прежде и замечал-то мало: все на дворе да в хлевах. Может, и тискал когда
в сенях ненароком, без дела, так, озорства ради... Девка рослая, здоровая,
что лошадь добрая; грубые большие руки, под холщовой рубашкой торчат
врозь, чуть отвисая, спелые груди... Силой отвел руку с дешевеньким
стеклянным браслетом от заплаканного круглого, широконосого, в веснушках,
лица, с белесыми, грубо подведенными бровями.
улице!>
давно. Еще и платы не дал... (И здеся Максимка поспел!)
Своих-то сумеет ли прокормить еще! Да и про себя спроси: я отпущу ле?
поверить своей беде.
ничего, добра! Ишь кобылка, что грудь, что бедра. Если на сенник завести
да пообещать серебряное монисто купить, навряд долго упираться будет.
Поплачет опосля по своему Миките - и дело с концом. А там станет блодить
то с тем, то с другим да бегать к волховным жонкам плода выводить.
головы, глянул пристальнее в глаза. Заметил, как перепугалась, перепала
вся, побелела, жалко опустила плечи. Понял, чего ждет, и, поведи ее сейчас
хозяин, даже противиться не будет... Ежель только не побежит потом на
Волхово топиться со стыда.
Погляжу, каков молодец, может, сам наймую!
хотел поцеловать напоследок, да сдержал себя, только подтолкнул да шлепнул
легонько по твердым ягодицам:
писано, не мне!
горницу. Взгляд упал на икону Параскевы, что смотрела не то скорбно, не то
чуть улыбаясь. Передернул бровями, отвел глаза.
Коли покажется, возьму на покос. За девку и даром отработает! А там как
знать, может, и совсем оставлю. Подарю им старый амбар, что назади двора,
перевенчаю. Пущай живут! Запишу в закупы. И мне выгода, и им радость - все
ж свой угол будут иметь. А икону сегодня ж и освятить надо, на покос грех
такое дело отлагать! Станьку пошлю>.
месте.
руках. Малушу, сонную, положили на дно короба, Янька и Онфимка отчаянно
боролись со сном, то и дело клевали носами, валились друг на друга. За
первым возом шел второй, на котором правил Радько, прискакавший поздно
вечером с известием, что все готово и можно выезжать. На третьем возу
примостились новый парень Микита и Оленица. Олекса взял его - парень,
кажется, был смышлен и не избалован.
привалясь к любимому, шепотом, полузакрыв глаза, спрашивала:
возьму>.
писаться.
был...
тем - прощай!
межутка, тоже выезжали.
осматривали возы, больше для порядку - не везут ли запретного товару отай.
задремывали взрослые. Радько улегся на дно досыпать, лошади сами бежали за
первым возом. Домаша, привалясь к коробью, то и дело роняла голову на
грудь, боясь уронить, крепко прижимала маленького.
неба ночных облаках и зеленым огнем подкрадывался рассвет. С полей
подымался туман.
Любцы, Княжой остров, Тюкари, Гончарное. Уже брызнуло солнце, загорелось
самоцветами в каждой капельке росы, приободрились лошади, протяжным
ржаньем приветствуя зорю.
разминаясь, зевая во весь рот. Ночью не хотелось спать, теперь, на угреве,
задремывал. Солнце быстро высушивало росу. Выспавшийся Радько весело
толканул Олексу под бок:
рубахи и сапоги и завернув исподние порты, зашли в бегучую студеную воду.
Поплескались, фыркая, покрякивая от удовольствия.
Лонись на пристань я его брал: кадь ржи один за уши подымает и не ленив.
обротала! Ай, девка, ай, телка, какого тура привела!
ай нет.
прошлом лете подарил нас боярин, продал ле, мы чем знам. Бают, на помин
души родителя своего.
баба.
свежий, не просохший с утра, в ярких полосах и пятнах солнечного света, в
птичьем звонкоголосом щекоте. В молодом сосняке спугнули сохатого:
кинулся, ломая ветви, в сторону от дороги, бестолково топоча, и разом как
стал - стихло все. Заяц перебежал дорогу. Любопытный, встал столбиком,
разглядывая с безопасного расстояния обоз. Онфим с Янькой запрыгали на
возу:
сидел косой.
Онфим соскочили с воза, побежали лугом наперегонки. Домаша тоже сошла,
пошла рядом, разминая ноги, глубоко и радостно вдыхая медовый настой трав.
Куликов Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Корнев Павел
Соломатина Татьяна
Белогорский Евгений