будешь? Он в какой-нибудь картотеке неблагонадежных у вас, что ли? Какая
гадость! - и она швырнула трубку.
исторической макулатуры читать...
ясным, светлее неба, зеркалом Волги, даже с этой высоты просторной, как
океан, и лентой Свияги, причудливым ровным серпантином петляющей по
холмистой равнине волжского правобережья. Небольшой, но великий город.
Когда-то он был крайним восточным форпостом засечной черты, прикрывавшей
выдвинутые при Алексее Михайловиче в эту степную даль рубежи страны. Мне
всегда казалось неслучайным, что именно здесь за двести лет до рождения
первого патриарха коммунистов России получил коленом под зад пьяный тать
Сенька - выдавленный из Персии, выдавленный с Каспия, безо всяких
угрызений удумавший было погулять, раз такое дело, по родной землице,
вербуя рати посулами свобод и, как выразился бы какой-нибудь Нечаев,
будущего справедливого общественного строя: "Режь, кого хошь - воля!" Но
насилие не прошло здесь уже тогда. Аура такая, что ли... еще одно сердце
России. Иногда мне казалось, что вся эта неохватная, как космос, держава
состоит из одних сердец - то в такт, то чуть в разнобой они колотятся
неустанно, мощно и всегда взволнованно.
бетон и замерла в сотне метров от здания вокзала. Безмятежная заря цвела
вполнеба, когда мы вышли на вольный воздух. Длинная вереница рейсовых
автобусов быстро всосала пролившееся из утробы лайнера людское море и,
фырча, распалась - кто в Симбирск, кто в Ишеевку, кто куда.
сам пошел по городу, безлюдному и неподвижному в эту рань. Всплыл алый
диск, и спящие дома млели в розовом свете; чуть курилось над лужайками
Карамзинского сквера розовое марево, пропитанное истомным настоем
отцветающей сирени. Сколько сиреневых поколений сменилось с той поры, как
тут гулял великий историк? Обаятельно неуклюжий, будто теленок, длинный
дом, в котором родился автор "Обломова", улыбнулся мне топазовыми
отсветами старомодных окон. По бывшей Стрелецкой, ныне Ленина, мимо
принадлежащего патриаршеству института императивной бихевиористики вышел к
Старому Венцу. Дальше хода не было - откос и буйный, слепящий волжский
разлет.
зданиям улицы, упиралось в дом Прибыловского, во флигеле которого появился
на свет первый патриарх.
- соборное в осуществленной им удивительной трансформации. Он верно угадал
подноготный смысл вскружившего многим головы так называемого
экономического учения, вся предписывающая часть которого, в отличие от
достаточно глубокой описывающей, сводилась, если отрешиться от
прекраснодушных, таких понятных и таких нелепых грез об очередном будущем
справедливом строе, к фразе, с античных времен присущей всем бандитам,
поигрывающим в благородство и тем загодя подкупающим бедняков в надежде,
буде понадобится, получать у них кров и хлеб: отнимем у тех, у кого есть,
и отдадим тем, у кого нет. Разумеется - все ж таки девятнадцатый век! - с
массой интеллигентских оговорок: то, что экспроприировано у народа; то,
что нажито неправедным путем... как будто, хоть на миг опустившись с
теоретических высей на грешную землю и вспомнив о человеческой природе,
можно вообразить, что в кровавой горячке изъятий кто-то станет и сможет
разбираться, что нажито праведно, а что - нет. Логика будет обратной: у
кого есть - тот и неправеден, вот что ревет толпа всегда, начиная от
первых христиан, от Ликурговых реформ, и нет в том ее вины, это
действительно самый простой критерий, обеспечивающий мгновенное
срабатывание в двоичной системе "да - нет"; в толпе все равны и просты, и
спешат построить справедливый строй, пока толпа жива, и поэтому не могут
не требовать действий быстрых, простых и равных по отношению ко всем,
двоичный код - максимум сложности, до которого толпа способна подняться.
грабежом, зверством неслыханным - но, когда она завершается, и фавориты
тысячелетнего забега определились, ломать им ноги на финишной прямой, и
ровно тем же зверством отбирать у тех, кому когда-то как-то - все равно,
когда и как - досталось, отдавая деньги, станки, месторождения, угодья,
территории тем, у кого сейчас их мало или нет совсем, значит принуждать
историю делать второй шаг на одном и том же месте; а потом, возможно, еще
один, и еще, и еще, ввергая социум в череду нарастающих автоколебаний
сродни тем, от которых погиб Кисленко, а у нее одна развязка: полное
разрушение молекулярной структуры, полное истребление и победителей, и
побежденных. И что проку лить нынешним обездоленным уксус в кровь,
дразнить, как собак до исступления дразнят, твердя о восстановлении
исторической справедливости! История не знает справедливости, как не знает
ее вся природа. Справедлива ли гравитационная постоянная? Несправедлив ли
дрейф материков? Даже люди не бывают справедливы и несправедливы; они
могут быть милосердны и безжалостны, щедры или скупы, дальновидны или
ослеплены, радушны или равнодушны, но справедливость - такая же игра
витающего среди абстракций ума, как идеальный газ, как корень квадратный
из минус единицы.
с которых еще во времена она начинал в Риме каждый очередной император, ни
розового бреда об основанном на совместном владении грядущем справедливом
устройстве, выдернул оттуда длинную, как ленточный червь, цепь
предназначенных стать общими рельсов, кранов, плугов, котлов, шатунов и
кривошипов, и заменил их душой. Как будто люди заботятся друг о друге
шатунами и кривошипами! Будь у одного паровоза хоть тысяча юридических
владельцев, одновременных или поочередных, реально владеет им либо
машинист, либо тот, кто стоит над машинистом с винтовкой в руке. Люди
заботятся друг о друге желаниями и поступками и, если достаточно большая
часть людей постоянно помнит, что каждое насилие, каждый корыстный обман,
каждое неуважение подвергают риску весь род людской, уменьшая его шансы
выстоять в такой несправедливой, мертвой, вакуумной, атомной, лучевой,
бактериальной Вселенной - какая разница, кому принадлежит паровоз?
уж знать, кто чего стоит, нежели средствами государственного насилия
заставлять всех быть с виду единообразными альтруистами, а в сущности -
просто притворяться и лишь звоночка ждать, чтобы броситься друг на
друга... Да, некоторые люди к этому пока неспособны совсем. Они до сих пор
иногда стреляют.
теперь музей. А в самом доме Прибыловского вот уж почти век - центральные
учреждения патриаршества.
до своей квартиры.
верхнюю пуговицу кителя, дежурный вскочил.
министерства.
глазами выдавало опытного и настырного сыскаря. Если такой возьмет след -
его уже не собьешь.
ним рукопожатием, сразу сказал я. - Я не собираюсь даже контролировать
вас. Меня просто интересует это дело. Есть основания полагать, что оно
связано с гибелью "Цесаревича".
Тогда все ясно. То есть, конечно, не все... Какова природа этой связи, вы
можете хотя бы намекнуть?
покамест не стану вас путать, не обессудьте. Все очень неопределенно.
Лукин Евгений
Суворов Виктор
Березин Федор
Прозоров Александр
Зыков Виталий
Лондон Джек