Чтение 23–й страницы книги ~Стажеры~

- Ну-ка...

Он хотел войти в вакуум-отсек. Юра открыл и закрыл рот, но ногу не
убрал. Это был Жилин, милый, славный, долгожданный Жилин, но Юра ногу не
убрал, а вместо этого спросил:

- Что там у вас?

Он хотел произнести это небрежно, но на последнем слоге глотнул, и
впечатление было испорчено.

- Да что у нас может быть... - неохотно сказал Жилин. - Пропусти-ка
меня, - сказал он. - Мне там нужно взять кое-что...

В голове у Юры была каша, и в этой каше из собственных Юриных
принципов и понятий в целости оставалась только инструкция.

- Подождите, Ваня, - пробормотал он и нажал кнопку вызова.

Капитан не отвечал.

- Юрка, - сказал Жилин, - да что с тобой, братец? Пропусти же меня, я
оставил в скафандре...

- Не могу, - сказал Юра и облизнул губы. - Как я могу?.. Вот сейчас
капитан отзовется...

Жилин внимательно смотрел на него.

- А если не отзовется?

- Почему же не отзовется? - Юра уставился на Жилина круглыми глазами
и вдруг схватил его за рукав. - Что случилось?

- Да ничего не случилось, - Жилин вдруг заулыбался. - Так не
пропустишь?

Юра отчаянно замотал головой.

- Ведь нельзя же, Ваня... Ты же должен понять! - он даже перешел на
"ты" от избытка чувств, ему очень хотелось расплакаться и в то же время
было отчего-то хорошо и спокойно, и он знал, что ни за что не пропустит
Жилина. - Ведь ты сам был стажером.

- Да-а... - неопределенно протянул Жилин, разглядывая его. -
Соблюдаем букву и дух инструкции?

- Не знаю... - пробормотал Юра. Ему было стыдно и вместе с тем он
знал, что ногу он не опустит. "Если тебе действительно надо войти, то не
стой так, - мысленно взывал он к Жилину. - Бей меня в челюсть и бери, что
тебе тут нужно..."

- Капитан Быков слушает, - раздалось из радиофона.

Юра все еще не в силах был собраться с мыслями.

- Алексей Петрович, - сказал Жилин в радиофон, - я хочу пройти в
вакуум-отсек, а стажер меня не пускает.

- Зачем тебе понадобился вакуум-отсек? - осведомился Быков.

- Я оставил там "сириус" в прошлый раз... в скафандре забыл.

- Так, - сказал Быков. - Стажер Бородин, пропустите бортинженера
Жилина.

Быков выключился. Юра с огромным облегчением убрал ногу. Он только
сейчас заметил, что корабль больше не вибрирует. Жилин ласково посмотрел
на него и похлопал по плечу.

- Ваня, вы только не сердитесь... - пробормотал Юра.

- Наоборот! - сказал Жилин. - На тебя исключительно интересно было
смотреть.

- У меня такая каша в голове...

- Вот-вот... - Жилин остановился перед своим скафандром. - На этот
случай и сочиняются инструкции. Хорошее дело, правда?

- Не знаю. Я теперь что-то перестал понимать, что в чему. Что хоть
случилось?

Жилин снова потускнел.

- Что у нас могло случиться? - сказал он сквозь зубы. Искусственное
питание. Таблетки вместо котлетки. Учебная тревога, стажер Бородин, только
и всего. Рутинная, не реже одного-двух раз в течение рейса. В целях
проверки знания инструкции. Великая вещь - инструкция! - Он вытащил из
скафандра белый цилиндрик толщиной в палец и со злостью грохнул шторой. -
Бежать мне пора отсюда, Юра. Бежать со всех ног, пока не надоело.

Юра глубоко вздохнул и посмотрел в коридор. Красные огни больше не
горели. Пол больше не вибрировал. Юра увидел, как из каюты вышел
Юрковский, посмотрел на Юру, величественно кивнул и неспешно скрылся за
поворотом.

Жилин проворчал:

- Рыба ищет, где глубже, а человек - где хуже. Понял, Юрка? Здесь все
хорошо. Тревоги учебные, аварии понарошку. А вот кое-где - похуже. Гораздо
хуже. Туда и надо идти, а не ждать, пока тебя поведут... Ты меня слушаешь,
стажер? По инструкции ты меня должен слушать.

- Подождите, Ваня, - сказал Юра, сморщившись. - Я еще, кажется, не
очухался...

8. ЭЙНОМИЯ. СМЕРТЬ-ПЛАНЕТЧИКИ

- Стажер Бородин, - сказал Быков, складывая газету, - пора спать,
стажер.

