грудь, как у завуча. Корабль, конечно, не самое подходящее место для
воспитательной работы. Не запретишь же им ходить на танцы, а танцы, как
назло, длятся до четырех утра. Уже тут тебе и матросы, и папиросы, и прочая
дрянь, а девицы и рады потанцевать со взрослыми кавалерами. Никакого сна с
ними нет! Да, это была большая ошибка - устраивать плавание на корабле
школьников со взрослыми, да еще так долго. Они быстро учатся всему плохому.
Пирожников посмотрел на свои большие авторитетные часы. Уже половина
двенадцатого, пора загонять их в каюты. Сегодня целый день так сильно
качало, слава Богу, всех давно тошнит, и укладывать силой спать никого не
придется. Все и так давно лежат трупами. Крепко держась обеими руками за
поручни, Пирожников вышел в коридор. У ребят было уже тихо, а у девочек
горел свет и раздавались голоса. Пирожников постучался и отворил дверь
каюты.
мы кровь ей никак не можем остановить! - заверещала Марфина с большой
грудью, едва прикрытой легкой ночной рубашкой. Никольская из 10 Б сидела на
постели, задрав голову кверху и зажав нос мокрым от крови платком.
Пирожников нахмурился.
спать, уже ночь на дворе.
все-таки, что сегодня такая качка!
накренился, и в каюту плеснули соленые теплые брызги. Пирожников испугался и
отскочил в сторону.
тоской наблюдал за ее движениями.
закрыл за собою дверь.
крови.
впереди него. Пирожников с удивлением наблюдал за контурами ее юного тела.
Его тоже порядочно укачивало. Вот черт, уже в десятом классе, и такая
попочка! - подумал он. - Хорошо все-таки работать учителем в старших
классах, они ведь еще толком ничего не понимают, и столько мимо тебя
проходит таких вот девочек в одних ночных рубашках, без всякого стеснения! А
чего стоят упоительные дополнительные занятия до позднего вечера! Вскоре они
добрались до медпункта, но там было уже все заперто. Никольская немного
приободрилась.
пробуя пальцем верхнюю губу и ноздри.
школьной аптечки и чистый платок, а то ты вся в крови, будто с Бородинского
поля.
декабристов. Он помнил, что когда течет кровь из носа, нужно лечь на спину,
задрав голову, и приложить мокрую холодную тряпочку или платок к переносице.
Они вошли в его каюту. Было около двенадцати ночи.
единственный молодой учитель в своей школе. С одними училками детей
отпускать в такое путешествие было никак нельзя, да и они, молоденькие
учительницы, все как один, ушли в декретный отпуск, у других были свои
больные дети, родители, или свое больное сердце, печень, спина, ноги, и
только толстый Пирожников был самый здоровый из всех.
совсем тихо, света нигде не было, и даже Марфина с большой грудью, наверное,
уже спит. Пирожников аккуратно закрыл за собой дверь. В его каюте была
только одна койка.
Никольской. Она послушно вытянулась на его покрывале. Он снял свою подушку и
положил ее на стул. Стул стоял в ногах койки, и когда Илья Николаевич
отпустил подушку и посмотрел на свою ученицу, сердце его заколотилось. Он
увидел подбородок Никольской как раз между двумя холмиками, обтянутыми
тонкой ночной рубашкой, которая в таком положении задралась даже выше колен.
Никольская смирно лежала, закрыв глаза и вытянув руки вдоль тела.
завороженно следя за тем, как юная грудь Никольской поднимается в такт ее
дыханию. По дороге к раковине он сильно ударился головой о полку, но даже не
заметил этого.
достать из чемодана носовой платок. Он вернулся к Никольской и нагнулся под
койку, чтобы достать чемодан. Никольская, вся обтянутая ночной рубашкой,
парила над его чемоданом прямо перед его глазами. Впопыхах, потеряв очки,
Илья Николаевич долго не мог отыскать в чемодане носовой платок, поскольку
его взгляд не мог оторваться от груди Никольской и шарил он в чемодане
вслепую. Ему как назло все время попадались под руку полосатые зеленые
носки, которые он искал с самого отъезда из Москвы. Никольская шмыгнула
окровавленным носом. Наконец, Пирожников отыскал платок, по дороге к
раковине опять ударился головой о полку и только потом смог подставить руки
под ледяную струю. Это его немного освежило. Платок скоро намок, и Илья
Николаевич осторожно положил его на переносицу девушки. Никольская дышала
ртом, и Пирожников был совсем близко от ее полных красивых губ, чуть
дрожащих от холода.
Чтобы помочь ему, она уперлась головой и попой в койку, еще выше задирая
свои прелестные юные груди, а потом, когда нужно было вытаскивать дальше,
Илья Николаевич просунул руки ей под спину, приподнял ее и освободил одеяло
из-под ее сладкой попочки.
полотенце водой, он стал вытирать кровь под ее носом, стараясь как можно
меньше приминать ее пухлые алые губы.
примочку.
каюту.
строго сказал он, испугавшись, что она уйдет. - Постарайся успокоиться и
уснуть, а я пока посижу рядом.
себе в каюту и как следует запер за собой дверь.
рядом с койкой. Через полчаса он решил, что можно сесть рядом с ней.
Никольская подвинулась к стенке, освобождая ему место.
уместитесь. В палатке и то теснее, - невинно сказала она. Пирожников положил
под голову подушку и лег рядом с ней, но поверх одеяла.
своих спальниках разные девочки. Одни были еще совсем маленькие, и их надо
было засовывать посреди ночи обратно в спальник, чтобы они не простудились.
Другие были уже настолько взрослыми, что прикосновения их широких бедер в
тесноте палатки даже сквозь толстые спальные мешки так волновали
Пирожникова, что он долго не мог уснуть.
разница в возрасте лет в двадцать. Он даже не помнил точно, как ее зовут.
Вскоре она уснула, и ее тело стало непроизвольно принимать различные
положения. Илья Николаевич лежал на спине, вытянув ноги и скрестив руки на
груди в позе Наполеона. Неожиданно Никольская повернулась к нему лицом и
положила на него сверху свою ножку, согнутую в коленке. Ее дыхание
оставалось ровным, а вот Пирожников напротив, набрал полные легкие воздуха и
боялся выдохнуть, чтобы не спугнуть птичку. Одеяло с нее слезло, покрыв
самого Пирожникова, зато ее ножка оголилась почти до самого верха, лаская
бедного учителя истории легким теплом и очаровательным изгибом тугого бедра.
Профессия учителя, тяжелая, но благородная, таит в себе необыкновенные
открытия и свежесть жизни. Илья Николаевич, затаив дыхание, чувствовал, как
ее коленка двигается все выше и выше вдоль его ноги. Как жаль, что его левая
рука оказалась замотанной одеялом, а то он мог бы почувствовать пальцами
самую нежную часть ее ножки, лежащей сверху. Видимо, Никольская крепко
спала, и не понимала, что с ней происходит. Вскоре она положила на него
левую руку и уткнулась в его плечо. Как бы ее теперь снова укрыть,
лихорадочно соображал Илья Николаевич. Рука лежала вначале на его груди,
потом Никольская медленно почесала комариный укус на соей коленке, и после
этого положила свою руку прямо на живот несчастного Пирожникова. Я для нее,
наверное, как подушка, подумал он.
ученицы, и что в какой ужас привела бы эта картина ее родителей. Она спала,
между ними было жаркое колючее одеяло, к тому же Илья Николаевич, слава
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Емилина Ника
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман