вокзалу, свернули по дороге направо и скоро выскочили на Каширское шоссе.
Проехав пару километров, опять свернули направо и потом долго петляли по
каким-то дорожкам между деревьями, складами и одиноко торчащими в парке
кирпичными домиками. Машина остановилась у одного из таких домиков,
типичных для дореволюционных больниц или зданий железнодорожного
ведомства: хороший кирпич, высокие стены, высокие окна, деревянный навес
крыльца. Кругом запустение, разбитые дорожки, одинокие кусты и серые
слежавшиеся мусорные кучи, в которых поблескивали стекла. Зато здесь было
прохладно. Внутри оказался небольшой коридорчик, а в стороны вели высокие,
до потолка, двери, обитые в неизвестно какие времена черным дерматином с
торчащей ватой. Шелестя обивкой по полу, спутник Сальвадора открыл дверь и
ввел Сальвадора в просторную комнату, где на стульях вдоль стен сидело
несколько человек, некоторые в кепках. На стене висела небольшая
фотография Ленина. Один из них спросил:
Проспекте Вернадского. Так мне сказал Борман.
благополучно вернулись и заняли свое место. Мы знаем, что вы вызваны, или
призваны, или, вернее, сами напросились - не важно. Мы знаем, что вас
нельзя убить. Мы знаем, что ракета возвращается или уже вернулась. Больше
мы не знаем ничего, и главное, не знаем, какова ваша функция, зачем
понадобилось ваше вмешательство. Наверняка вы и сами этого не знаете. Мы
просим вашей помощи.
подзаборный инженер, бездомный и безденежный?
Лучше расскажите, что вы видели на проспекте Вернадского.
Бормана! При возможности его загрыз бы любой из нас.
чувствовалось вначале между Сальвадором и этими людьми, уменьшалось. Все
загремели стульями, подвигаясь к стоящему у окна старому письменному
столу. Один стул выдали Сальвадору, он уселся у стола и стал рассказывать
свою историю - как и раньше, умолчав про талисман.
собеседников, когда Сальвадор закончил.
ничего не помню с того момента, как увидел остатки Таратуты, до того, как
вылез через отдушину метро на Мичуринском проспекте.
рассказал вам все.
посмотрели друг на друга, а потом все уставились на сидящего в центре
человека в отутюженном пиджаке. Это был тот самый, что привез Сальвадора.
на Сальвадора: - Вас не смущает, что здесь так много людей?
Конечно, если мы не будем специально трубить на весь мир. Но вот в чем
вопрос: почему они сами молчат, если уже приземлились?
базе. Думаю, нужно поехать в Индию.
работать в прежнем порядке. Его я забираю с собой. Леонид Макарович,
вечером я принесу вам паспорта. Завтра вы подготовите мне билеты на
самолет. На этом мы с вами закончим. Спасибо.
аллеям по направлению к скрытым в гуще деревьев другим таким же домикам,
другие набились в начальникову иномарку. Начальник высадил их возле завода
"ЗИЛ" и поехал дальше вдвоем с Сальвадором.
с шумом, облегченно вздохнул, запер машину и, улыбнувшись, сказал
Сальвадору:
лестнице вверх. Сальвадор шел за ним. Они открыли дверь квартиры, и
товарищ Херзон гостеприимно заявил:
холодильнике. Я ухожу до вечера. Думаю, все будет тихо, в случае чего
действуйте по обстановке. Готовьтесь, завтра мы улетаем.
квартиру. Похоже, здесь действительно жили. Женской руки в квартире не
чувствовалось, но и голых красоток не было на стенах, сообразно с
положением хозяина. Было всего две комнаты и маленькая прихожая между
ними, а между вешалкой и входной дверью стоял старый холодильник
"Саратов". Сальвадор открыл дверку и увидел, что холодильник отключен от
сети и используется как шкаф. Он был набит альпинистским и туристским
снаряжением, и Сальвадор подумал, что они все-таки знали об отчете
Альтшуллера. Вопрос разъяснился, когда Сальвадор увидел на стене
фотографию - там была вся троица в сборе: Александр Иванович, товарищ
Херзон и Таратута. Они стояли на фоне каких-то скал и весело улыбались, в
полном альпинистском снаряжении, и были намного моложе, чем теперь. Но все
равно каждого легко было узнать. Настоящий холодильник нашелся на кухне, и
Сальвадор наконец-то поел. Потом он не торопясь выпил несколько стаканов
чая и снова принялся ходить по квартире. В первой комнате было прохладно,
здесь стояли диван, журнальный столик, книжный шкаф и всякие комнатные
растения на полках и на полу - что-то вроде гостиной. Сальвадор подошел к
книжной полке. Набор книг был совершенно случайным: иностранные книги про
животных, Пикуль, библиотека классики для юношества, несколько словарей.
Сюда же затесалась ксерокопия с надписью на обложке "Hewlett Packard.
Operation manual". Сальвадор вернулся на кухню, вытащил из холодильника
пиво и покайфовал немного на диванчике, а потом отправился смотреть другую
комнату.
одежный шкаф, оказалось вовсе не шкафом. Под стенкой рядом с настоящим
шкафом для одежды стояла типовая эсэмовская стойка. На белый каркас были
навешены стандартные блоки СМ ЭВМ черного цвета с красными лампочками.
Рядом на низком столике стоял дисплей, на котором висели большие пестрые
трусы с коричневым следом по шву.
со штепселем, сиротливо висящим на спинке стула. У противоположной стены
находилась хозяйская кровать. Сальвадор убрал трусы с дисплея. Под ними
оказался новейший фрязинский монитор 15-ИЭ-0013, конусообразный и зеленый,
висящий на кронштейне. Рядом на столике лежал похожий на световое перо
блестящий цилиндр с проводами, идущими за стойку машины. Сальвадор знал
машины ряда СМ-3, СМ-4 - эти машины сдирались с машин фирмы DEC. Здесь,
похоже, стояла машина CM-2 или CM-1, содранная с Hewlett-Packard.
Сальвадор воткнул штепсель в розетку и, пошарив за углом железной стойки,
включил машину. Комната наполнилась гудением вентиляторов, хотя и не таким
громким, как можно было ожидать. Видно, вентиляторы были хорошо смазаны.
Сальвадор наклонился над дисплеем. Если там нет автостарта, придется
изучать Operation manual. Но машина сразу загрузила какую-то программу,
которая вывела на экран меню:
единицу, и машина выдала на пустом экране колонку цифр от нуля до девяти.
Наверное, это были номера режимов. Сальвадор вводил разные цифры, но
безрезультатно. Нажав АР2, он снова вышел в главное меню, опять выбрал
двойку и стал рассматривать световое перо. Оно было толстым, сантиметров в
двадцать длиной, половина никелированная и блестящая, а другая половина
покрыта пластиком, и оттуда торчали подключенные к машине провода.
Никелированный конец был пустой внутри, в виде трубки с очень толстыми
стенками, покрытыми изнутри чем-то вроде черной губки или кожи. Сальвадор