Юра встал, закрыл книжку и, немного поколебавшись, сунул ее в шкаф.
Не буду сегодня читать, подумал он. Надо, наконец, выспаться.

- Спокойной ночи, - сказал он.

- Спокойной ночи, - ответил Быков и развернул очередную газету.

Юрковский, не отрываясь от бумаг, небрежно сделал ручкой. Когда Юра
вышел, Юрковский спросил:

- Как ты думаешь, Алексей, что он еще любит?

- Кто?

- Наш кадет. Я знаю, что он любит и умеет вакуумно варить. Я видел на
Марсе. А вот что он еще любит?

- Девушек, - сказал Быков.

- Не девушек, а девушку. У него есть фотография девушки.

- Я не знал.

- Можно было догадаться. В двадцать лет, отправляясь в дальний поход,
все берут с собой фотографии и потом не знают, что с ними делать. В книгах
говорится, что на эти фотографии нужно смотреть украдкой и чтобы при этом
глаза были полны слез или уж, во всяком случае, затуманивались. Только на
это никогда не хватает времени. Или еще чего-нибудь, более важного. Но
вернемся к нашему стажеру.

Быков отложил газету, снял очки и посмотрел на Юрковского.

- Ты уже кончил дела на сегодня? - спросил он.

- Нет, - сказал Юрковский с раздражением. - Не кончил и не желаю о
них говорить. От этой идиотской канцелярщины у меня распухла голова. Я
желаю рассеяться. Можешь ты ответить на мой вопрос?

- На этот вопрос лучше всего тебе ответит Иван, - сказал Быков. - Он
с ним все время возится.

- Но поскольку Ивана здесь нет, я спрашиваю тебя. Кажется, совершенно
ясно.

- Не волнуйся так, Володя, печенка заболит. Наш стажер еще просто
мальчик. Умелые руки, а любить он ничего особенно не любит, потому что
ничего не знает. Алексея Толстого он любит. И Уэллса. А Голсуорси ему
скучен, и "Дорога дорог" ему скучна. Еще он любит Жилина и не любит одного
бармена в Мирза-Чарле. Мальчишка он еще. Почка.

- В его возрасте, - сказал Юрковский, - я очень любил сочинять стихи.
Я мечтал стать писателем. А потом я где-то прочитал, что писатели чем-то
похожи на покойников: они любят, когда о них либо говорят хорошо, либо
ничего не говорят... Да. К чему я это все?

- Не знаю, - сказал Быков. - По-моему, ты просто отлыниваешь от
работы.

- Нет-нет, позволь... Да! Меня интересует внутренний мир нашего
стажера.

- Стажер есть стажер, - сказал Быков.

- Стажер стажеру рознь, - возразил Юрковский. - Ты тоже стажер, и я
стажер. Мы все стажеры на службе у будущего. Старые стажеры и молодые
стажеры. Мы стажируемся всю жизнь, каждый по-своему. А когда мы умираем,
потомки оценивают нашу работу и выдают диплом на вечное существование.

- Или не выдают, - задумчиво сказал Быков, глядя в потолок. - Как
правило, к сожалению, не выдают.

- Ну что же, это наша вина, а не наша беда. Между прочим, знаешь,
кому всегда достается диплом?

- Да?

- Тем, кто воспитывает смену. Таким, как Краюхин.

- Пожалуй, - сказал Быков. - И вот что интересно: эти люди, не в
пример многим иным, нимало не заботятся о дипломах.

- И напрасно. Меня вот всегда интересовал вопрос: становимся ли мы
лучше от поколения к поколению? Поэтому я и заговорил о кадете. Старики
всегда говорят: "Ну и молодежь нынче пошла. Вот мы были!"

- Это говорят очень глупые старики, Владимир. Краюхин так не говорил.

- Краюхин просто не любил теории. Он брал молодых, кидал их в печку и
смотрел, что получится. Если не сгорали, он признавал в них равных.

- А если сгорали?

- Как правило, мы не сгорали.

- Ну вот, ты и ответил на свой вопрос, - сказал Быков и снова взялся
за газету. - Стажер Бородин сейчас на пути в печку, в печке он, пожалуй,
не сгорит, через десять лет ты с ним встретишься, он назовет тебя старой
песочницей, и ты, как честный человек, с ним согласишься.

- Позволь, - возразил Юрковский, - но ведь на нас тоже лежит какая-то
ответственность. Мальчика нужно чему-то учить!

- Жизнь научит, - коротко сказал Быков из-за газеты.

В кают-компанию вошел Михаил Антонович в пижаме, в шлепанцах на босу
ногу, с большим термосом в руке.

- Добрый вечер, мальчики, - сказал он. - Что-то мне захотелось чайку.