Чтение 23–й страницы книги ~Армагеддон был вчера~

теперь начали.

Дорисовать пятую черточку я не успела. Проклятый телефон вновь сказал
"дзинь"; я вновь помянула царя Давида...

- Гизело слушает!

- Эра Игнатьевна! Да что у вас с голосом? Трубка источала мед, но мед был
не сладок. Сначала - Ревенко, теперь - Сам. Кто следующий? Президент?

- Добрый день, Никанор Семенович. Это все злоба дня сего. Довлеет.

- С попами заработались? Сочувствую, сочувствую! А знаете что, сделайте-ка
перерывчик. Да-да, всенепременно перерывчик!

Что будет дальше, я уже догадалась. В этой конторе зря мед не льют.

- Да-с, и заходите ко мне. Чаек попьем...

Аппарат дал отбой. Я посидела несколько мгновений, затем без всякой охоты
подошла к зеркалу. То, что смотрело на меня оттуда, не прибавило оптимизма.
Стыдно сказать, второй год регулярно ставлю свечки Анне Кашинской. Да ни черта
она не помогает, эта Кашинская! Все мои тридцать четыре аккурат на физиономии
отпечатаны, вдобавок синяки под глазами, да еще эта морщинка. И откуда только
взялась, сволочь?

Оставалось поправить мундир, поколдовать с косметичкой и перекреститься на
лик Святого Сульпиция, покровителя юристов.

Сульпиций смотрел хмуро.

У Никанора Семеновича не один кабинет, а целых два. Большой - для общего
разноса, и маленький - для разноса индивидуального. Кто-то недавно уточнил: для
групповухи и для интимного секса. Да, пожалуй. Интересно, с какой позы начнет?
У меня три дела и все, считай, висят. Так что интим мне обеспечен. Наверное,
начнет все-таки с Молитвина. Похоже, шум архары подняли преизрядный.

Попробовала на всякий случай рекомендованный сослуживцами "Заговор от
выговора". Простой, как швабра: по дороге к начальству вышеупомянутое название
следует повторить восемнадцать раз подряд, и как можно быстрее.

На седьмом разе я сбилась, закашлялась и отчетливо поняла: проблем не
миновать.

Секретарша взглянула на меня томными глазами и колыхнула крутым бедром в
сторону левой двери. Значит, в "малый"; следовательно, разнос будет
индивидуальный, как и предполагалось. Пожаловаться, что ли, с порога на ночной
потоп? Может, посочувствует? Ведь не зверь же он, в конце концов!

- Эра Игнатьевна? Прошу, прошу, садитесь сюда, в это кресло, здесь
удобнее...

Я переступила порог - и поняла, что мой стратегический план оказался
бесполезен. Более того, запахло чем-то знакомым. Дерьмом? Да, пожалуй, но
только очень уж дерьмистым.

- Что это вы такая бледная? Переработались? Ай-яй-яй!

- Это пудра! - сообщила я, надеясь осадить его медоточивость, но Никанор
Семенович лишь одарил меня очередной улыбкой и величественно опустился в
кресло. Кресло под стать начальнику - и начальник под стать креслу. Какой-то
поэт прошлого века что-то писал о "телес десятипудовиках"...

ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...

Зря говорят, что толстяки добродушны! Маленькие бесцветные глазки тонут в
трясине гладких, словно не ведавших бритвы, щек, уголки толстых губ приподняты
в "вечной" усмешке - но не дай, Господи, поверить в эту доброту! И хитер! Как
хитер, толстяк! За пять лет схарчил трех замов, сейчас догрызает четвертого.
Так и кажется, что под жиром, словно под броней, прячется кто-то другой -
худой, жилистый, не любящий улыбаться... А еще у него потные ладони - противно
руку пожимать. Вот он какой, прокурор города Никанор Семенович...

- Комплимент хотите?

- Еще один? - не утерпела я. - Только не по поводу внешности!

- Внешности? - начальство соизволило хмыкнуть. - Эх, мне бы годков
двадцать сбавить...

Ну это он, положим, врет! Недаром секретарш коллекционирует...

- Предупреждаю - комплимент грубый, зато в точку. Был я с утреца в мэрии,
и там, знаете, вас вспоминали. Бажанов, который новый шеф Хирного,
поинтересовался (уж извините, Эра Игнатьевна!): кто это вас трахает? Хирный
пояснил, что это вы всех трахаете...

Смеяться? Еще чего! Обидеться? Нет, не стоит. Хамство, конечно, зато из
первых рук.

Значит, поминали...

- И кого я трахнула на сей раз?

- Ну что вы, Эра Игнатьевна! Это я так, к слову...

Значит, к слову. То есть вполне достаточно мне знать, что моей скромной
персоной заинтересовался начальник УВД вкупе с новым заместителем мэра.
Бажанов?.. Ну конечно, он же курирует все силовые, в том числе ОМОН!

Так-так... тут из подворотни - таракан...

Между тем начальственная улыбка начала медленно сползать. Щеки обвисли,
глазки спрятались за складками, послышался тяжелый вздох. Все, мед кончился.
Сейчас пойдет иной продукт.

- Выпить хотите?

Ото! В этом кабинете пить мне еще не предлагали. Я взглянула на говномер и
поняла, что он зашкаливает.

Ответа Никанор Семенович ждать не стал. Грузно приподнявшись, направился к
шкафу, послышался возмущенный скрип потревоженной карельской березы. Вспомнился
Ревенко. У того в шкафу водка. А у этого?

- Вы, насколько мне известно, крем-ликер пьете? Или лучше банановый?

Разведка заложила точно, хотя в этой конторе крем-ликер ни с кем пить еще
не приходилось. Интересно, кто стукнул?

- А может, господин прокурор города, лучше водки? "Зусмановки" или
"Столпер-Плюс"?!

Он замер, затем укоризненно покачал головой:

- Водки?! Нет у меня водки. Эра Игнатьевна! Коньячку налить?

Коньяк был подан в стакане, правда, в хрустальном. На закуску - сиротливый
ломтик лимона - я даже не взглянула. Пусть сам "николашку" потребляет.

- Ну, стало быть, вздрогнули, Эра Игнатьевна! И давайте без "господ
прокуроров". Разговор у нас будет душевный, можно сказать, интимный...

Кажется, мне предлагали раздеваться.

Коньяк оказался хорош, но больше ничего хорошего не предвиделось.

- Вы с Ревенко говорили?

- Говорила.

Началось! Сейчас спросит о рапорте, который я еще и не собиралась
писать...

- Рапорт составили?

Соврать? Ну уж нет!

- Никанор Семенович! Рапорт я не составила, но...

- И не надо.

Думаю, выражение моего лица ему понравилось. Пухлые губы вновь расцвели
улыбкой.

- Да-да, любезнейшая Эра Игнатьевна, забудьте! И о деле Молитвина
забудьте! Да и нет, собственно, никакого дела. И не было. И не будет.

Улыбаться в ответ я не стала. Значит, молитвинское дело отбирают.
Интересно, кто?

- Простите, Никанор Семенович, неужели этим заинтересовалось ФСБ?

Глазки моргнули. Раз, затем еще раз.

- ФСБ? Да о чем вы? Я же вам ясно говорю, нет никакого дела и не было. Жил
себе старичок, приболел, отвезли самовозом в "неотложку", вовремя не
представили документы... А зам-главврача, известный паникер, изволил
задергаться, с утра прибежал сообщать - глядь, пошли заявления соседей, бумажка
за бумажкой!.. Сейчас все выяснилось.

Слова журчали струйкой, глазки щурились, улыбка бродила между щек, и я
наконец поняла: надо молчать. Молчать и соглашаться. Если прокурор города
говорит, что дела нет, значит, его нет. Хотя сгинувшего алкаша велели искать
прокуратуре, вопиюще нарушая все подряд. Хотя следом при странных
обстоятельствах и участии таракана-полковника пропал свидетель Залесский. И
дальше...

- Правда, там "хвост" вырос...

- Простите? - очнулась я.

- "Хвост", - начальство мило усмехнулось. - Господа архары на квартире
Залесского подрались с каким-то сержантом-жориком. Непорядок, конечно. Так вы
этого жорика оформите. Года на три, чтоб неповадно было. Только не тяните.

-Ладно...

Я отвечала, не думая. Что же это творится? Может, и вправду ничего такого
не было? Глупостей хватает, а к Залесскому архары могли заехать не только из-за
пропавшего старика. Может, в Залесском все дело?

- Не обрадовал?

Я пожала плечами. От молитвинского дела за версту тянуло "мертвяком", так
что спасибо, конечно... Память услужливо подсказала: субботние гости-дружки на
квартире Залесского, один - носатый, болтливый; второй - крупный мужик с
уставной ряшкой, все норовил мне честь отдать, хоть так, хоть эдак... это он,
что ли, "хвост"?!

- Ну тогда я вам подарок сделаю. Завтра передадите в третью канцелярию
дело Кривца...

- Что?!

Молитвинское дело отобрали, теперь Кривей. Этот мерзавец, ясен пень, не
подарок, но что все это значит?

- И остаются у вас ваши священники, но с ними можно не спешить...

"Какого черта?!" - едва не вырвалось у меня, но язык вновь оказался
вовремя прикушен.

Сейчас сам скажет.

- Вы Изюмского знаете?

Изюмский? Ах, да! Розовощекий болван из новеньких. Золотой зуб, золотая
цепь...

- Он будет работать с вами. У него сейчас дело об убийстве, но он сам не