Чтение 23–й страницы книги ~Самолет по имени Сережка~

ты, мама, никаких приключений!

А Сережка между тем за два приема научил меня плавать. За городом, на
Платовском озере был малолюдный пляж, и там Сережка затаскивал меня в
прогретую жарким солнцем воду:

- Не бойся, работай руками. Ноги при плавании не обязательны, главное
- не выдыхай до конца воздух...

Я тихонько вопил от восторга. И... плыл.

Несколько раз я был у Сережки дома. Видел отца и тетку. Тетка -
деловитая, молчаливая, но, по-моему, не сердитая. А отец - тоже
неразговорчивый, тихий и как будто виноватый - все время возился с
какой-нибудь домашней работой. Со мной ни о чем не говорил, только неловко
улыбался...

По ночам улетали мы на Туманные луга или на поле, где стояли каменные
идолы и чудовища. Это была древняя степь какого-то исчезнувшего народа.
Самое настоящее Безлюдное Пространство. Я любил подолгу ходить среди травы
и камней. Просто ходить. Это была такая радость...

А через неделю наша с Сережкой счастливая жизнь нарушилась. Ночью у
тети Нади схватило живот, она промаялась до утра, а когда я поднялся, не
выдержала:

- Ох, Ромушка, беда-то какая... Скорую надо, а то помру. Наверно,
аппендицит.

Делать нечего, я набрал на телефоне ноль-три. Там, конечно сперва:
"Мальчик, не хулигань, знаем мы эти шуточки". Потом все-таки спросили наш
номер, перезвонили и через час приехали. Тетя Надя еле шевелила губами:

- Ромушка, скажи маме, чтобы приезжала, а то как ты тут один-то...

Но я к тому времени был не один, уже появился Сережка. Часа через два
он умело дозвонился до больницы, узнал, что у Надежды Михайловны Соминой
не аппендицит, а воспаление кишечника и что сейчас ей лучше, опасности
нет, но полежать придется недели две.

- Полетел мамин отпуск, - вздохнул я.

- Ромка, а почему полетел? Разве мы одни не проживем? Я могу совсем
перебраться к тебе.

Это была мысль! Но...

- Ох, а мама потом все равно узнает...

- Но это же потом! Она увидит, что все в порядке, и не рассердится.
Разве что для вида...

"В самом деле, подумал я. - Даже обрадуется, что я такой
самостоятельный!"

Но самостоятельный был, конечно, не я, а Сережка. Я только и делал,
что слушался его. Мы ездили на рынок и в магазин, готовили завтраки и
обеды, мыли посуду, каждый день вытирали пыль в комнатах. И успевали
побывать в больнице - отвезти для тети Нади передачу с фруктовым соком
(остальное было запрещено). Заглядывали и к Сойке.

Сережка оказался гораздо строже тети Нади, все время находил
какое-нибудь домашнее дело, и времени для приключений у нас почти не
оставалось. Это днем. А к вечеру мы так выматывались, что летать уже не
хотелось. Ляжем в моей комнате (я - на тахте, Сережка - на раскладушке),
поболтаем немного - и в сон...

Маме я голосом примерного мальчика сообщал каждый раз, что все у нас
"в самом замечательном порядке, отдыхай спокойно".

- А где Надежда Михайловна?

- Ушла сдавать молочную посуду.

- Почему она обязательно уходит, когда я звоню? То в магазин, то к
себе домой, то еще куда-то...

- Ну... у нее такой распорядок. Тоже режим дня.

На четвертый день мама не выдержала:

- Вот что, голубчик! Ты, наверно, что-то натворил, и Надежда
Михайловна уходит нарочно, чтобы не выдавать тебя. Я ее знаю: И врать не
хочет, и тебя жалеет.

- Да ничего я не натворил! Честное слово!

- Попроси ее завтра в пять часов быть дома обязательно.

Вот и все! Куда денешься? Можно протянуть еще сутки, но это будет
сплошная маята, ожидание маминого негодования.

- Что ты там сопишь в трубку? А?.. Ро-ман...

- Мам... я уж лучше сразу признаюсь....

И признался.

Ох что было! И какой я бессовестный обманщик, и от интерната мне
теперь не отвертеться никаким способом, и не будет мне прощения до конца
жизни, и...

- Ну, мама! Ну, я же хотел, чтобы ты отдыхала спокойно!

- Я совершенно спокойна! Потому что сию минуту иду на станцию и утром
буду дома!

- Господи, да за-чем? Мы с Сережкой тут управляемся совершенно
отлично! И еду готовим, и деньги экономим, и...

