идущей от пола до потолка. Гусар первым спрыгнул в дыру, Николай
Степанович за ним, с мощным фонарем в руке.
что Гусар немедленно учуял и толкнул цыгана под коленки: пошел!
коммунальное: здесь не тянулись трубы, не висели кабели. Стены были
сложены из темного камня, поперечные балки потолка обросли густым
белым налетом.
Потом его пересек другой, еще более темный. И Гусар вдруг остановился,
как будто налетел на невидимую стену.
пятнатый, тут сразу в три стороны пошел.
и безотказный, как два пальца в глаза. Если, конечно, напрактиковался.
Св- волочь: Пошли назад.
длиннее. Белый налет на балках начал словно бы таять, падая вниз
тягучими омерзительными каплями, от которых пес умело уворачивался.
сами.
хлюпало. На стенах висели пожелтевшие постеры неведомых западных
певцов и певиц.
Гофмана; в портрете торчало несколько оперенных стрелок.
наружу не высовывайся. Вдруг какая добрая душа нашлась, в участок
позвонила:
выходу послушно пошел. Автомат он держал стволом кверху, как учат
западные боевики, и Николай Степанович вспомнил, что на войне за
цыганенком такой привычки не водилось.
гнусную вязаную шапочку. Рассыпались волосы, мятые, сто лет не мытые:
стукнулась об пол. Крови не было. Вместо крови посыпалась черная,
похожая на старый порох, труха.
вскрикнул, как от удара током.
нелепо в парадном адмиральском мундире сидеть летним вечером на
веранде, но вот ясно же помню, что - в мундире. Просто самое лицо у
дядюшки было такое, что вне мундира не мыслилось, и любому сухопутному
штафирке при первом же взгляде становилось ясно, что перед ним адмирал
российского флота Львов, а не коллежский регистратор.
новый гость, о. Никодим, окормлявший наш приход. Заходил он иногда и
по делам, а чаще просто так, поиграть в шахматы или картишки с отцом,
поговорить о политике и мироустройстве, попить чайку:
поместительную гарднеровскую чашку, единственную уцелевшую от
огромного некогда сервиза, маменька собственноручно налила ему
душистого чаю из особой жестянки с китайцами и фарфоровым павильоном.
о.
поглядел, а о.
надо, духом же Вселенную объемлет. Впрочем, на будущий год отправится
он в паломничество в Святую Землю, там все разом и посмотрит, ибо где
и быть средоточию мира, как не в Иерусалиме? Потом вдруг неожиданно
спохватились, что вот батюшка за столом есть, а лафитничка нету, и
вынесли лафитничек, и налили. Настойка привела на ум и покойного
государя - ему тоже попеняли, что себя не берег, рано помер, вот уж
при нем даже императоры заграничные не могли считать себя государями.
Заодно выпили и здоровье ныне здравствующего, и чтобы царствование его
продолжилось счастливее, чем началось. После перешли к графу Толстому.
или капитан - был бы человек. Взять, к примеру, Станюковича. И писал
не хуже.
слезами обливался. А все почему? Потому что флот. Под Богом ходим.
ввернул о.
хорошая эпиграмма, перу покойного Некрасова, кажется, принадлежащая.
По поводу романа "Анна Каренина":- он покосился на меня, но
прочел-таки своим красивым медленным голосом: > Толстой, ты доказал с
уменьем и талантом, > Что женщине не надобно "гулять" > Ни с
камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом, > Когда она жена и мать.
на Руси:
их выслеживания и собирания, и о том, что завтра с утра можно было бы
и съездить поискать, да вот не соберется ли дождь?
Свержин Владимир
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей
Андреев Николай
Громыко Ольга
Ибсен Генрик