вперед.
матерился, хромал - ему все же крепко досталось в бою.
Ливу и Кешу. - Теперь им никогда нас не достать!
ты погубишь всех нас. Уходи!
Сверху доносился мерный гуд. Это прожигали стену возле заслонки. Там
не очень спешили, там знали, что статор уже отключен, внутренние
запасы исчерпаны, беглецы в их руках.
опустился на корточки.
шанса. Это конец! Это конец всему! Земле! Вселенной. Человечеству. Ну
и, разумеется, им с Кешей. Сейчас убьют их. Потом сюда и повсюду
придут - Система, Пристанище, носители Черного Блага... и никто ничего
не сможет поделать: ни настоящий Гуг, ни Дил Бронкс, ни Синдикат, ни
Сообщество, ни Великая Россия, ни Федерация. Это конец всего и всему.
Он умрет чуть раньше. Цивилизация чуть позже. Но ее, цивилизацию,
убьют вот сейчас, через несколько минут, убьют вместе с ним...
Первозург?
снова в чертогах, новых чертогах и его не станут трогать. Гибель!
Конец Света!
перекрестился, склонил голову, - Господь милостив к грешникам своим,
Он простит. Ох, Гуг, не хочется из одного ада в другой перекинуться,
может, найдется на том свете для нас местечко посуше?
Ему не надо льстить. Его не надо умаливать, Он видит все... Какие тут
есть еще ходы. Не может быть, чтоб из рубки не было ходов!
океан. Знаешь, как это приятно - через пять-шесть минут давления скаф
начинает сминатьсятихо-тихо, понемножку, и он так ласково тебя давит и
давит, пока в лепешечку не расплющит, нет, Гуг, выходов нету! я буду
каяться, я, Гуг, большой и страшный грешник, мне перед смертушкой надо
покаяние принять и прощение испросить. Попа нету, буду каяться тебе...
Душегуб я. Гуг, и сволочь последняя, продал я Россию-матушку, отцов и
дедов, на чужбине скитался, много им, сволочам, горюшка принес!
Пошли!
аварийного выхода пришлось ползти по грязной штольне, все было тут в
запустении, видно, пользоваться никто не собирался.
мука, всегда мука! Хоть сдохнуть дай сразу! Не хочу, чтоб меня давило
в час по чайной ложке - это ж полдня в скафе адские пытки терпеть,
нет, не могу-у я-а-а!!!
нам! Уходим!
могут дать команду внешним, океанским службам. Они уже дали эту
команду, но пока есть хоть соломинка, надо за нее цепляться!
Молчание перед казнью. Они сами выбрали свой удел, ну и пусть! Иван до
боли стискивал зубы. Пусть хоть немного поживут Гуг, Лива, карлик
Цай... нет, карлику нельзя жить на Земле, в нем слишком много зла,
ненависти, ах бедный заложник! У Ивана вновь при воспоминании мороз по
спине прошел. Так нельзя, не мстителями в этот мир приходим мы, не
мстителями...
стокилометровой толщей ядовитой свинцовой жижи?! На муки мученические?
Иди! И да будь благословен!
титанопластиконовым ногам, туловищу, шлему свинцовая водичка, шлюз
заполнялся. Назад пути нет. Только вперед! В мрак. В смерть!
кучи! Только двое! Гуг, убей ты меня сразу! Чего мучить?!
Господь терпел - и нам велел. Пошли.
утроба сатаны! Сколько душ ты сгубил на своем миллионолетнем веку!
Сколько тел поглотил! Сколько страшных тайн хранишь! Погребешь еще
двоих мятущихся и не заметишь.
Тишина. Вечная, изнуряющая тишина. И бледные тени неведомых существ,
не имеющих плати, но имеющих тень. Страх одиночества. Одиночества,
даже когда вдвоем, когда рядом друг, ибо в своем скафе ты один,
совершенно один - как в своем собственном гробу. Исхода нет. Пути
отрезаны. Но надо идти. Надо!
полную мощь, они двинулись вперед - к диким гиргейским пещерам, к
логову бестелесных теней, к кладбищу безумных беглецов с гиргейской
каторги.
всегда ночь. Ридориум. Кровавое золото XXV-го века! Утопающая в
роскоши и развлечениях Земля. И подводные рудники с тысячами,
десятками тысяч каторжников. Всемогущая Федерация, раскинувшая крыла
на миллионы звездных миров, зажигающая солнца, отзывающая новые
пути... И планеты-колонии с миллиардами рабов под километровым слоем
бетона. Свобода, равенство, братство!
человекоособей, переставших по чьей-то воле быть людьми...
Правительства, сенаты, конгрессы, парламенты...
сатанинские приходы, черные мессы. Бог. И дьявол. Свет и тьма. И надо
идти во тьму. Надо! Чтобы пробиться сквозь нее к Свету.
Погони нет. Нет смысла их догонять. За ними теперь просто наблюдают. И
наверняка показывают всем прочим каторжанам, тем сотням тысяч, что
сидят в своих норах-ячейках. И обливаются они, несчастные, холодным
потом ужаса, и трясутся, и ненавидят, и завидуют. Их всех ждут эти
черные глубины.
глаза. Вот они! Не за стеной океанариума, не за семью защитными
полями, а рядом. Клыкастые гиргейские рыбины. Жуткие твари!
кобуры дископилу.
прокусят, эх ты!
Плавник, увенчанный черным острейшим когтем, скользнул по
титанопластиконовой броне.
черные вороны, кружили над ними, явно предвкушая обильную и сытную
трапезу.
Сертаков Виталий
Якубенко Николай
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Жюль Верн
Конан-Дойль Артур