- Передай своему Сережке, что вздрючка вам будет одинаковая! По
первому разряду!

Я передал тут же: Сережка стоял рядом.

- Подумаешь, - вздохнул он. - Мамина вздрючка не страшная...

Он словно забыл, что мама-то не его. Или не забыл, но все равно...
Вспомнил, как был когда-то Лопушком?

- Мама, не надо приезжать!.. Ну, позвони тете Эле, пусть она с
Ванюшкой у нас поживет!

- Тетя Эля на даче! У нее-то есть полная возможность отдыхать
по-человечески!

Мама велела нам запереться, никому не открывать, не высовываться из
квартиры и ждать ее возвращения. "И уж тогда я поговорю с тобой как
полагается!" Запищали короткие гудки.

- Вот так... - Я поник, будто приговоренный преступник.

- Обойдемся, - отозвался Сережка. Не очень, правда, уверенно. - Я
вызову огонь на себя...

- У мамы хватит огня на двоих.

- Лишь бы не сказала, чтобы я больше здесь не появлялся...

- За что?! - взвился я. - За то, что ты со мной нянчился?!

Он ответил еле слышно:

- Не нянчился, а дружил.

- Если она что-нибудь... я тогда... куда-нибудь... Вместе с тобой! В
самое дальнее пространство, навсегда!

- От мамы-то? - грустно усмехнулся Сережка.

Мы с полчаса сидели молчаливые и подавленные. И вдруг опять
затрезвонил телефон.

- Здравствуйте, Рома! Это вас беспокоит Евгений Львович. Мне только
что звонила ваша мама и обрисовала, так сказать ситуацию... Она в большом
расстройстве...

- Ну и зря, - буркнул я.

- Совершенно с вами согласен! Понимаю, что вы вполне могли бы вести
самостоятельный образ Жизни. Но мы должны учитывать свойства женского
характера. Поэтому возник такой вариант: что если мне поквартировать у
вас, пока Ирина Григорьевна отдыхает? Разумеется, если вы не возражаете...

Конечно, я не возражал! Вариант был не самый приятный, но все же
лучше, чем завтрашнее возвращение мамы.

И Сережа вроде бы обрадовался:

- Вот и ладно. А то тетя Настя уже ворчит, что я от дома отбился.

- Но приходить-то будешь? - всполошился я.

- Каждый день!

Евгений Львович перебрался к нам в тот же вечер. С "командировочным"
чемоданчиком. Вел себя очень скромно. Опять сказал, что верит в мою
самостоятельность, но мужчины должны уступать женщинам в их слабостях.
Заявил, что ни в коем случае не ляжет на мамину кровать, будет спать на
раскладушке.

- Я ведь, Рома, человек неприхотливый...

Сережа торопливо попрощался и убежал.

А я в то же вечер убедился, какой замечательный человек Евгений
Львович.

Раньше я относился к нему прохладно. Поведение его казалось мне
наигранным. А теперь я понял: просто у него такое воспитание, такие
манеры. И, что ни говорите, а он спас меня сегодня.

Перед ужином он сходил на вечерний рынок, принес помидоры и научил
меня делать с ними вкуснейшую яичницу, "По-испански!" Потом заварил очень
душистый чай. "Учитесь, Рома, чай - это совершенно мужское дело". А после
ужина сели мы за шахматы.

Сережка в шахматах был слабоват, и я соскучился по настоящей игре. А
сейчас отвел душу. Правда, не выиграл ни разу, но зато Евгений Львович
показал мне два интересных дебюта...

Перед сном он зашел ко мне, присел в бабушкино кресло, мы слово за
слово разговорились о всяких делах. Евгений Львович вспомнил, как был
мальчишкой, как они с ребятами из просмоленного картона смастерили
индейскую пирогу и потерпели на ней кораблекрушение во время грозы и
ливня.

- Но все обошлось без драматических последствий, все умели плавать...
Кстати, Рома, вы не пробовали учиться плаванию? Я понимаю, что...
известные обстоятельства... они затрудняют дело, но тем не менее.

- А я умею! Меня Сережка научил недавно!.. Ой, вы только не
проговоритесь маме...

- Ни в коем случае... А что за Сережка?

- Но вы же его видели! Сегодня!

- А! Выходит, вы хорошие приятели? А я, признаться, думал, это
случайный мальчик, сосед со двора...

- Почему вы так решили?!

- Ну... по правде говоря, мне показалось...

- Что?! - насторожился я.