стол, над которым висела полка с несколькими книжками. В углу тихонько
трещал маленький белый холодильник, на дверце которого, как бы компенсируя
очевидное отсутствие мяса внутри, помещался плакат с голым по пояс
Сильвестром Сталлоне. Метрах в трех от дивана комната была перегорожена
доходившей почти до низкого потолка желтой ширмой.
его за руку, но было уже поздно - комната осветилась, и из-за ширмы
долетел тихий женский стон.
бумага, и тонкий женский голос начал громко и членораздельно читать:
насекомых уже давно не вызывает сомнения тот факт, что практически
единственным квазиактуальным постэстетическим эпифеноменом современного
литературного процесса является на сегодняшний день - разумеется, на
эгалитарно-эсхатологическом внутрикультурном плане - альманах "Треугольный
хуй", первый номер которого скоро появится в продаже. Обзор подготовили
Всуеслав Петухов и Семен Клопченко-Конопляных. Примечание. Мнение авторов
может не совпадать с мнением редакции. Полет над гнездом врага. К
пятидесятилетию со дня окукливания Аркадия Гайдара...
услышит.
вынимая из его пальцев горящую сигарету.
впадинку пупка.
прочесть его, в сущности, некому: взрослые не станут, а дети ничего не
заметят, как англичане не замечают, что читают по-английски. "Прощай! -
засыпал я. - Бьют барабаны марш-поход. Каждому отряду своя дорога, свой
позор и своя слава. Вот мы и разошлись. Топот смолк, и в поле пусто..."
внимание Наташи от неловкой паузы, в которой была виновата неподатливая
пластмассовая молния.
и то же...
примитивности описанных чувств - они достаточно сложны, - а из-за тех
бесконечных возможностей, которые таит в себе мир "Судьбы барабанщика".
Это как бы одно из свойств жизни, на котором не надо и нельзя специально
останавливаться, равнодушная и немного печальная легкость, с которой герой
встречает новые повороты своей жизни. "Никто теперь меня не узнает и не
поймет, - думал я. - Отдаст меня дядя в мичманскую школу, а сам уедет в
Вятку... Ну и пусть! Буду жить один, буду стараться. А на все прошлое
плюну и забуду, как будто его и не было..." Вселенная, в которой живет
герой, по-настоящему прекрасна: "А на горе, над обрывом, громоздились
белые здания, казалось - дворцы, башни светлые, величавые. И пока мы
подъезжали, они неторопливо разворачивались, становились вполоборота,
поглядывая одно за другим через могучие каменные плечи, и сверкали голубым
стеклом, серебром и золотом..."
для красоты.
голову.
- вопросил голос за ширмой. - Кто тот зритель, в чувства которого мы
погружаемся? Можно ли сказать, что это сам автор? Или это один из его
обычных мальчиков, в руку которому через несколько десятков страниц
ложится холодная и надежная рукоять браунинга? Кстати сказать, тема
ребенка-убийцы - одна из главных у Гайдара. Вспомним хотя бы "Школу" и тот
как бы звучащий на всех ее страницах выстрел из маузера в лесу, вокруг
которого крутится все остальное повествование. Да и в последних работах -
"Фронтовых записях" - эта линия нет-нет, да и вынырнет: "Боясь, что ему не
поверят, он вытягивает из-за пазухи завернутый в клеенку комсомольский
билет... Я смотрю ему в глаза. Я кладу ему в горячую руку обойму... Ой,
нет! Этот паренек заложит обойму не в пустую кринку..."
ладонях к его покрытой жесткими волосками груди.
в "Судьбе барабанщика". Собственно, все происходящее на страницах этой
книги - прелюдия к тому моменту, когда барабанной дроби выстрелов
откликается странное эхо, приходящее не то с небес, не то из самой души
лирического во всех смыслах героя. "Тогда я выстрелил раз, другой,
третий... Старик Яков вдруг остановился и неловко попятился. Но где мне
было состязаться с другим матерым волком, опасным и беспощадным
снайпером!.. Даже падая, я не переставал слышать все тот же звук, чистый и
ясный, который не смогли заглушить ни внезапно загрохотавшие по саду
выстрелы, ни тяжелый удар разорвавшейся неподалеку бомбы..."
