лоб и прикрыл глаза. Помолчал минуту, будто сразу задремал, сказал,
уже не обращаясь к седому:
хочется... Намерзлись...
повозился со спинкой кресла, откинулся, тоже закрыл глаза - и услышал:
субботу должна была идти передача, оставалось четыре дня, она боялась,
что не успеет войти и ее могут заменить какой-нибудь дурочкой из
молодежной редакции, с них станется.
часто стуча каблуками новых сапог, по холлу, втиснулась - и оказалась
грудь в грудь с парнем из группы, репортером, недавно пришедшим из той
же молодежной редакции и уже сделавшим в прошлую передачу классный
сюжет об инвалидах и стариках, сплошные слезы...
атас... Я забыл, ты где была?
первых, здесь все так обращались, а во-вторых, подчеркивать, что он
почти вдвое младше, тоже не резон... Хуже было, что она не могла
вспомнить его имя...
спасибо, какой уж там вид, устала жутко...
судьба занесла куда-нибудь в Штаты?
это фигня, на третий раз действительно не особенно интересно... Скажи
лучше, как дела здесь? Что с передачей? Что-нибудь крутое отснял?
лифте посматривают на нее непросто.
ты отвязалась... Не будет передачи, понятно?
сразу, что более шумно, более оживленно, чем раньше.
шутки были отчаянней и рискованней, и редактор, самый приличный
человек в команде, вдруг выматерился при ней, чего никогда раньше не
позволял себе. Так вели себя в классе, вдруг вспомнила она, сорвав
очередную контрольную и ожидая прихода завуча...
метро, всегда давала себе отдохнуть, привыкнуть день-другой после
возвращения из поездки. Как-то незаметно успокоилась, злость и испуг,
передавшиеся ей от группы, улеглись. Обойдется, думала она, все
обойдется, не в первый раз за эти годы, уже и закрывали, и запрещали,
и все постепенно начиналось снова и даже круче, все круче после
каждого отката, обойдется и теперь...
было около восьми вечера, толпа машин сгущалась, перед Лубянкой
застряли надолго. Таксист обернулся, глянул ей прямо в лицо.
хотел, а потом решил - отвезу да скажу по дороге, что мы о вас
думаем...
памятником, говорил не оборачиваясь, громко, она теперь расслышала
дикую злобу в его голосе и сжалась, забилась в угол, к дверце... -
Потом у народа прощенья будете просить, поняла?! Кто мы? Русские, вот
кто! Против кого вы телевидение захватили... Му-удрецы, ет-т...
стыда, от ужаса, оттого, что теперь поняла - все действительно
кончилось, она заплакала тихо, без звука, задерживая, чтобы не
всхлипнуть, дыхание, и тут же почему-то вспомнила Дегтярева, как он
одевался, глядя мимо нее, и ушел со своей бутылкой, и заплакала еще
отчаянней - от стыда и омерзения к себе, и все это каким-то непонятным
ей образом связывалось в одно горе - страшный таксист, его злоба, ее
месть, и слезы лились, безобразно смывая остатки грима.
Андрея еще не было - наверное, опять принимает каких-нибудь
фирмачей... Она сняла трубку.
сейчас говорить не могу. Я люблю тебя, я вернулся к тебе. Слышишь?
Завтра увидимся, завтра увидимся...
подтянуть к животу, и уже через полчаса полета все внутри начало
болеть, черт бы побрал их экономию! В подгрудинном привычном месте
установился жесткий, угловатый кулак, гастритно-язвенные ощущения
отвлекли от жизни, от переживания довольства, удачи, успеха,
возможности осуществления желаний.
счастье! Боль отпустила, заглушенная глотком, другим, третьим, и
бутербродом, который она достала из какой-то удивительно красивой
коробочки, явно от фирменных конфет, или колготок, или еще какой-
нибудь чепухи. Бутерброд был правильный, на обычном сером хлебе,
крошащемся в руках, с рыночным, чуть оплывшим салом. Был повод
посмеяться - интеллигентов сразу видно: виски салом закусывают. У
моего дружка, сказал он, написано "а мыло русское едят". Она
покатилась со смеху, хотя вообще на иронию реагировала сдержанно и не
всегда адекватно, ее патетика не принимала его манеру привычного
общения с друзьями. Почему мыло? А ты что не поняла? Это же есть такое
выражение - "наелся, как дурак мыла", и есть такая басня у какого-то
сталинского сокола о низкопоклонниках - "а сало русское едят", и вот,
понимаешь, дружок совместил, и получилось дико смешно...Я не поняла,
но действительно смешно...
обнявшись, приникнув друг к другу. Он во сне чувствовал своим левым
виском ее твердо округленный детский лоб, и дыхание, удивительно
чистое для взрослого человека ее дыхание наполняло маленькое
пространство между ее и его лицом, отделяя это простран- ство от
остального воздуха, летящего внутри самолета и, в свою очередь,
отделенного от воздуха снаружи, от всего яркого бесконечного света.
изолированных пространств мелькнула в его голове, но тут же он заснул
совсем крепким сном.
удивительно выспавшейся - будто не встала в четыре, не перестирала
Нике все белье, не наготовила на два дня еды всем троим - Нике, Андрею
и свекрови, которая всегда на время ее отсутствия перебиралась
присматривать за сыном и внучкой, не собрала недоглаженное барахлишко,
не накрасилась на ходу... И выскочила к заказанному такси свежая,
промытая, легкая, ясно глядя на утреннюю пустую улицу, на удивительно
интеллигентного вида таксиста, на поднимающийся в сизом небе оранжевый
свет дня... На углу, на повороте, стояло другое такси. Она попросила