трусость были написаны на толстом лице парня заглавными буквами.
Чирий, прижимая трепещущего толстяка к стене, левой рукой держал его за
горло, а правой размеренно бил по щекам: "А ну, снимай штаны, пидор!
Снимай, тебе говорят ..." -- приговаривал он в такт пощечинам. Моджахед со
скучающим лицом наблюдал за происходившим со своей койки, сапоги его
валялись рядом -- очевидно, урки взяли новичка в оборот в форсированном
варианте. "Не хочу снимать ... Пусти ..." -- хныкал толстяк; "Это как же
ты, козел, не хочешь? -- орал Чирий, -- Да я тебя сейчас ..." Было видно,
что парень держится из последних сил.
новичка от печальной участи никто, кроме него самого, не мог -- а вот
неприятности для вмешивающегося могли выйти колоссальные. Да и не собирался
Франц вмешиваться -- не собирался до тех пор, пока не услыхал собственный
голос: "А ну, пусти его, Чирий, чего пристал, дай человеку на новом месте
оглядеться ..." Дернул же черт его за язык! -- реакция на эти слова
превзошла все мыслимые ожидания. Чирий отпустил новичка и резко повернулся
к Францу, а Моджахед, путаясь в простыне, вскочил с койки: "Ты зачем, гад,
не в свое дело лезешь? Убью!" Франц отскочил назад и быстро посмотрел по
сторонам: Дрона и Чмона в камере не было. Что ж, Чирия он не боялся --
реальную угрозу представлял один Моджахед ... да и тот, запутавшись в
простыне, проспотыкался метра два по направлению к Францу и упал на одно
колено. "Потом все равно изобьют, -- мелькнуло в голове Франца, -- так хоть
сейчас ..." -- он сделал два быстрых шага вперед и с наслаждением, изо всех
сил врезал ногой Моджахеду под подбородок. Удар пришелся в самую точку --
голова урки дернулась назад, глаза замутились; он опрокинулся на спину и
замер. Франц повернулся к Чирию. "Ты чего?... -- залепетал тот и попятился
назад, -- Смотри, потом хуже будет ... Дрон тебя с говном съест ..."; "Ты
до этого не доживешь, гнида." -- сладким голосом отвечал Франц, наступая на
него. Находившиеся в камере заключеные повскакали со своих коек и окружили
их. "Эй, Коряга, а ну, Дрона позови!" -- крикнул Чирий; "Стронешься,
Коряга, с места -- убью!" -- не оборачиваясь, усмехнулся Франц. Урка
допятился до стены -- и вдруг с исказившимся лицом бросился вперед, пытаясь
лягнуть Франца в пах. Тот отскочил в сторону и с оттяжкой ударил Чирия
сбоку в челюсть -- урка рухнул на четвереньки. Сладостный позыв прикончить
врага впервые в жизни бросился Францу в голову ... он подскочил к
копошившемуся на полу Чирию и врезал ему так же, как до этого Моджахеду, --
ногой под подбородок. Подонок повалился набок и более не шевелился; на
губах у него запузырилась кровь. Франц остановился и схватился рукой за
спинку ближайшей койки -- сердце его колотилось у горла, ноги подгибались;
остальные заключенные молча смотрели на него. Драка заняла секунд двадцать,
не больше; что нужно было делать -- Франц не понимал.
в камеру вошел Мордастый: "Опять, с-сукины сыны, на перекличку опаздываете
... -- гаркнул он, -- ... эй, что это у вас происходит?" Все попятились
назад, и Франц остался один в проходе между койками, на равном расстоянии
от лежавших на полу урок и трясущегося новичка на заднем плане. "Зачинщик
кто? -- заревел Мордастый, -- Зачинщик, говорю, кто, с-сволочи?"; в дверь
за его спиной повалили остальные заключенные. Франц встретился глазами с
Дроном, и это решило дело: "Я -- зачинщик, господин Наставник. -- сказал
он, -- Прикажете в карцер?" Через полторы минуты вызванные Мордастым по
рации охранники уже выводили Франца во внешний коридор: приговор -- три дня
с выводом на работу. Оклемавшиеся к тому времени Чирий и Моджахед проводили
его полными ненависти взглядами. А последним своим впечатлением Франц унес
из камеры страную ухмылку новичка -- не испуганную (как можно было
ожидать), а какую-то ... Франц не мог понять, какую.
метров на восток, потом вошли в узкий вспомогательный коридор. Гремя
ключами, охранник отпер решетчатую дверь -- после нее оставалось пройти еще
двести метров. Франц шел с удовольствием: три дня карцера казались
наилучшим выходом из положения. Он стал размышлять, что бы произошло,
случись эта история на пять минут раньше: Моджахед и Чирий оклемались бы до
начала переклички, Мордастый бы ничего не заметил, а уж потом ... Франц
поежился, представив себе, что бы с ним произошло потом. "Ладно, трепка от
меня не уйдет ..." -- философски подумал он и усмехнулся своим мыслям: если
б три месяца назад кто-нибудь сказал, что он будет так спокойно думать о
грядущих побоях, -- да он бы рассмеялся собеседнику в лицо ...