напоминающее теплый блок цилиндров гоночной машины. Наташа сообразила, что
это место, откуда у Сэма растут лапки, нежно погладила его и повела ладонь
ниже, пока не коснулась первой полоски на его покрытом короткой щетиной
перепончатом брюшке.
поросшее влажным мхом основание подрагивающего крыла.
интонацией лингафонного курса, - to learn American bed whispers...
отличается от, скажем, попыток открыть ящик стола с помощью напильника или
от мытарств с негодным фотоаппаратом - коротко и ясно описана внешняя
сторона происходящего и изображен сопровождающий действия психический
процесс, напоминающий трогательно простую мелодию небольшой шарманки.
Причем этот поток ощущений, оценок и выводов таков, что не допускает
появления сомнений в правильности действий героя. Конечно, он может
ошибаться, делать глупости и сожалеть о них, но он всегда прав, даже когда
неправ. У него есть естественное право поступать так, как он поступает. В
этом смысле Сережа Щербачев - так зовут маленького барабанщика - без
всяких усилий достигает того состояния духа, о котором безнадежно мечтал
Родион Раскольников. Можно сказать, что герой Гайдара - это Раскольников,
который идет до конца, ничего не пугаясь, потому что по молодости лет и
из-за уникальности своего жизнеощущения просто не знает, что можно чего-то
испугаться, просто не видит того, что так мучит петербургского студента;
тот обрамляет свою топорную работу унылой и болезненной саморефлексией, а
этот начинает весело палить из браунинга после следующего внутреннего
монолога: "Выпрямляйся, барабанщик! - уже тепло и ласково подсказал мне
все тот же голос. - Встань и не гнись! Пришла пора!" Отбросим фрейдистские
реминисценции...
Наташи, и разомлело посмотрел ей в лицо. От ее подбородка отвисал длинный
темный язык с мохнатым кончиком, разделяющимся на два небольших волосатых
отростка. Этот язык возбужденно подрагивал, и по нему скатывались
темно-зеленые капли густой секреции.
торчавшие из-под глаз Сэма, и он с жужжанием и стоном вонзил хоботок в
хрустнувший зеленый хитин ее спины.
пытался художественно обосновать его несостоятельность - и сделал это
вполне убедительно. Правда, с некоторой оговоркой: он доказал, что такая
система взглядов не подходит для выдуманного им Родиона Раскольникова. А
Гайдар создал такой же убедительный и такой же художественно правдивый, то
есть не вступающий в противоречие со сформированной самим автором
парадигмой, образ сверхчеловека. Сережа абсолютно аморален, и это
неудивительно, потому что любая мораль или то, что ее заменяет, во всех
культурах вносится в детскую душу с помощью особого леденца, выработанного
из красоты жизни. На месте пошловатого фашистского государства "Судьбы
барабанщика" сережины голубые глаза видят бескрайний романтический
простор, он населен возвышенными исполинами, занятыми мистической борьбой,
природа которой чуть приоткрывается, когда Сережа спрашивает у старшего
сверхчеловека, майора НКВД Герчакова, каким силам служил убитый на днях
взрослый. "Человек усмехнулся. Он не ответил ничего, затянулся дымом из
своей кривой трубки (sic!), сплюнул на траву и неторопливо показал рукой в
ту сторону, куда плавно опускалось сейчас багровое вечернее солнце."
багровому, Наташа сжала его всеми шестью лапками.
you taste good.
или менее выяснили. Теперь подумаем, почему. Зачем бритый наголо мужчина в
гимнастерке и папахе на ста страницах убеждает кого-то, что мир прекрасен,
а убийство, совершенное ребенком, - никакой не грех, потому что дети
безгрешны в силу своей природы? Пожалуй, по-настоящему близок Гайдару по
духу только Юкио Мисима. Мисиму можно было бы назвать японским Гайдаром,
застрели он действительно из лука хоть одного из святых себастьянов своего
Максимов Альберт
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Березин Федор
Каменистый Артем
Смит Кордвейнер