Снова хор, снова молитвенные славословия. (Виждь и ты, батюшка! Ты,
который так этого хотел!) От густого ладанного дыма и запаха горящих
свечей слегка кружит голову. Длится торжество. Раб божий Симеон,
московский молодой князь, становит в сей час великим князем владимирским.
нижнее мокрое белье. Слуга на сей раз был свой, и Симеон с удовольствием,
не стесняясь, рвал с себя и швырял мятое платье, подставляя спину и грудь
мокрому полотенцу, облегченно влезал в чистое полотно, давал застегивать
ворот и надевать твердые парчовые наручи.
холоп, привычно утешая своего князя, коего пестовал еще дитятею и знал
почти как себя самого. Все же и он днесь показался Симеону чуточку чужим,
чего-то не понимающим во всей этой обрядовой кутерьме.
Остановил, вгляделся заботно в очи. Молча благословил. И, кажется, ни
слова не сказав, один только и понял, что происходит с князем, один только
и смог утешить.
что ему чувствовать в это мгновение и как себя держать перед лицом
собравшихся князей, бояр и церковных иерархов русской земли. Он встал,
когда попросили сказать слово. Бояре и князья, воротившие из Орды, ждали,
что изречет новый владимирский князь, ждали татарские послы, и как трудно
было сказать верно, - не оскорбив ни татар, ни братьев-князей, - то, что
надобно было и что хотелось сказать им по правде. Что в русской,
разноязыкой и редко заселенной (он рек <обширной>) земле нужнее всего
единство власти, единство собравшихся здесь соперников-князей
(<братьев-князей> - сказал он), и не произнес слова <единство>, но вместо
того рек: <любовь> и <согласие>; и не кончил, как бы хотелось: <Пред лицом
чуждой орды и хана чужой веры!> - это и так поймут, ежели пожелают понять!
Константин Василич Суздальский глядел на него прищурясь, вдумчиво. Василий
Давыдич Ярославский усмехнул угрюмо - понял, но не принял для себя
Симеоновых слов. Он напомнил им имя Владимира Мономаха, последнего
великого князя киевского, отбросившего от границ Руси орды кочевников.
Яснее сказать уже было нельзя. Сел. Голову слегка кружило. Не перепил ли
он владимирского меда?
пространно: о соборном правлении, о согласии, братстве, о господней
любви... Как хотелось верить истине сказанных слов! Но словам никогда
нельзя верить. Слова говорят по приключаю, так или инако. Иногда даже
искренне веря в правду изреченного. А поступают... Поступают по истине
чувств, которые потом, уже после поступка, одевают в оправдательные слова,
каждый раз иные.
чувствований, истинное соборное согласие земли? В этом, наиважнейшем,
бессильна власть. И, может быть, только вера возможет сие сотворить и,
значит, спасти землю русичей. Как высоко вознес ты меня, Господи, дабы
дать узреть с высоты ничтожество мое!
пойдут!
взыду на небо - ты тамо еси, аще спиду во ад - тамо еси, аще возьму криле
мои рано и вселюся в последних моря, и тамо бо рука твоя наставит мя и
удержит мя десница твоя!
лики древних икон поводят очами, внимательно и строго озирая предстоящего.
Молитва на сей раз не успокаивает Симеона, и речь, стиснутая нуждою
иначить слова, не выказывая всей правды, жерновом лежит на сердце.
во власти единой? (В моей власти!)
Где герцоги, графы, бароны и как их там называют еще, засевши в каменных
твердынях своих за зубчатыми башнями, мало слушают даже и набольшего,
короля или императора, а уж друг с другом не считаются вовсе, творя волю
свою паче Алексея Хвоста, и все сходит им с рук, и не гибнет земля, и
живет, и множит, отнюдь не скудея от постоянных малых войн и нахождений
ратных...
суровые зимы и краткую пору летней страды. Воззри, сколь редок человечий
след среди наших лесистых пустынь, сколь широко раскинуты и далеки друг от
друга грады и веси! Сколь чуждых языков, еще и не приобщенных к вере
Христовой, ютится меж нами, русичами, и по краю нашей земли! А дикое поле,
земля неведомая, по коему, словно волны, проходят орды кочевых воинов,
грозя смыть, уничтожить редкую поросль наших градов и сел?
рассыплет и на ниче ся обратит безо власти единой!
сын твой единородный? Скажешь, любовь съединяет и вяжет паче власти и с
тем проповедана вера Христова в русской земле? Так, Господи! Да! Да! Не в
жестоце и хладе единодержавия, не в тягости, подавляющей всех и вся, но в
соборном согласии и дружестве спасена будет наша земля! Ибо гневом и
властью не соберешь малых сил, а ежели не похотят, то и не придут из-за
лесов и вод, призванные князем своим, а отсидят, сокроют в чащобы и дебри,
и что тогда станет с силою сильного на этой суровой земле?
И было инако при великих князьях киевских, и погибла земля от нахожденья
агарян, и не спасли ее ни рати, ни стены городов, ни удаль воевод, ни
гордость князей!
пред тобою, великим, не ведаю тоже: прав ли я? Право ли деял отец мой,
собирая землю? Где та связь, та грань, та благая цепь, которая вяжет, не
удушая, и съединит, не погубив нашей земли?
лишенная блага твоего, рухнет от собственной тяжести, и не дай Боже, даже
и в веках грядущих, нам такой, подавляющей все живое, силы власти на нашей
земле!
неции, строившие башню до неба, дабы потрясти престол господень! Погибнем
и не устоим, ежели не съединим землю единою властию, ежели соборно, все
вкупе, не похотим того и не содеем так по воле своей!
справедлив к смертному рабу твоему! Блага хочу я родимой земле, и в этом
праведен я пред тобою! Виждь и помилуй мя!
князя владимирского в час молитвы? Или какая беда привела непрошеного
гостя в иконный покой? Дайте мне хоть тут побыть одному, наедине с Богом!
встретить. Быть может, именно сей гость послан Господом по молитве его?
Симеон стремительно встает с колен, подходит к порогу, отворяет двери. В
проеме дверей - Алексий.
заметная улыбка трогает уголки глаз митрополичьего наместника.
я... ждал тебя. Благослови, владыко!
Андрей такожде отступил коромолы. С обоими достоит тебе ныне заключить
ряд. Скачи теперь на Москву и твори суд боярам. Вскоре и я гряду за тобой!
городов - Коломны, Рузы, Можая и Переславля. Теперь он был в силе править
суд и творить власть, и однако осудить Алексея Хвоста оказалось невероятно
трудно.
Возмутились бы все. Обиженные могли уйти, уведя полки, могли даже и не
позволить совершить самоуправство, с соромом для князя освободить от уз
невинно плененного. Многое могли содеять, и потому никто, никоторый князь,
не лез на рожон, творя волю свою не иначе чем по старым обычаям, по слову
и согласию большинства. Суд княжой, где князь был и судьей и обвинителем
сразу (казалось бы, и не суд, а самоуправство княжое!), творился не инако
чем по согласию и в присутствии бояр введенных - ближайших советников
государя и судных мужей; творился не по заочью, а всегда и только в
присутствии сторон, и обвиненный мог, имел право и должен был <тягаться>
на суде, отстаивать правду свою при свидетелях и соучастниках тяжбы, где
князь порою лишь слушал прения тяжущихся, не открывая рта. То есть суд
княжой - это был суд в присутствии князя, суд, на коем князь олицетворял
правоту суда, строгое соблюдение тяжущимися закона, а отнюдь не был
самоуправцем и самовластцем, как это начало происходить полтора столетия
спустя, с усилением власти самодержавной.
князь! Рада?! Теперь достоит идти походом на Новгород!>), все пошло не то
и не так, как задумывалось дорогою. Боярскую думу долго не удавалось
Сертаков Виталий
Мичурин Артем
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Елманов Валерий
Флинт Эрик