Чтение 23–й страницы книги ~Вторжение в Персей~

тайниках его сознания не таилось ничего, что не выражалось бы внешне.

Мне стало очень больно. И эта попытка повернуть его к себе не
удалась.

- Нет, Андре, - сказал я тогда, и не так для него, как для себя. - Я
не буду сходить с ума, мой бедный Андре, у меня иной путь, чем выпал тебе.

Он хихикал, всхлипывал, лицо его кривилось, боль и испуг перемещались
с лукавством. Он бормотал все глуше, словно засыпая:

- Сойди с ума! Сойди сума!

Не знаю, как мучилась те, кого в древности обрекали на голод.
Голодовку превратили в мерзкое зрелище - вот что бесило меня. Я не получал
пищи, а у друзей еда не лезла в рот. Я слышал, как Мэри кричала на Астра,
чтоб он ел, но не видел, чтоб сама она брала еду.

Лишь Ромеро и Осима спокойно ели, и я испытывал к ним нежность, ибо
это им было нелегко.

В одни из дней я с гневом сказал подошедшей Мэри:

- Разве мне легче оттого, что ты истощаешь себя?

Глаза ее были сухи, но голос дрожал:

- Поверь мне, Эли...

- И слышать не хочу! Не известно, что ждет нас завтра. Истощенная
мать - плохая защитника сына, неужели ты не понимаешь?

Она прислонилась головой к прозрачному барьеру, долго вглядывалась в
меня, усталая и похудевшая. Ей было наверняка труднее, чем мне.

- Ты не выполняешь свои обещания, Эли, - сказала она.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты обещал относиться ко мне и Астру, как ко всем другим.

- Я этого не обещал, Мэри. Ты настаивала, но я не обещал. И ты сама
нарушаешь собственные обещания, ты ведешь себя иначе, чем другие. Возьми
пример с Осимы и Ромеро.

- А ты посмотри на Эдуарда. Я твоя жена, а что ты ему? Он тоже не
ест, Эли!

- Не мучайте меня хоть вы! - попросил я и лег на пол, отвернувшись от
Мэри.

Она тихо отошла. Потом я видел, как она ела. Камагин тоже принялся за
еду. Я сделал вид, что сплю, и так хорошо притворился, что и вправду
заснул.

Вскоре я понял, что спать в часы общего бодрствования - лучший способ
поведения. Вначале я делал усилие, чтобы задремать, но потом сон приходил,
когда был нужен.

Скорее всего, это было забытье, а не сон - я выключал сознание на
минуты, на часы, сколько заранее положу себе.

Я слышал, что голодающие воображают вкусные яства и распаляют себя до
исступления. В рассказах этих масса преувеличений. Меня не влекли картины
пиршеств и обжорства. Я много раз рисовал себе и синтетические мясные
грибы, и пирожки, с начинкой из искусственных сыров, и рыбное жареное филе
наших подземных химических предприятий, и жирные мясные колбасы, продукт
многостепенной переработки древесины, и свежайшую розовую ветчину с нежным
жирком, полученную в результате конденсации горючих газов, и сочные
сливочные торты, поставляемые заводами по перегонке нефти, и даже тот
неудачный шашлык из бедного натурального барашка, каким пытался нас
угостить Ромеро. Надеюсь, никто не усомнится, что в дни голодовки я с
радостью проглотил бы даже невкусное натуральное блюдо, изготовленное
Ромеро.

Но радости от этих картин не было. Жадная слюна не заполняла мой рот,
желудок мой спазматически не сжимался, я не метался, глухо рыдая от
сознания неосуществимости моих мечтаний.

Муки жажды тоже, по-моему, преувеличены бесчисленными рассказами,
сохранившимися в памяти человеческой.

Я знаю, что в древности тысячи потерпевших кораблекрушение умирали от
жажды, но уверен, что страдания их обострялись от обозрения бездны соленой
воды, непригодной для питья. И я повторяю, что говорил Ромеро: в основе
терзаний, вызываемых голодовками, тысячекратно усиливая их физиологическую
природу, лежит ужас неизбежной смерти, а с меня это бремя сняли неумные
мучители. Я ослабевал и ссыхался, отнюдь не раздирая своей души когтями
психологических мух.

Зато меня посещали иные видения, и с каждым днем они становились
ярче.

Я опять увидел странный зал с куполом и полупрозрачным шаром и бегал
вдоль стен зала, страшась приблизиться к шару, а на куполе разворачивались
звездные картины и среди неподвижных светил снова мчались искусственные
огни, и я знал что каждый огонек - галактический корабль нашего флота,
штурмующего Персей. Я всматривался в огни крейсеров Аллана, вначале их
движение было непонятно, потом я сообразил, что присутствую при картине
охоты за темными космическими телами вне теснин Персея.

Аллан в моем видении подтягивал захваченные шатуны к Персею,
заканчивая подготовку к их аннигиляции у неевклидова барьера, чтобы в
разлете взорванного вещества ворваться внутрь.

- Я еще раз побывал в галактической рубке зловредов, - так я
рассказывал о своем видении Ромеро. Он печально и испытующе смотрел на
меня, мой сои интересовал его лишь как свидетельство расстроенного
психического состояния.

- В древности многие психологи считали сновидения исполнениями
желаний, обуревающих людей в реальной жизни, - сказал он. - Надо признать,
друг мой, что ваши видения очень послушно копируют ваши желания.

Боевая рубка зловредов приснилась лишь раз, зато Великого разрушителя
я видел часто. Он появлялся, окруженный сановниками, среди них был и
Орлан, докладывавший собранию, как ведут себя пленные.

Фантазия моя придавала разрушителям такой диковинный облик, они были
так бредово фантасмагоричны, что ни до, ни после я не находил похожих
среди реальных врагов.

Ромеро пишет в отчете, что я своими видениями иронизировал над
врагами и что вообще ирония - характерная форма моего отношения к
действительности. Возможно, что это и так, но сам Великий разрушитель и
Орлан являлись в привычном нам виде, призрачно копирующие людей.

Остальные, правда, были удивительных образцов - крылатые, как ангелы,
ползущие, как змеи, изломанные и сверкающие, как молнии.

Одни торчали массивными ящиками, другие, вступая в беседы, вдруг
распускали пышные кроны взамен голов и становились подобны земным
деревьям, третьи, когда к ним обращался властитель, превращались в
жидкость и текли речью, текли в точном смысле слова - мутным, то
красноватым, то голубым ручейком, клокочущим, извилисто стремящимся по
залу, и все вглядывались в извивы и блеск их пенящейся речи, - а потом,
закончив слово, они спокойно стекались назад, становились снова телом из
потока, и тело, малоприметное, серенькое, скромно стиралось где-нибудь в
уголке среди прочих сановников.

Но красочней всего были "взрывники" - так я назвал эти диковинные
существа, разлетавшиеся огненным веером, когда на них падал взгляд
властителя. Я никак налог разглядеть, каковы их тела до того, как они
начинали отвечать на вопросы властителя. Очевидно, сами по себе они были
столь невыразительны, что глаз на них не задерживался.

А речь их была так феерична, ответы сыпались такими пылающими
комьями, что я сжимался в своей клетке, страшась, чтоб меня не опалило
огненным словом.

Я с интересом наблюдал, как и другие приближенные властителя с
испугом поеживаются, когда кто-нибудь взрывается испепеляющим докладом.

Должен заметить, что непосредственно речей их я не разбирал, ход
информации был мне темен, но из вопросов и реплик властителя и Орлана я
вполне уяснял себе, о чем они толкуют.

И облик сановников Великого разрушителя, и способы их взаимообщения
были так невероятны, что мне все чаще приходило в голову - не лишаюсь ли я
разума?

Однако было нечто, что удерживало меня от этого вывода. Тело мое
слабело, но дух оставался ясным, все остальное, кроме бредовых видений,
было реальным: я различал вещи и друзей, вещи не меняли своих естественных
форм, друзья говорили со мной, я отвечал, ни один не усомнился в
разумности моих ответов, беседы наши текли, как обычно, только становились
короче, мне все труднее было говорить.

И еще имелось одно, тоже важное. Безумной была внешность сановников
властителя, но не дискуссии. Тут все было логично. Я и сам с моими
помощниками, попади мы в аналогичное положение, рассуждали бы похоже -
говорю о фактах и логике, а не о способе информации.

- Вы сказали, что сон некогда рассматривался, как исполнение желаний,
- поделился я как-то с Ромеро новой мыслью и даже нашел в себе силы тихо
засмеяться. - Я все больше убеждаюсь, что это так. В мечтаниях я
неотвратимо одолеваю наших врагов.

Ромеро с некоторых пор переменил отношение к моему бреду.

Не было теперь дня, чтоб он не осведомлялся, что я видел во сне.

- Странно, странно! - сказал он задумчиво. - Я попрошу вас, дорогой
друг, и впредь передавать ваши видения в мельчайших подробностях.

- Ищете развлечений? - спросил я сухо. Не знаю, уловил ли он обиду,
голос мой был так слаб, что стирались все интонации. - Или вам нужна
дополнительная информация о моем душевном состоянии?

Он покачал головой.

- Ваши видения больше похожи на информацию - фантастически, правда,
искаженную, но о реальных событиях, - чем на простое порождение
болезненного бреда.