по времени кивая головою, словно о чем-то думал и разговаривал сам с собой.
прежде рождения его. И вот вам знамение: уйду, станет он разуметь грамоту и
книги святые честь добре и разумно.
сомнений своих.
Или что и вперед еще совершит странное с отроком сим?!
посохом своим. Во взоре его уже возникло то остраненное, "далекое" выражение
- как будто сквозь стены хоромины повиделись ему незнакомые дальние дали, -
которое проявляет себя в лице странника после краткого отдыха при дороге
перед первым, самым тяжелым шагом в безвестность грядущего пути.
этого, будет знать грамоту. Второе - будет он велик перед Богом. И третье -
сын ваш станет обителью святыя Троицы!
вопрошать более неведомого гостя неможно, и только враз поклонились
осеняющей руке странника.
минута! После коей оба родителя согласно выбежали вон, вслед старцу,
догнать, проводить, еще расспросить перед дорогою... Но старец уже успел
уйти со двора. А выглянув за ворота, они увидели лишь сияющий день, кур,
нетревожимо рывшихся в пыли, небо с одиноким белым облачком, невесомо тающем
в аэре... Но уже нигде не узрели прохожего пресвитера. То ли он завернул за
угол дома, то ли перешел через дорогу, в кусты, то ли вовсе повернул в иную
сторону? Да и был ли он?! Не ангел ли Божий в образе старца бысть послан в
дом боярина Кирилла, дабы наставить и укрепить будущего великого подвижника
Святой Руси? И сшед с небес, исполнив назначение свое, исчез невестимо,
растаял в небесной лазури?
мудрым опытом жизни своей враз уразумел, какую беду терпит отрок Варфоломей,
и как ему надобно помочь в его горе. Был наставник! Был прохожий человек,
коему мы и теперь поклонимся земно! Пусть с миром и нерушимо почиют кости
его где-то в родимой нашей земле!
надобен наставник добрый, чья воля и пример означат начало пути, укажут
стезю многотрудную, по которой каждому должно пройти, не сбиваясь и не
плутая, дабы достигнуть завещанного ему от рождения судьбой.
посланы они не от света - от тьмы). Все ли заветы их исполнены нами?
свершено и достигнуто? С горем признаемся себе мы, многие, что ленились или
робели идти неуклонно указанным ими путем! Помню и я, как сидел, юношей, в
каменной сырой палате пред стариком глухим и убогим, который был подлинно
велик в науке своей, и перед ним, в ящиках, лежало все его добро -
единственное в мире собрание манускриптов редчайших... И слушал его, дивясь
и ужасаясь многотрудному пути ученого, и знал, подлинно знал, что и мой это
путь! А в отверстые окна входил теплый ветер, и радостные крики неслись от
реки, и чудо дня, мгновенная радость минуты, лукавый взгляд где-то там, на
солнечном берегу, отвращали меня от предназначенной судьбою стези. И вот я
послушался ветра, - где он теперь, теплый ветер тот? И радостей дня, - куда
сокрылись они? И лукавых очей, взгляд которых мелькнул и угас в дальней дали
умчавшихся лет! И не выбрал стезю, по которой тоскую теперь, на исходе
годов, ибо есть только Путь, остальное же все - лишь преграды на пути да
обманы!
значит, должен был свершить и я, и другой, и каждый, начинаешь с тоскою
понимать, сколь счастливы те, кто уже в юности не изменил судьбе и не
погнался за счастьем! Кто враз и навсегда выбрал свой путь, и шел по нему от
истока лет и до конца, не сбиваясь и не уставая, так точно, как шел по
своему пути, во младенчестве начатому, отрок Варфоломей.
***
слушали, как Варфоломей, сбиваясь, путаясь и краснея, но довольно бегло и
споро читает святое Евангелие.
Глава 21
языка. Новая беда пронеслась над городом Ростовом, сокрушив, походя, ихний
боярский дом и заставив невезучую семью искать пристанища в иных землях.
***
Даниловича Калиты, справляли пышно. Молодых от самого собора до теремов вели
по красным коврам. Радовались неложно, чая от московского великого князя
заступы и обороны по нынешней неуверенной поре: всего год назад страшно
разгромлена Тверь, излиха досталось от проходящей Туралыковой рати и
ростовским украинам. Нынче и самые упорные доброхоты тверских князей
притихли, выжидая, - что ся содеет? Как повернет оно под новою, московской
рукой? И то, что князь Иван вскоре купил у хана ярлык на Ростов, мало кого
испугало поначалу. Ну что ж! Пущай сами попробуют с мыта, да с весчего, да с
лодейного, да с повозного, опосле Шевкалова раззору получить поболе наших
даньщиков да бояр! Земля разорена, в торгу скудота, сами ся убедят, дак
посмирнее станут той поры! Так и встретили первых московитов: престарелого
боярина Кочеву с дружиной. Постойте-ка сами у мыта!
поместье. Гонец от Аверкия примчал в потемнях, когда уже в доме сряжались
опочивать.
на заботное вопрошание встревоженной Марии:
полез на коня.
отцом, непривычно строго велел сидеть дома; холопам, что сопровождали
господина, приказал вздеть брони и взять оружие; Даньше поручил разоставить
сторожу ради всякого случая, не сказав, впрочем, какого и против кого, и что
делать, ежели нагрянет и впрямь какая ратная сила?
и смутной, немой тревоги. Мария, уложив детей, так и не легла, молилась,
волнуясь все больше и больше. Обещанный Кириллом ратник так и не прискакал,
и в доме не знали, что тотчас вслед за тем, как Кирилл с провожатыми достиг
Ростова, московиты переняли все ворота и назад из города не выпускали уже
никого.
понимая, что происходит во граде? Беда? Какая? То, что московские бояре
порешили, оцепив город, силою собирать серебро для князя Ивана, такого
помыслить Кирилл и вовсе не мог. Градского епарха, Аверкия, в его тереме он
не нашел. На широком дворе суетились в потемнях люди, трещали факелы.
Кто-то, пробегая, повестил, что господин поскакал на княж двор, где
остановились московские бояре. Кирилл решительно повернул коня к терему
князя Константина. Но, не доезжая площади, они наткнулись на рогатку.
Московские ратные с руганью остановили Кирилла. Заставили слезть с коня,
долго выясняли, кто и зачем? К теремам допустили его одного с одним пешим
холопом и без оружия. Прочих Кирилловых ратных решительно заворотили назад.
Тыкаясь у коновязей, пробираясь и оступаясь в долгой своей выходной ферязи,
сквозь смятенную толпу нарочитых граждан, собравшихся перед теремами, Кирилл
растерял весь свой гнев и решительность, с какой кинулся было несколько
часов назад на подмогу Аверкию. Когда повестили, что молодого князя со
княгиней нет в городе, ему стало совсем зябко, и уже он в безотчетном
желании бегства искал глазами холопа своего, все еще не понимая, что же
творится тут, и какая беда собрала ночью у теремов почитай всю городскую
старшину? Когда ты привык быть при оружии и в почете, ведать за спиною
дружинников, что послушно лягут костьми за своего господина, - вдруг
оказаться одному, обезоружену, зажату в испуганной полоненной толпе не то
ходатаев, не то жалобщиков, ужас охватит и не робкого. Где Аверкий? Где иные
думные бояре ростовские?!
пропущены, наконец, в думную палату. В уши бросился хриплый, надсадный крик
Аверкия:
успел разгневать на самоуправство московских бояр, - а все казалось: надобно
только отыскать князя Константина, повестить ему да пасть в ноги великому
князю Ивану Данилычу, и само собою будет исправлено днешнее непристойное
нестроение; московитов уймут, и все воротит на своя си, по старине, по
обычаю, како от дедов-прадедов надлежало... Того, что сейчас, тотчас,
Аверкия нелепо повесят за ноги, стремглав, головою вниз, не знал, не мог и
помыслить такого боярин Кирилл, и когда свершилось, когда маститый старец
повис перед ними с разинутым ртом и задранною бородою, с павшими на плечи