Чтение 23–й страницы книги ~Имя мое легион~

выкидышей революции были и родители Лизы.

Бердяев любил философствовать о союзе сатаны и антихриста,
где потом будет какое-то царство князя мира сего. А от своих
родителей, которые были старстными бердяевцами, Лиза слышала,
что тайна этого загадочного союза проста, как соленый огурец: в
простейшей форме это просто смешанные браки с евреями.
Потому-то и сам Бердяев был женат на еврейке Л. Ю. Рапп.

Хотя Лизина мама и была замужем за евреем-выкрестом,
который из Шварца стал Черновым, но в глубине души она, как
шикса, была немножко антисемитка и шипела, что русскую
революцию сделали евреи, в результате чего они и очутились за
границей, у разбитого корыта. Тогда папа-семит оправдывался,
что среди революционеров были и русские:

Керенский, Ленин, Плеханов, Бухарин, Чичерин, Луначарский
и так далее.

-- Что?- шипела мама-антисемитка.Керенский -- полуеврей!
Ленин -- полуеврей! А Плеханов, учитель Ленина, был женат на
еврейке Розе Марковне. Жена Бухарина -- Эсфирь Гуревич.
Наркоминдела Чичерина выдавали за столбового дворянина. Но мать
Чичерина была-то еврейкой, и, кроме того, этот педераст был
женат на еврейке. Не дворянин, а дворняжка-полукровка! А
.наркомпрос Луначарский был женат на еврейке Розенель!

В ответ папа-семит смущенно бормотал про таких русских,
как Молотов, Ворошилов, Андреев и Хрущев. А Сталин, мол,
грузин.

-- Да, но какие это русские?- шипела шикса-антисемит-ка.--
Жена наркома Молотова -- еврейка Перлеман-Жемчу-жина. Жена
наркома Ворошилова -- еврейка Екатерина Давидовна. Жена наркома
Андреева -- Дора Моисеевна Хазан. У Хрущева первая жена тоже
еврейка -- Горская, и все его дети перемешались с евреями. И у
Сталина все дети тоже перемешались с евреями. Они-то князья
мира сего. А мы что от этого имеем? Сидим, как изгои, в
эмиграции!

Так или иначе, но, глядя на все это, Бердяев и разработал
свою философию о союзе сатаны и антихриста. Потому-то
полуеврейка Лиза Чернова и говорила, что она ведет свое
происхождение от Бердяева.

Родилась Лиза в мансарде под крышами Парижа. Но после
окончания второй мировой войны Бердяев заявил, что сталинские
концлагеря -- это чепуха, это просто, мол, свобода нового типа.
Поэтому Лизины родители-бердяевцы решили вернуться в Советский
Союз. Они взяли маленькую Лизу за руки, сели на пароход
с лозунгом "Родина ждет!" и поехали.

Однако по прибытии в Одессу бывшим бердяевцам сообщили,
что им придется пройти маленький карантинчик, чтобы не занести
в СССР какой-нибудь заразы. В этом каран-тинчике, в бывших
бараках для немецких военнопленных, где над воротами висел
лозунг "Добро пожаловать!", бердя-евцы провели несколько лет,
проклиная Бердяева и его свободу нового типа.

За это время маленькая Лиза подросла и превратилась в
немножко анемичную блондинку, но с достаточно соблазнительными
формами и маленькими, как у мышки, зубками и глазками. Чтобы
идти в ногу со временем, она поступила в комсомол. Заработали
колесики какой-то машины, и вскоре Лиза получила
соответствующую политнагрузку.

Когда в Одессу заходили французские пароходы, Лиза должна
была заводить знакомства с моряками и разыгрывать из себя
девицу легкого поведения, но с железобетонной коммунистической
моралью. Помимо тех дел, которые интересуют матросов, она
ругала Францию и расхваливала советскую власть. По-советски это
называется можно-герл КГБ.

Как-то один бывалый морячок спросил:

-- А у тебя желтый билет есть?

Лиза не поняла, что это такое, и с гордостью показала свой
комсомольской билет. Чтобы проверить дату последнего
медицинского осмотра, опытный французик заглянул в графу
членских взносов. Потом он посмотрел на красный номер билета:

-- А это что такое?

-- Это значит, что нас шестнадцать миллионов,-
похвасталась Лиза.

-- Шестнадцать миллионов проституток?-- поразился
французик.-- Этак вы даже Францию перегнали!

