берег сурожский, дик и крут...
княжой двор, взяла улицы и сияла в сердце Тмуторокани. Чертит темнеющее
небо искра падучей звезды. Забывшись, плачут мужчины, размазывают горькие,
сладкие слезы по грубым щекам. Омываются души печалью.
рождается над мглистыми горами. Проглянула, остановилась, и опять ее
затянуло во мрак. Трудно ей выйти из темного лона.
море прямым путем. Будто бы повеял береговой ветерок. На княжом дворе, в
закрытом месте, он едва шевелит язычки пламени на свечах, а в море
поможет. Попутный.
отведенных грекам покоев большой кувшин с запечатанным горлом и дорогую
чашу розоватого стекла с золотым ободком.
и осушил чашу до половины. Держа ее обеими руками, Склир сказал князю: -
По слову древних язычников, любимцы богов умирают молодыми. Желаю тебе,
князь, желаю и себе, чтобы судьба вовремя рассекла нити наших жизней. Чтоб
не дожить нам до жалкой дряхлости, да, до дряхлости...
лишними. Чаша, которую он держал обеими руками, дрогнула, и комес едва
поймал сосуд, схвативши за верх. Будь чаша полна, он и расплескал бы вино,
и омочил пальцы. Покачав головой себе в укор, Склир справился и продолжал:
себе же. Что не станет силы пользоваться радостями жизни. Однако такое
далеко от тебя, князь, тебе предстоит долгая жизнь, великие дела. Полюбил
я тебя...
сердечность, приглашал и князя, и всех гостить в Херсонес.
чашу Ростиславу, стоя ждал, пока князь ее не осушит, просил и чашу принять
в дар, как залог любви.
упала последняя капля. Склир больше не пил, прося прощения: едва держится
он на ногах, совсем охмелел. И смеялся, как давился, и целовался с
боярами.
добавляют смолу. Не будь того, вину и цены б не было.
отказывали Склиру, и его бил озноб. Двое русских ушли на нос галеры,
третий встал рядом с кормчим. Галера пошла, увлекая челнок, на котором
вернутся провожатые.
горько укорили князя Ростислава, зачем пил из рук Склира. Предлагали
задержать греков на время, пока не скажется, было ли что подложено в вино.
Не поздно. Галера пойдет по-над берегом, поскакать да крикнуть своим:
сажай греков на мель. Тут же посадят.
всех на глазах.
залива. После жарких дней над Сурожским морем, над солеными озерами, над
камышовыми топями донских и кубанских горл встает туманная мгла - издали
что твои горы. И гудом гудят комариные рои. Здесь комаров во много раз
больше, чем людей на всей земле, даже если собрать всех, живших на ней от
сотворения мира.
Рукой подать - сделай два перехода на восток и любуйся, как встает она не
из-за тяжелых твоему глазу туманных глыб, а из-за легких гор и дарит ясные
ночи. Там восход луны поспорит с лучшим часом рассвета.
уменьшаясь во мгле. Нет, она таяла, размываясь в море и в ночи, слабел
кормовой огонек.
грубую речь в пустой след дорогого гостя:
нашкодившего щенка. Пустил я тебя миром, чтоб не класть хулы на
Тмуторокань. Многознайка! На клятву свободен, на преступленье клятвы
свободен. Десятиязычный!
нас боятся, вот и кичился он перед нами от страха.
погребной! Не только у нас говорят: за одного грека дают девять иудеев.
Кто ж спорит, пить-есть хочет каждый. Так знай же меру! Не одним хлебом
живет человек. Есть греки и греки. У меня самого мать гречанка. Таких
греков, как Склир, ты еще не видал. Ты думаешь, я ему за столом поддавался
для смеху? Для тебя, для пришлых с тобою, князь, мы, коренные, старались.
Вживайтесь, глядите. Еще скажу, я втрое убавил твои подарки грекам.
хоть их возвращать.
размахнулся пошире: - Всяк тебе скажет: я соблюл честь. Они дают не
подарки, а дань. Ты же в ответ жалуй их из милости. Не годится щедро
жаловать, зазнаются.
тмутороканские бояре.
пристань так, что уж не пройти, и молчали, и в молчании было: пришлый ты,
князь Ростислав Владимирич, приняли мы тебя с твоими, но корень твой
неглубок, поживи, посиди, врастешь, а пока слушай наше слово, мы - Земля.
кто хмель просыпать. Вовремя греков отпустили. Затяни - и к языкам могло
присоединиться железо. Пусть и не каждый, но в хмелю человек выдает
затаенное в душе.
проверяй женщиной, женщину - мужчиной.
делом. Любовь - как венец, она не пристала ничтожеству, не годится для
злобных. Надень - упадет. Это паденье, не в пример другим, легко
предсказать, потому и не стоит испытывать.
тмутороканских котлов. Будь их воля, гостили б они и гостили в
Тмуторокани, пока не погонят в тычки.
берегом, от которого падали тени, обманчивые, опасные для чужих. Луна,
взобравшись на мглистую гряду, светила щедрее. Вскоре направо и впереди
обозначился маячный огонь на таврийском мысу. Провожатые стали не нужны.
Гребцы осушили весла, русские подтянули челн к корме.
ночи, подошел к провожатым.
засмеялся: - Скоро у вас будут новости!
ты нам сулишь?
пристани. Старшой сказал:
говорит - не договаривает.
о нем - дурной человек. Впрямь плох, коль свои на него чужим наговаривают.
погасшего серо-черного пепла.
полную сласть. У кого дух посильнее да тело покрепче, с таким не легко
справиться хмелю с обжорством. Такой свою меру знает лучше других, да
мера-то у него и глубока, и широка. Подсев к первому огоньку, греческие
проводники дружно вздохнули и пощупали пояски. До проводов они себя
малость обидели, теперь наверстают, для того и спешили.
одолеет и степенно пойдет книзу. Верховой ветерок, свежея, заигрывал с
пламенем огарков свечей, угрожая сорвать с фитиля. Пусть! Светло от луны,
а пьяный и при солнышке сует кусок мимо рта. Тихо. Спят псы, нажравшись
досыта. Много ль им надо, если сравнить с человеком!..
без меры. Среди праздных слов падали полновесные, как на току. Полова же
отлетала, как на ветру.
себя будто бы ничего не сказали, не убавляли и не прибавили. И дело-то
было на пиру да за чарой. Через два дня, через три слухи перекинулись в
Корчев: быть худу.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Андреев Николай