освободился наконец и быстрым шагом пошел прочь, еле удерживаясь, чтобы не
перейти на бег. До самого угла я боялся, что он меня догонит, и,
поворачивая на проспект Труда, украдкой глянул через плечо назад. Безумец
так и стоял на коленях, он лишь опустил зад на пятки и медленно обтирал
руки о ватник, понурив голову. У него был вид человека, обреченного на
казнь.
Труда и нескольких шагов, я налетел на пенсионера самого почтенного вида -
в шляпе и с тростью. Собственно, столкновения не произошло, в последнюю
секунду я сумел притормозить, и мы только слегка коснулись друг друга
плечами. Я пробормотал что-то вроде: "А, ч-ч-ч... Виноват..." Он же с
поразительной живостью отступил на шаг, сорвал шляпу, взяв на отлет свою
палку, проговорил, словно в театре:
позволил себе задуматься и был крайне небрежен.
Вина, собственно, моя... Еще раз - пардон.
улыбнулся, как мне показалось, фальшиво. - Вообще-то, сейчас время такое,
что глаза лучше дома на забывать.
себе дальше в молочную.
справа. Все вокруг было до тошноты знакомо. Испещренный трещинами неровный
асфальт с вечными лужами, и прошлогоднее пятно на нем от пролитой краски
перед хозяйственным магазином, похожее на рисунок кроманьонца. Мокрые
жалкие прутья садовых насаждений вдоль тротуара, в некоем неприличном
контрапункте странно сочетающиеся с гигантским вылинявшим плакатом "Саду
цвесть!" на брандмауэре бывшего доходного дома. Отгородившаяся от неба
лоснящимися зонтиками терпеливая очередь за обоями в хозяйственный
магазин. Прохожие, прохожие, прохожие, все больше тетки с кошелками, с
сумками, с бидончиками, с собаками. И машины, машины, машины, господи,
сколько нынче в городе машин!..
становилось. Что-то происходило в городе, только я не мог уловить, что
именно, а я не знал, как об этом спросить.
проспекте Труда везде "40", но ведь и вчера здесь было "40", а половина
шоферов, как водится, никакого внимания на это не обращала... У всех машин
включены подфарники по случаю туманной погоды. То есть буквально у всех!..
мне кланяется и вся расплылась в улыбке, такой же фальшивой, как ее
зубы... И эта туда же...
зонтиком, кто смотрит под ноги, словно пятак потерял, кто отворачивается к
витрине, хотя в витрине ничего, кроме ремонта, нет... Но если уж так
выходит, что глаза наши встречаются, тогда сразу пасть по ушей, поклон
чуть ли не подобострастный и - "здрасьте! здрасьте вам! доброго денечка!"
Демиурга распространилась вдруг на все население ближайших кварталов. Но я
не успел даже продумать последствия такого ошеломляющего предположения. Я
обнаружил, что они все друг с другом раскланиваются, все друг другу
осклабляются, все желают друг другу добренького денечка.
явно через силу. Они делали это только в том крайнем случае, когда
встречались друг с другом глазами и вынуждены были (почему, собственно?)
непременно оказать внимание друг другу, как старым добрым знакомым. Можно
было подумать, что нынче утром, пока я распинался на службе, власть в
городе захватили исступленные почвенники и призвали соотечественников (под
угрозой наказания на теле) вспомнить, откуда все они произошли, припасть к
чистому источнику древних обычаев, погрузить обе руки в сокровищницу
патриархальных нравов и, хотя бы на улицах, вести себя в соответствии.
пусть даже без кефира и масла, и навести справки у Агасфера Лукича или по
крайности включить телевизор. Но масла в доме не было никакого, это
во-первых, а во-вторых, черт побери, надо было хотя бы попробовать
разобраться во всем самому.
в кассу была небольшая, за сметаной стояло старух десять, но сметана меня
как раз не интересовала. Я набрал в сумку четыре бутылки кефира, обогнул
стойку, взял три пачки масла по двести граммов и пристроился в очередь в
кассу.
словно бы на светском рауте, как я себе это представляю. Они беседовали.
Все они не стояли друг другу в затылок, как это принято испокон веков, они
норовили встать друг к другу вполоборота, чтобы, упаси бог, не оказаться к
кому-нибудь спиной.
любезной улыбки, руки ее так и порхали - выбивали, отрывали, отсчитывали,
выдавали, и с каждым покупателем она здоровалась и каждому говорила
спасибо. (Обычно она разговаривает так: "Чего вы все лезете со своими
десятками? Нет у меня рублей, ослепли, что ли?" Зовут ее Аэлита.)
были бесшумны. Эти два опухших амбала в грязных черных халатах катали и
разгружали свои тележки с продуктами, передвигались как бы на цыпочках,
мгновенно замирая на месте, если путь им пересекал случайный покупатель.
Ни лязга не было слышно, ни грохота, ни своеобычных возгласов: "Валек! На
хрен ты, падла, это сюда приволок?.. Эй, мамаша, подбери корпуса!.."
первое дело.
дожди, чем тайфуны...
вполоборота и, напрягшись, выдавил заветное:
прискакала бабка и, рассылаясь в корявых извинениях, пристроилась второй.
Она там занимала, оказывается, старая карга.
осень - без дождей.
спохватился: - Хотя точно утверждать не могу. В Австралии, может быть, и
есть, южное полушарие все-таки...
сметаны в руке и сказала моему дядьке:
человека. Нет, ей обязательно надо использовать свое право. Ладно, я
четвертый, переживу... А вот я и опять третий...
Что-то треснуло. Банка со сметаной упала на кафельный пол и разлетелась
белой многоконечной звездой. Дядька шарахнулся и наступил мне на ногу, а
особа в шляпе, хватая воздух пальцами в черных нитяных перчатках, стала
медленно падать вбок от очереди. На секунду все замерло. Раздался короткий
взвизг. Я стоял столбом в обычном своем для подобных ситуаций ступоре.
Особа в шляпе мягко, как волейболист, упала на спину, и сейчас же тело ее
противоестественно выгнулось дугой, а голова несколько раз с силой
ударилась затылком о кафель.
понимал, что это у нее какой-то припадок, приступ какой-то, и надо
броситься и помочь ей, и я сейчас вот брошусь и помогу, только надо
куда-то пристроить проклятую сумку с кефиром... Самое страшное, однако,
заключалось в том, что люди вокруг, вместо того, чтобы броситься женщине
на помощь или хотя бы стоять столбом, как я, кинулись врассыпную кто куда,
только бы подальше отсюда, сбивая друг друга с ног, с треском круша стойки
и перегородки, нечленораздельно крича и панически взвизгивая.
отключился.
вопль Аэлиты:
ученый из нового дома, каждый день сюда ходит!
опасливо бормотал незнакомый сипловатый басок.