- Но ведь нельзя сомневаться, что именно ты пустил в ход двигатели корабля.
Ты помнишь, перед тем как войти в это помещение, мы видели синий круг с
желтыми линиями? Такой же круг появился перед тобой, когда ты сел в это
кресло. Это было предупреждающим сигналом. В первом случае он был адресован
нам обоим, во втором - только тебе.
- Да, это как будто так, - согласился Второв. - Но я хорошо помню, что не
делал никаких движений.
- Выходит, что звездолет взлетел потому, что ты сказал о взлете. Но этого
не может быть. Я допускаю, что автомат может быть настроен на звуки, но
ведь фаэтонцы не могли знать русского языка. Кроме того, звуки их речи
совсем не похожи на наши.
- Это конечно. Я сказал - хорошо помню, что вот я делаю нужное движение и
звездолет... звездолет... Борис Николаевич, у меня мелькнула сейчас дикая
мысль! И двери! Понимаете, двери!
- Какие двери?
- Двери на корабле. Пятиугольные контуры.
- Ничего не понимаю.
- Уйдемте отсюда, - сказал Второв, - Я, кажется, понял. Наш разговор нельзя
продолжать здесь.
- Я уже думал, что лучше уйти, - сказал Мельников, тщетно стараясь
догадаться, о чем говорит его товарищ. - Но нет кнопок.
- Тем лучше, - и с этими странными словами Второв повернулся к тому месту,
где находился вход.
Пятиугольный контур появился мгновенно. Несколько секунд, и проход открылся.
- Вот видите, - дрожавшим от волнения голосом сказал Второв. - Я прав.
Автоматика работает исправно. А мы думали, что она испортилась.
Мельников ничего не понимал. Уж не сошел ли Геннадий с ума? О чем он
говорит?
Они проскользнули в отверстие, и оно тотчас же закрылось за ними.
- А вот закрываются они без этого, - сказал Второв. - Ах, фаэтонцы! Милые,
мудрые фаэтонцы!
- Будь добр, - сказал Мельников. - Объясни! Что это значит?
- Это значит, что мы с вами спасены. Управлять кораблем можно, и даже очень
просто.
- Ну, говори скорее!
- Сначала я произведу один опыт, - сказал Второв. - Это будет окончательным
доказательством. Смотрите!
Он замер неподвижно.
Прошла секунда - и прямо перед ними снова вспыхнул синий круг. Вслед за
этим дверь в помещение пульта открылась.
- А сейчас она закроется, - сказал Второв.
Дверь действительно закрылась.
- Ну вот! - Второв провел по лбу, словно вытирая пот. - Все ясно!
- Неужели это мысли?
- Нет, не мысли. Человек думает словами. Это другое. Тут, несомненно,
что-то связано с биотоками организма. Теперь я знаю, почему мы взлетели.
Когда я сказал эту роковую фразу, я отчетливо представил себе, как
звездолет взлетает. Представил реально, зримо. Как будто я сам...
понимаете, это трудно объяснить, но вот например: вы можете, глядя на
какой-нибудь предмет, скажем на стул, попытаться поднять его мыслью? Нет,
не мыслью, а поднимающим ощущением? Я, право, не знаю, как вам объяснить.
- Объяснять не нужно. Ты безусловно прав. Автоматика корабля управляется
биотоками. Очевидно, у фаэтонцев была высоко развита дисциплина мысли. И не
только мысли, но и воображения. Теперь я понимаю, почему двери открывались
не сразу. Они ждали, пока ты их откроешь, бессознательно, в силу желания,
чтобы они открылись. Я помню, к одной двери я подошел один, ты отстал, и
она упорно не открывалась. Открылась только после того, как подошел ты. У
меня нет такого сильного воображения, как у тебя. Ты более нервный, и твое
воображение легко вызывает биоток. А механизмы фаэтонцев чрезвычайно
чувствительны.
- Кто мог подумать об этом?
- Подумать мы могли, но нам просто не пришло это в голову. Техника биотоков
не новость на Земле. Она уже существует, но пока не может достигать таких
высот, как у фаэтонцев.
- И получается, - грустно сказал Второв, - что во всем виноват я один. Будь
с вами кто-нибудь другой...
- ...корабль бы не взлетел, - докончил Мельников. - Нет, Геннадий, так
рассуждать нельзя. Если бы да кабы!.. Ты поднял корабль, ты и вернешь его
на Венеру. Сейчас наше счастье именно в том, что твое воображение и твои
нервные импульсы достаточны, чтобы влиять на механизмы корабля. Но надо
быть исключительно осторожным. Например, резкий поворот звездолета погубит
нас.
- Вряд ли они сами целиком полагались на себя, - сказал Второв. - Это
слишком опасно. Скорее всего, биотоком можно пустить в ход двигатели,
заставить корабль повернуть, лететь быстрее или медленнее. Но техника всех
этих маневров, вероятно, автоматизирована, чтобы не перейти опасных
пределов. Пример у нас есть. Ускорение закончилось без моего участия.
- А ты в этом уверен? Может быть...
Второв опустил голову.
- Уверен, - сказал он чуть слышно. - Мне стыдно, но все мои мысли и
ощущения были парализованы страхом.
- Спасительный страх, - весело сказал Мельников. - Ты мог остановить
двигатели, и корабль упал бы обратно на Венеру. В этом случае от нас мало
что осталось бы. Так что все к лучшему. А теперь я советую отдохнуть и
затем приступить к работе.
- Отдыхать? - удивился Второв. - А есть ли у нас на это время?
- Вполне достаточно. Тебе предстоит тяжелая нагрузка. Будешь учиться
управлять звездолетом. А для этого надо быть совершенно свежим. В таком
состоянии, как сейчас, ничего предпринимать нельзя. Кроме катастрофы,
ничего не получится. Наше спасение зависит от твоего спокойствия. Спать, и
не меньше восьми часов.
- А "СССР-КС3"? Он может нас догнать в любую минуту.
Мельников вздохнул.
- Увы! - сказал он. - Они нас не догонят. И потому не догонят, что не
увидят. Относительно "СССР-КС3" мы находимся прямо напротив Солнца,
безнадежно затеряны в его лучах. Они не могут увидеть нас.
- Но вы говорили...
- Говорил для тебя. Но сейчас ты спокоен, и можно сказать прямо: на
"СССР-КС3" нечего надеяться. Я не сомневаюсь, что они ринулись в погоню за
нами, но, убедившись в неосуществимости своего намерения, вернулись на
Венеру. Там мы и найдем их.
- Вы думаете, что они вернулись?
- Ни минуты не сомневаюсь. Работу надо закончить.
Второв ничего не ответил. "В самом деле, - подумал он, - почему экспедиция
должна прервать работу? Погибли еще двое, это не причина. Пора уж мне