Но не хлебом единым жив человек, и поэтому Лизу
всегда. тянуло к большему. Туда, где можно людей
посмотреть и себя показать. Ей страшно хотелось взмахнуть
крыльями и полететь в Москву, где так много всяких
возможностей, о которых она так часто слышала под крышами
Парижа.

После смерти Сталина что-то переменилась. Опять, как в
сказке, заработали колесики какой-то машины -- и Лиза полетела
в Москву. Как заморская ласточка, она приземлилась на радио
"Свобода", где ценили иностранный опыт и знание языков. Кроме
того, ей помогли хорошие характеристики о ее политработе среди
французских моряков.

Вокруг Лизы сразу пошла слава, что она не простая, а
заграничная, да еще настоящая французская. Остап Оглоедов сразу
решил:

-- Так ее и назовем -- французская Лиза.

Вскоре французская Лиза подружилась с Ниной и даже
вступила с ней в соцсоревнование. Нина стучала на машинке в
одной комнате, а Лиза старалась перестучать ее из другой
комнаты. После работы Нина ходила на курсы рисования. Чтобы не
отставать, Лиза тоже записалась на эти курсы, и они бегали туда
вдвоем.

Подруги-соперницы ревниво следили друг за другом. Стоило
кому-нибудь заговорить с Лизой, как Нина стрелой вылетала из
своей комнаты и ввязывалась в разговор. Достаточно было
кому-нибудь подойти к Нине, как рядом, словно из-под земли,
появлялась Лиза. Так они и бегали друг за дружкой, как веселые
козочки.

Молодые девушки, да еще в новой обстановке, любят
Произвести впечатление и ради этого готовы даже немножко
прихвастнуть. Своими туалетами французская Лиза похвастаться не
могла. Приехала она в паршивеньком пальтишке на рыбьем меху,
сшитом из одеяла искусственной шерсти. Кроме того, химическое
пальтишко явно просилось в химчистку.

Чтобы произвести впечатление, Лиза придумала другое.
Благодаря особым условиям на радио "Свобода" вместе с
ренегатами всех мастей и оттенков здесь попадались даже
представители старой царской аристократии. Учтя все это и
пользуясь послесталинской оттепелью, Лиза по секрету призналась
одной из сотрудниц, которая славилась своей болтливостью, в
некоторых темных деталях своей биографии.

Она призналась, что ее дедушка был... царским сенатором!
Через неделю этот секрет был известен всем, вплоть до
полотеров. Но даже и при советской власти призрак царского
сенатора кое-что да значит. На внучку сенатора стали
оглядываться с любопытством и удивлением.

Такого удара сердце Нины вынести не могло. В пику
конкуренции она вскоре тоже призналась, что и у нее тоже дурная
родословная, что ее предки были из немецких дворян, что при
царе ее папа служил в синих кирасирах и что ее настоящая
фамилия -- Нина фон Миллер. Сослуживцы прикинули в уме: хотя
папа Миллер больше известен как мелкий жулик, но своей унылой
фигурой он действительно походит на продувшегося в карты
аристократа. На Нину фон Миллер тоже стали оглядываться со
смешанными чувствами.

Затем началась цепная реакция. Видя, что внучку сенатора и
дочку кирасира не таскают в спецотдел, как было бы при Сталине,
Остап Оглоедов осторожно заглянул в старый энциклопедический
словарь Брокгауза и Ефрона. Борясь между страхом и потребностью
покаяться, он завел разговор про Нину и синих кирасир, а затем,
потупив глаза, признался, что и у него тоже сомнительная
наследственность, что его покойный батюшка служил... в желтых
кирасирах. В доказательство Остап принялся описывать историю
кирасирских полков царской гвардии, их форму и обычаи. Потом,
испугавшись собственной храбрости, отпрыск желтого кирасира
шмыгнул носом:

-- Правда, это мой незаконный отец. Он спутался с
цыганкой. Из цыганского хора. А потом эти цыгане меня бросили
-- и я вырос подкидышем.

-- Позвольте, Остап Остапович,заметил Серафим Аллилуев,--
но ведь вы же сами говорили, что вы обрезанный. Откуда же у вас
этот обрез?

-- Это семейная тайна,- тяжело вздохнул Остап.- И это меня
самого очень интересует.

Рядом с Остапом сидел Зарем Шахматист, который тоже был
одним из литературных негров в детской комнате полнт-советника
Чумкина. Обычно Зарем Шахматист молчал. Но теперь он робко
заметил: