Асахиро сдавленным голосом, почему-то уставившись себе под ноги. - Коня
дадут, шатер дадут, утварь всякую... а в племени жить не дадут. Отдельно
кочевать прогонят. Сумеешь не пропасть - меряй степь из конца в конец, не
сумеешь - в степь ляжешь.
латаный-перелатанный, из-под которого выглядывает нечто вроде кожаных
шаровар; на голове башлык-не башлык, тюрбан-не тюрбан... нечто.
Полусапожки с рваным верхом, левая подошва скоро отвалится...
истрепанную и заменявшую пояс.
неживым камнем, да еще стоящим не здесь, а где-то далеко.
другом.
чувствовать, что человек этот вроде бы и не совсем человек, и все равно
ему - говоришь ты о нем, не говоришь или вовсе прочь пойдешь.
посмотрел на тихую равнодушную давини.
эту. Еще в детстве как напугала меня одна старуха-давини, забившись в
припадке у ног Чэна-семилетки, так с тех пор страх этот и сидит во мне. И
не семь лет мне вроде бы, и умом все понимаю, а хочется отойти в
сторонку...
тычет. Нет, не в бок, а в бляшку нефритовую, к халату невесть как
пришитую... иероглифа там два, "цветущий орешник" и "вешний дождь".
Произносятся как "хами" и "джа". Написание вэйское, с наклоном, хоть и
потерлось сильно...
увлекая за собой, что-то ей ласково приговаривая - а Асахиро все стоял и
поглядывал на меня колко и неприязненно.
Вэя, Хамиджа эта, значит, она - как вы... как ты и Фариза! Попала в Шулму
когда-то, убила шулмуса в кругу, была принята в племя... Или до сих пор
рабыня?
исключением некоторого потепления во взгляде.
ничего, а у Хамиджи - лошадь, шатер, вьюка не то два, не то три... Так
что, как ни крути - была принята в племя!
догадывайся!
наверняка стояла в круге племенном, значит, на руках ее кровь какого-то
бедняги-шулмуса - верней, не на руках, а на Блистающем, которого с ней
нет. Почему? Ну, в шатер, наверное, обратно положили, на пунцовую кошму.
Не давать же такого замечательного Блистающего - или как там его
по-шулмусски назвали - девушке, чей рассудок оседлал голодный дэв!
Асахиро большой Но-дачи, задумчиво поблескивая. - Мы когда сюда шли, она
меня пальцем трогала. Три раза.
вымотавшиеся за день, так что я в относительном одиночестве сижу у костра,
чувствуя, как звенящий угар последней недели постепенно проходит, а Шулма
остается, и Джамуха остается, и много чего остается, и надо что-то со всем
этим делать, а я тут сижу...
пытаясь не то разговорить бедную дурочку, не то окружить чисто женской
заботой-жалостью, но Хамиджа спрятана сама в себе, как меч в ножнах, она
бесстрастно глядит перед собой а потом внезапно встает и куда-то уходит.
на удивление живым и разумным, и даже озабоченным - но тени сложились в
еще одну маску, и еще одну, затем Хамиджа ушла, а я забыл о ней, о ее лице
и пляске огня.
спиной вкрадчивый хрипловатый голос.
сейчас говорить! - впрочем, шаман тут не виноват. И говорить придется -
раз сам подошел, значит, не отвяжется, да и я же дозволил, никто за язык
не тянул.
пора.
место под перезвон своих побрякушек.
слушать бы не стал. Сейчас - станешь.
вздрагиваю: как он догадался? Или ему кто-то сказал?..). О шаманах
Ур-калахая Безликого. Обо мне - тоже. О том, как нас учат. О том, как вас
учат. О многом говорить будем.
кажется.
Ултая-целителя. Есть у ребенка шесть дюжин тайных признаков - быть ему
шаманом. А найдут семь дюжин - быть ребенку слугой Безликого. Заберут его
от матери, сюда принесут и с двух лет учить станут.
что надо. Меня самого старый шаман Хум-Тэнгэ учил. "Обернись, - говорит, -
и смотри. Что видишь?" "Табун вижу", - отвечаю. "А теперь закрой глаза.
Сколько лошадей в табуне?" Ну, я ответил. Правильно ответил. Полторы
дюжины и еще две. "А мастей каких?" Я ответил. "Сколько кобыл, сколько
жеребцов?" И так все время. А собьешься - поначалу, пока до груди ему не
дорос, кнутом бил. Больно, а обидно - вдвойне. Как дорос до груди -
перестал меня бить Хум-Тэнгэ. Но, бывало, так посмотрит, что уж лучше
кнутом бы вытянул...
волка отбиться учил. После травам учить стал. Чтоб наощупь чуял - где
живая трава, где мертвая, где злая, где добрая. Ну а позже, когда мне все
это передал - стал другому учить. Людям в глаза смотреть, душу их видеть,
мысли их трогать, тело взглядом вязать; людское вчера и завтра -
прозревать.
Куш-тэнгри. Знаю. Потому как сам учил. А я - хороший шаман. Был. Все, что
знал - тебе передал. Теперь последнее отдаю. Не бойся мира. Не жалей мира.
Не живи в этом мире, как звери живут - опасаясь его потерять. Безликий
Ур-калахай не один это мир создал. И другие - есть. Я знаю. Я два раза
видел. Деревья странные. Люди в ненашей одежде. Небо - чужое. Не наш мир.
Не тот, что за горами. Не тот, что за Кулханом. Тот, что за поворотом пути
шамана. Я - видел. Смотри на наш мир. Ищи - другие. Зачем - не знаю.
Может, ты узнаешь. Но сперва - найди."
языки пламени робеют и успокаиваются под черным взглядом шамана.