что Даан успел заметить, было достаточно.
ясно, что они мертвы. Либо на шаг от смерти. Око опалило их дыханием
божественных сил, а выдержать такое могли лишь избранные.
чужеземец давно не спит. Безучастно вперившись в пустоту, он застыл, как
каменный идол у ворот Храма. Даже выражение глаз такое же, словно глядит
он внутрь себя, а не перед собой.
тогда развяжет?
попробовал. Получалось плохо, руки совсем не слушались.
одни посреди степи, совершенно беспомощные. Нас сожрут шакалы, если раньше
не убьет жажда."
они не пили и жажда уже дает о себе знать. Вот-вот начнут докучать голод и
солнце. Точнее, солнце уже начало: пекло немилосердно, и спрятаться от
него шансов не было. Негде. Разве что, в шатер Миина, но там скоро такая
вонь стоять будет, что лучше уж солнце...
один из степняков силился выйти наружу. Ноги едва несли его; шатаясь он
выпутался из скрипящих складок, сделал несколько неверных шагов и рухнул
лицом в землю. Жизнь уходила из него медленно и мучительно, но у
осквернившего святыню быстро не осталось сил даже на то, чтобы стонать.
Даан внутренне содрогнулся. Не приведи Каома к такой смерти!
ослабить путы ни к чему не привели - веревки стягивали запястья и лодыжки
так же надежно, как и ночью. Ничего не вышло и из затеи доползти до шатра
и поискать воду. Вдвоем Даан и Су То сумели лишь немного сдвинуться с
места около лошадей, совершенно при этом обессилев. Солнце нещадно жгло
непокрытые головы, вытягивало из пленников последнюю влагу. Лишь когда оно
склонилось к горизонту стало полегче, хотя духота казалась нестерпимой.
Бунтовало иссохшее горло, а губы вдруг стали чужими и бесчувственными.
Даан где-то в глубине души поражался: совершенно не замечаешь роли воды,
если удается пить каждый день. Но стоит часов тридцать остаться без питья,
и даже думать ни о чем другом не получается...
определить - стонет это один человек, или же смерть настигает степняков по
очереди, и стонут они перед последним шагом в этом мире - шагом за порог.
кола, служившего коновязью, хотя нетрудно было понять, что жажда докучает
и им. Пленники погружались в тяжелую, полную болезненного бреда ночь, с
ужасом думая о завтрашнем дне, когда снова встанет солнце.
внутрь протиснуться так и не сумели. Ни Даан с Су То, ни Ихо с Матураной.
Голод, потерзав их, отступил, зато жажда едва не сводила с ума. Стоны в
шатре прекратились. Последний из людей Миина, наверное, рожденный в год
Тигра-воина, но не весной, и поэтому продержавшийся дольше всех, медленно
уполз в степь. Сколько ни звал Ихо, чего не сулил и чем не угрожал - он
остался безмолвен. Даже не посмотрел в сторону пленников.
бред. Впрочем, посреди ночи Ихо тоже стал кого-то звать, но крики его
умирали в темноте и ни намека на ответ не прозвучало. Но Даан теперь не
знал, что и думать. В самом деле, не мог же привидеться знакомый
незнакомец одновременно двоим? Впрочем, в их положении, пожалуй, мог и
всем четверым.
разлепив веки, он увидел склонившегося над собой мужчину в пропыленной
дорожной одежде. В руке пришелец держал плоский кувшин. Даан вперился в
него взглядом - была ли внутри вода? Мужчина вынул затычку из узкого
носика и поднес кувшин ко рту Даана.
отдавала тиной и была слишком теплой. Хотелось пить еще и еще, но Даан
подумал о спутниках и после нескольких добрых глотков с неохотой оторвался
от живительного сосуда.
перерезал веревки на запястьях пленников.
взглянув себе за спину.
затекшие руки, шел рядом. Отбросив кожаный занавес, монахи вошли внутрь и
сразу увидели Око: оно покоилось на ковре, перед мертвым Миином Каном. Тут
же рядом валялась и сумка Су То; только сейчас Даан обратил внимание, что
она изрядно обветшала и вытерлась. На швах торчали непослушные выбившиеся
нити, обожженные на кончиках.
невозможно было не улыбнуться, настолько южанин выглядел счастливым. Даже
синяки и корка запекшейся крови во всклокоченных волосах казались чем-то
несущественным и пустячным.
желудках. Хотелось пить еще, впрок, но больше в них, скорее всего, не
влезло бы. Потом напоили оживившихся лошадей, Ихо даже насыпал им зерна из
притороченных к седлам мешков. Нашлась пища и людям: Даан принес несколько
лент копченого мяса и головку козьего сыра. Они отошли подальше в сторону
от стойбища степняков, чтобы дух смерти, витающий у шатра, не мешал.
решили немедленно трогаться в путь. Вскочив на неприкаянно топчущихся
лошадей, они отправились на юг, по старой караванной тропе. Матурана снова
вел монахов, а Ихо молча следовал за остальными. Что-то неуловимо
изменилось в отношениях между ними. Во всяком случае Даан чувствовал, что
стал другим после этих дней и ночей в сердце степи. И никогда не стать ему
прежним - старательным монахом, знающим о мире за стенами обители лишь
понаслышке.
навстречу распахивалась необъятная степь, надевшая на этот раз приветливое
лицо. Но четверо в седлах знали, как легко она меняет лица и теперь были
готовы ко всему.
Глубоко вдохнул, и вошел, словно окунулся в холодный горный поток.
серию ударов, от простого "среднего когтя" до "дыхания Бога-Хти". Той
невольно залюбовался: техника главы клана была совершенна, как тристишия
Гая.
халат на широкие плечи.
размышления погрузился: застыл на полпути к креслу, с сомнением покачал
головой. Потом все же сел и холодно воззрился на Тоя.
собственными силами и не скажу, что охрана сильно при этом утруждала себя.
Я не верил в эту затею с самого начала, если вы помните.
захватил святыню. Но от него никто не явился в условленное место - боюсь,
стряслось нечто непредвиденное.
сразу в несколько мест. Такого еще не случалось. С тех самых пор, как Миин
зарезал Черного Бада и занял его место.
гордецам кто на самом деле хозяин.
ладонью пахнущий благовониями воздух:
глазами горцев-станов. Юноша поклонился и, не дожидаясь команды, обратился
к Тою:
Раковины с ними нет, лошадей тоже кто-то увел. По следу отправились люди
Хти.
коридора.
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Василенко Иван
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий