Чтение 23–й страницы книги ~Бастард~

отражение в кривом стекле.

Добрые духи!

И тогда Станко наконец-то обрел способность кричать и бегать.

Он несся через тьму, подгоняемый розгами веток, спотыкаясь, падая,
задыхаясь, пугая лес хриплыми воплями, вымещая в беге, в крике весь свой
холодный ужас. Потом, запнувшись о корень и угодив лбом в твердое, он
ощутил мгновенную боль и перестал себя помнить.

Первое чувство, пришедшее на смену забытью, оказалось снова-таки
болью - тупой, тяжелой, надежно поселившейся в голове. Он застонал - без
умыслу, без надежды, просто от жалости к себе.

- Станко... Станко...

Его осторожно трясли за плечо. С трудом повернувшись, он увидел над
собой ясное утреннее небо в путанице ветвей и склонившегося Илияша.

Ночной кошмар вернулся. Станко бросило в жар; дернувшись, он сел -
боль в голове толчком усилилась. Добрые духи, чего он хочет? Чего хочет
этот... это...

- Станко... Это я... Не бойся...

Голос был хриплый, усталый, не было в нем ни давешней бодрости, ни
веселья. Станко смотрел, широко раскрыв глаза.

- Не бойся... Это я, посмотри...

Склонившийся над Станко человек ткнул пальцем в свое лицо. Это было
лицо Илияша - бледное, измученное, с темными кругами вокруг глаз и
травинками в бороде, но живое, человеческое, ничуть не похожее на ту
страшную личину:

- Это я, да я же...

Станко вдруг ослабел. Невиданное облегчение отобрало последние силы;
локти подломились, он тряпочкой растянулся на траве, и сразу вернулась
забытая было боль.

- Это призраки такие, мары... - Илияш попробовал усмехнуться. - Мне
тоже... привиделось... Ты мне привиделся, Станко... - и проводник
передернулся.

Станко лежал и смотрел на него почти с любовью. Жесткая борода,
красные, припухшие веки, глаза с остатками былого куража... Это Илияш.
Добрые духи, это действительно Илияш, и как он, Станко, рад его видеть, ни
одному человеку в жизни он так не радовался...

Он засмеялся - тихо и глупо, от смеха голова заболела сильнее.

Илияш, который, похоже, вполне разделял его чувства, засмеялся тоже:

- Надо же... Ну, парень, и ночка выдалась... Ну и ночка...

Он помог Станко подняться - осторожно, тоже, по-видимому, удивляясь и
радуясь тому, что парень-то настоящий. С трудом встав на ноги и
справившись с головокружением, Станко увидел рядом - в двух шагах -
отвесный обрыв. Внизу, поодаль от каменистого склона, трепетала листьями
изящная березовая рощица. Станко подобрался к краю - в камнях под обрывом
белели чьи-то кости.

- Да, - Илияш все еще смеялся, - это они... Промышляют так, да...

Не оборачиваясь, путники побрели прочь.

Они шли и шли, и счастье, что дорога была легкой - оба вконец
измучились и едва переставляли ноги.

- Молока хочу, - сказал Станко запекшимися губами.

Илияш удивился:

- Что?

- Молока... С ржаной поджаристой корочкой.

- Понятно, - Илияш скептически улыбнулся, - а сдобной булочки с
кремом?

- Нет, - сказал Станко трагическим голосом. - С кремом я в жизни не
пробовал.

- Плохо, - отрывисто посочувствовал Илияш и вытащил из-за пазухи
карту.

За время пути карта еще больше истрепалась и вытерлась, Илияш
подносил ее к самым глазам, страдальчески морщился и водил пальцем по
дырам и пятнам; утвердившись в некой важной мысли, проводник поднял на
Станко довольные глаза:

- Завтра выйдем к замку. С пути бы не сбиться... Тут овражек должен
быть, прямой, как стрелочка... Смотри по сторонам, ладно?

Станко рассеянно кивнул. Ему как-то сразу стало не до того.

Завтра. Всю жизнь готовился - и завтра. Радоваться бы... Откуда же
это тягучее, холодное, тяжелое чувство?

- Молока хочу, - сказал Станко печально. Илияш сочувственно
усмехнулся.

Днем, окончательно выбившись из сил, путники устроили привал. Доедали
остатки сухарей, лежали, вытянув ноги, бездумно глядя в небо.

- Илияш, - сказал наконец Станко. - Илияш.

Тот чуть поднял бровь.

- Я хочу поговорить с тобой... Только... серьезно. Без смеха, ладно?

- Без смеха кисло будет, - протянул проводник, жуя травинку. - А
впрочем, давай...

Станко собрался с духом:

- Послушай, ты воин... Тебе наверняка случалось... убивать.

- Я охотник, - сказал Илияш после паузы. - Я убиваю зайца, чтобы
съесть его.

- Нет, - в голосе Станко скользнули просительные нотки, - я не о
том... Поговори со мной откровенно, не прячься за свои шуточки... Тебе
ведь случалось убивать и людей?

- Своими руками? - поинтересовался Илияш.

- Да... В бою.

- Случалось, - бросил Илияш коротко.

- И... что?

- Что?

Станко сел:

- Понимаешь... Я никогда никого не убивал. Мой учитель Чаба говорил,
что мужчина... Ну, да не в этом дело. Я... боюсь струсить, Илияш.

Стало тихо. Проводник лениво перекатился со спины на живот. Выплюнул
травинку, подпер подбородок локтями:

- Струсить? Надеюсь, ты по-прежнему не боишься стражи... Да и самого
князя, кстати?

- Нет, - Станко облизал губы, - не боюсь... Я боюсь другого. Вот я
победил стражу, вот я победил князя... И надо убивать его, а я... Ну,
понимаешь?

- Нет, - сказал Илияш безжалостно. - Не понимаю. Ты мне все уши
прожужжал уже - ненавижу, убью, убью... Врал, значит?

Станко потупился. Ему тягостен был разговор, но еще тяжелее носить в
себе то новое сомнение, что без спросу поселилось в душе.

- Я не врал, - отозвался Станко медленно. - Я...

По небу с оголтелым карканьем пронеслась пара ворон.

- Я... - Станко не знал, что говорить, - я...

Он вспомнил перепуганное, с разбитым носом, с выпученными глазами
лицо рыжего сынишки бондаря - своего главного обидчика. Рыжий лежал в
пыли, дружки его сверкали пятками в самом конце улицы, а Станко - рваная
рубашка, кулаки в ссадинах - орал прямо в эти белые от страха глаза:

- Есть у меня отец, понял?! Есть у меня отец! Он князь, понял, ты?!
Он князь, я его сын, а ты - холоп вонючий, понял?!

Он вспомнил бледное, гордое до надменности лицо матери: "В тебе
благородная кровь".

Зачем ей было гордиться князем - ведь он был ее позором?

Илияш смотрел насмешливо - и вместе с тем почему-то печально.

- Пошли, - сказал наконец, поднимаясь. - Нам еще идти и идти... до
темноты.

Вскоре нашелся и желанный овражек - "прямой, как стрелочка". Станко
он не очень-то понравился: идти удобно, а вот свернуть с дороги - поди
попробуй...

- Не трусь, - говорил Илияш негромко, будто сам с собой, - главное -
добраться до князя... А там сам увидишь, как обернется...

Станко тянулся следом и печально кивал.

Края овражка становились все круче и совсем уж задрались к небу,
когда Илияш вдруг замедлил ход и стал. Станко остановился рядом.

Угнездившись корнями на левом склоне оврага, протянув толстую ветку
поперек тропы, перед путниками стоял изрядных размеров дуб. Пышная крона
говорила о мощи и здоровье старого дерева; на толстой горизонтальной ветке
рядком висели шесть повешенных за шею трупов.

- Вот бедняги, - прошептал Станко.

Все шесть повешенных были с ног до головы облиты смолой; кое-где из
черной заскорузлой массы виднелись белые оконечности костей. Одежда почти
не сохранилась - но на ногах у каждого крепко держались кованые,
просмоленные сапоги. В опущенной правой руке каждый мертвой хваткой сжимал
боевой меч.

- Впервые... вижу, - Илияш сглотнул, - чтобы вешали с мечом в руке...
Не знаю о таком поверье...

- Может быть, они сами... повесились? - нетвердым голосом предположил
Станко. - Может, это был последний отряд... Горстка храбрецов... Они
покончили с собой, но меча из рук...

- Что это за воины, которые вешаются? - презрительно оборвал его
Илияш. - Позорная смерть... Для воров, бродяг... А эти - с мечами...