присмотреться, угадать, чего от него ждать, на чем можно
проехаться, на чем поймать.
почтении глаза. Иные кланялись чересчур усердно, старались
попасться чаще, чтобы заприметил. Он чувствовал, что ему
приятно, ведь это он идет с прямой спиной, а кланяются все, кто
попадается навстречу.
что он о себе думает или не знает еще о судьбе Крутогора, что
тоже считал себя великим героем? Кто кланяется, к тому милость,
кто не поклонится -- того надо наклонить так, чтобы сапоги ему
поцеловал. И другие князья узрят, что с покорными да послушными
он добр и ласков, а с дерзкими да гордыми, да-да, с теми сумеет
говорить на другом языке.
ударила в голову, а кулаки сжимаются сами по себе. Если
понадобится, то и магия поможет... Что-то умеет и без обучения!
Змея вызвать ли, огненный ветер, а то и землю трескануть...
ликующие крики победителей, лязг мечей, сухой стук стрел о
деревянные щиты, ржание горячих коней, крики воинов и сладкие
хрипы умирающих врагов.
Он стоял с перекошенным лицом у окна, видно и слышно трубачей
на городских воротах, те покраснели от натуги, щеки раздуты,
как переспелые тыквы, глаза от усердия выпучены, как у сов.
Один то ли от усталости, то ли слюней напустил в медное горло,
как голодный пес при виде сахарной кости, но начал выдувать не
в лад с другими. Чуть-чуть, самую малость, Олег чувствовал, что
никогда бы не заметил, не ощутил: ну дудят и дудят, он
различает, только если дудят громко или тихо, а все
оcтальное...
донимал их с Мраком своим дудением, то так бы и не учуял сейчас
крохотный сбой, что как по сердцу царапнул и сразу разрушил те
высшие чары, что набрасывают на человека музыка или пение.
увидел свое отражение: могучий молодой мужик, взъерошенный,
полный ярости, растущей злобы, уже готовый обрушиться на
соседей только потому, что те вдруг когда-нибудь могут захотеть
напасть на его земли, увести его скот, насиловать его женщин!
Которых может насиловать он сам, как князь, властелин этих
земель, сел, лесов, двух озер, шести мостов!
сильное и здоровое, чем все эти слабые людишки...
Чувство было такое, что отказывается от большого и сытного
ужина, от сеновала с теплыми и сочными девками, а то, ради чего
отказывается, то ли будет, то ли будет что-то такое...
боюсь, но из этого всего нет страшнее откровенного разговора с
женщиной. Мужчине дать в лоб могу, мозгами раскинет на
полдвора, но как объяснить этой молодой и ослепительно
красивой, что не хочу в князья, что чего-то бы такого...
такого..."
же в ней такого, ведь даже на уродинах женятся, неужто она
такое страшилище, но кони ж не пугаются, да и люди говорят, что
не страхолюдина, не могут же все врать!
вскочила, мощно колыхнула спелыми грудями.
ли, успеют ли, Олег посмотрел бараньим взором, велел:
рассмотреть под нею половицы. Даже отшатнулась:
Из волчьей шкуры. Не этих серых... что как зайцы шныряют по
полям, овец режут, а из шкуры настоящего волка...
вылезали из пещер.
всем княжестве! Лучшие девки-золотошвейки трудились, очи при
лучине портили, старались!
мою волчовку! Поняла?
непонятно за что. Попробовала объяснить:
встречают по одежке. Кто силен да умен, кто видит? А одежду
издали видно. Эта сияет так, что как бы вороны не сперли.
Только золотое да красное!
подчиняются обычаям, которые только для странников да волхвов
не писаны:
нравилась.
ее над престолом. Чтобы все видели, в чем пришел человек из
Леса, спасший ее княжество! И каким князем стал.
волосы растрепались, встали неопрятными красными космами, как
застывшие языки пламени. Подошвы утопали в мягких коврах и
шкурах, на перилах мелькали резные фигурки диковинных зверей,
пахло душистыми травами, но он уже чуял за стенами простор,
свежий ветер и внезапно понял степняков, для которых высшее
счастье вскочить на коня и мчаться по степи, разрывая грудью
встречный ветер.
хоть нет княжны или воеводы, Олег бегом пронесся к забору,
прыгнул, ухватился, перебросил себя на ту сторону, на улице
что-то шарахнулось, загремели горшки. Стены домов замелькали и
слились в серую полосу быстрее, чем если бы мчался на коне.
стена, он не стал высматривать ступеньки и лесенки, подпрыгнул,
с разбегу сильно ударился грудью и коленями, но пальцы
зацепились за край, без усилия встащил себя наверх, сразу
соскочил на ту сторону и, пригибаясь, словно по нему стрелял
десяток лучников, метнулся от бревенчатой стены через
вырубленное место к близкому лесу.
огромный матерый лось, брезгливо понюхал воду в крохотном
озерке, отхлебнул, огляделся, принялся нехотя, как боярин в
хате простолюдина, цедить воду.
величавость, Олег об этом вспомнил уже на спине лося. Тот несся
напролом через кусты, колючие ветви хлестали по голым плечам,
прыгал через буреломы, и душа замирала в страхе, ибо если лось
грохнется, то шеи сломают оба...
рога, разбил лоб и разодрал губу. Наконец, когда после долгой
бешеной скачки вдали замаячили хатки уже не из бревен, а
глиняные, он понял, что земли Бруснильды кончились, это уже
другое племя, здесь другие правители, а о нем, скорее всего,
пока что не слыхали.
завистливым взглядом. Хотя нет, там надо уединяться, когда
наберет мешок, а лучше два, разных разностей, что не поместятся
и не уложатся в голо-ве, а выбросить жалко. Тогда в пещеру,
чтобы все осмыслить, приладить, понять, придумать, как жить
дальше с тем, что узнал, как всем этим пользоваться. Сейчас же
дурак дураком, какие пещеры, какое отшельничество?
было в чащу, но вовремя почуяли его новую жажду, бросили под
ноги тропинку, что вела хоть и вроде бы в глубину, но там за