горожане. Будь среди нас хоть несколько воинов, так просто они меня не
отпустили бы.
коленях. Смоченной в воде тряпицей она стала промывать раны. Калхас шипел
от боли, но старался улыбаться:
меня хотели наказать, меня! Только у них ничего не получилось. И не
получится!
чувствительных веревок. Он не боялся жары, холода, боли, и часто
представлял себя в виде краба, покрытого не кожей, а панцирем. Но отныне
самое легкое прикосновение к девушке вызывало в нем множество ощущений.
кожи оказалось тонким и грустным. Калхас, не знавший доселе ничего
подобного, замирал, прислушиваясь к своему телу. А оно готово было болеть
и радоваться одновременно.
стала настолько острой и чуткой, что иногда Калхас ловил себя на тревожном
предчувствии потери. Он тут же принимался корить свое сердце за дурные
предчувствия, однако старался постоянно быть рядом с ней. Они приучались к
удивительной науке - спать вместе, - и иногда целые дни проводили в
комнате Калхаса.
смазливого мальчишки забыть обо всем на свете, - сказал он однажды
пастуху. - Но ведешь ты себя подобно им. Я читал, Алкивиад однажды провел
несколько дней с женой спартанского царя, но ведь то был Алкивиад и то
была жена царя!..
вспомнив их почти детские неудачи и сложную дорогу обретения опыта, он
добавил: - Впрочем, какие же мы развратники!
Зато для горожан история с Гиртеадой стала поводом для проявления
неожиданного недовольства. Как выяснили люди стратега, нападение на
Калхаса устроила София, подговорив родителей и родственников девушек,
которые воспитывались у нее. Она представляла налет аркадян в самых
отвратительных красках - слухи о нем в мгновение ока распространились с
греческого квартала на весь Тарс.
на границе равнинной Киликии. Он не пустил в ход силу, даже когда
многоязыкая толпа горожан заполнила однажды на целый вечер площадь перед
его домом и требовала от Эвмена непонятно чего.
за развратника, а ему казалось, что их любовь первая и единственная, что
так любить не может никто. Он готов был целую вечность смотреть ей в
глаза, близко, очень близко, прижавшись лбом ко лбу. Так близко, что глаз
уже не было видно, зато было видно что-то большое, сияющее, словно чертоги
олимпийцев.
сопровождении Калхаса, Иеронима и Тиридата автократор направился
осматривать стену на западной стороне города. Почти до полудня они бродили
по ней, отпуская глубокомысленные замечания. Внешне стена - как и многое
здесь, в Азии, выглядела могучей и основательной. Ее фундамент был выложен
из древних огромных камней. Неровные, грубо обработанные, они, тем не
менее, оказались образцово подогнаны друг к другу. Никто и ничто не могло
бы сдвинуть их с места.
солнце. Глядя на них, Калхас думал, что ливень вкупе с ураганом в
состоянии размыть ее. Он готов был верить рассказу Иеронима о мидийцах,
которые взяли крепость царя Нина, отведя русло реки Тигр и размыв стены.
Но обожженные кирпичи все же выдерживали дождь, хотя и не могли бы
выдержать ударов таранов, установленных в осадных башнях.
уверенно говорил Иероним.
который мог прислать Одноглазому умельцев из Эллады.
примыкавшие к стене с внешней стороны. - Тяжелая работа.
Калхас на обратном пути.
слишком много воинов. Неужели ты, стратег, собираешься оборонять этот
город? - поддержал сомнения прорицателя историк. - Где нам найти стольких
людей? А где взять метательные машины?
стратег, показывая своим видом, что продолжать разговор не намерен.
половину дня в скучных стратегических рассуждениях. Он соскучился по
Гиртеаде и стремился к ней. Они не торопясь ехали на лошадях по Тарским
улицам, и с каждым шагом, приближавшим пастуха к дому, на сердце у него
становилось все светлее.
должна была ожидать его Гиртеада, со спокойствием и нежностью открыл
дверь...
потом сел на него и стал ждать, когда Гиртеада вернется. Он не думал ни о
чем плохом, ему казалось, что через несколько мгновений она появится в
дверях.
расстроенным.
держал себя в руках, - пробормотал Иероним.
раскинув руки Иероним сумел остановить Калхаса в дверях. - Прежде чем
бежать куда-то, послушай меня. Он же не насовсем отдал ее. Просто он хочет
сбить недовольство в городе. Завтра Эвмен самолично отправится к Софии и
будет сватать для тебя Гиртеаду. Он обещал... Обещал!
чудовищно и бессмысленно. Его разум не принимал объяснений, и далеко не
сразу слова Иеронима начали сбивать волну возмущения, поднявшуюся в его
груди. Калхас думал даже не о себе. Его приводила в отчаяние мысль о том,
что сейчас переживает Гиртеада.
Иероним положил руки ему на плечи. - Город и действительно волнуется, а
Эвмен рассчитывает на то, что хотя бы месяц мы еще будем оставаться здесь.
Селевк до сих пор не говорит ничего определенного и... есть масса прочих
сложностей. Нам нужна устойчивость или хотя бы видимость устойчивости. А
здесь, в Тарсе, она исчезает из-за одной девушки.
Антигон. Все видят, что Эвмен не вызывает отряды с Востока, - ощущение
непоправимости сделанного волнами накатывалось на Калхаса.
выражения недовольства. Я тебя умоляю, потерпи... Завтра стратег пойдет к
Софии. Через несколько дней вы опять соединитесь и вместо того, чтобы
пытаться избить тебя, горожане будут гулять на свадебном торжестве,
которое устроит Эвмен!
Калхаса, однако не прибавляла спокойствия. Аркадянин освободился из рук
историка и сел на ложе, готовясь к пытке ожиданием.
сдержал слово. Он действительно побывал у Софии. Но вернулся от нее с
лицом, на котором явно было можно прочитать следы недавнего унижения и
вызванного им гнева. София отказала. Причем отказала, явно наслаждаясь тем
фактом, что может отказать самому стратегу.
Калхасу. - Я не оставлю попыток вызволить твою Гиртеаду.
прорицатель. - Ты сам себя поставил в глупое положение, Эвмен, когда
проявил слабость перед городом. Отказ Софии - плата за твою слабость.
Дальский Алекс
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Роллинс Джеймс