и сзади топали охранники. "Завтра на танцы пойдешь?" -- спросил топавший
спереди топавшего сзади. "К нам или на женскую половину?" -- отозвался
задний. "К нам." -- "Не пойду."; "А на женскую половину?" -- "На женскую
тоже не пойду." Справа и слева в стенах коридора виднелись какие-то двери,
над головой проплывали заросшие паутиной лампы и водопроводные трубы. "Так
чего же ты, разъеба, спрашивал, на какую половину?" -- укорил передний,
обдумав услышанное; "Не твое собачье дело. -- незлобиво отвечал задний, --
Отстань, мудило." Они остановились перед дверью карцера. Передний охранник,
звеня ключами, с лязгом отомкнул и со скрипом отворил тяжелую металлическую
дверь: "Заходи!", а когда Франц шагнул внутрь, привычной скороговоркой
забубнил: "В карцере не курить, на пол не плевать, а с завтрева
переводишься на половинный рацион питания, двух-третевый рацион сна и
усиленные физкультурные." Не дожидаясь окончания ритуала, второй охранник
пошел обратно. "И не вздумай на звонок попусту жать, зараза; ежели вызовешь
без нужды -- лучше сразу харахере себе сделай." "А что такое харахере,
господин Член Внутренней Охраны?" -- как можно вежливее спросил Франц; "Это
когда ты сам себе хер отрезаешь, -- любезно разъяснил охранник, -- от слова
'херург', понял?"
кроватями; под потолком в четверть накала горел красный ночник. С первого
же взгляда Франц понял, что ему несказанно повезло: он был единственным
штрафником (карцеры имелись лишь на каждом третьем этаже, так что в среднем
там скапливалось до восьми заключенных с трех разных потоков). Он быстро
разделся, залез на дальнюю от параши верхнюю полку и закрыл глаза, стараясь
не потерять ни одной секунды короткого карцерного сна. Лежа в последнем
приступе бодрствования, Франц вспомнил прощальную ухмылку толстого новичка:
зловещая -- вот как ее можно было бы описать ... если б только зловещая
ухмылка на устах этого труса имела какой-нибудь смысл ... Нет, не вяжется.
ощущением, что что-то произошло. Он свесил голову вниз: на двух нижних
койках (под ним и на противоположной) спали люди -- новых штрафников,
видимо, привели уже после отбоя. Перевернувшись на живот, Франц закрыл
глаза: "Интересно, из нашей камеры или нет?..." -- сонно подумал он.
ощущением тревоги. Секунд тридцать он лежал, не шевелясь и анализируя свои
ощущения; в карцере царили полная тишина и привычный полумрак. Голова была
тяжелая -- как всегда, когда проснешься среди ночи. Все казалось в порядке
-- что ж тогда разбудило его? Франц сел на кровати и медленно, стараясь не
шуметь, слез на пол. Лишь подойдя к параше (и, соответственно, к входной
двери) вплотную, он понял, что было не в порядке: в узкую щель между дверью
и дверным косяком проникала полоска тусклого желтого света! Не веря своим
глазам, Франц качнул приоткрытую дверь пальцем -- раздался громкий скрип.
Он отдернул руку и оглянулся. Соседи его не пошевелились ... или же ... или
же ... застыв на месте, Франц до боли в глазах всмотрелся в очертания двух
фигур на кроватях: что-то с ними было не то. (Его захлестнула волна
беспричинного страха.) Что же с ними не то ... что именно ... что же?!
Отклеив подошвы босых ног от липкого пола, он на цыпочках подкрался к
одному из спящих и склонился над ним -- тот был с головой укрыт простыней и
не шевелился. Франц осторожно выдохнул воздух -- и вдруг осознал, что
простыня на лежавшем перед ним человеке не поднимается и не опускается в
такт дыханию. Он прислушался -- звуков дыхания тоже слышно не было. Ощущая,
как лоб его покрывается испариной, Франц медленно распрямился и застыл в
проходе между двумя койками; сердце его стучало, отдаваясь в висках. Он
прислушался к заключенному на кровати напротив -- тот тоже не дышал. Или
они оба мертвы -- или они оба ... бежали! Бежали? Ну конечно же, эти двое
бежали из карцера -- а потому и дверь осталась открыта ... И подложили
вместо себя под простыни какие-нибудь чурки ... Франц с облегчением
опустился на табуретку и отер пот со лба: "Господи, как же все оказалось
просто: я сейчас посмотрю, что именно они подложили под простыни, а потом
лягу спать, будто ничего не произошло ... Или лучше ничего не трогать?... А
может, убежать вслед за ними -- дверь-то открыта?" Последняя идея казалась
особенно привлекательной, хотя, куда бежать, Франц не понимал. Он стал
обдумывать план дальнейших действий, но придти к окончательному решению не
смог -- голова спросонья была тяжелая ... (Минуты две он сидел, уставившись
в темноту и ни о чем не думая.) А почему, интересно, ему так неудобно
сидеть? Франц ощупал табуретку: а-а, его комбинезон ... В полутьме, он
встал и пересел на другую табуретку, но и там лежала какая-то одежда ...
Что за черт, откуда здесь еще комбинезон -- разве те двое могли бежать