унтеры гнали их с криком и шумом, с зуботычинами и самой отъявленной бранью
- в Христа, в богородицу, в алтарь, в крест воздвиженский. Офицеры это
слышали и ничего не возражали. Получалось что-то бессмысленное, такое
издевательство над религией, хуже которого не придумает ни один безбожник.
впереди, возглавляемое командиром и старшим офицером. Началась обедня.
фигуру представлял собою наш духовный отец. Иеромонах Александро-Невской
лавры, он попал в поход и на войну по выбору игумена и монашеской братии. Он
был сутул, со скошенными плечами, с круглым выпяченным животом, точно он
носил под рясой ковригу хлеба. Лицо обрюзгло, поросло рыжей всклоченной
бородой; мутные глаза смотрели на все по-рыбьи неподвижно. Он, вероятно,
редко мыл голову, но зато часто смазывал густые рыжие волосы лампадным или
сливочным маслом, поэтому от них несло тухлым запахом. Нельзя было не
удивляться, как это офицеры могли выносить его присутствие в кают-компании и
кушать вместе с ним за одним общим столом. Совершенно необразованный, серый,
он при этом еще от природы глуп был безнадежно. Говорил он нечленораздельной
речью, отрывисто вылетавшей из его горла, словно он насильно выталкивал
каждое слово. Казалось, назначили его на корабль не для отправления
церковной службы, а для посмешища и кают-компанейской молодежи и всей
команды. Самые горькие минуты у него были, когда матросы обращались к нему с
каким-нибудь вопросом:
матросов.
шкафуте. Кочегар, изобразив на своем запачканном угольной пылью лице
христианское смирение, притворно-ласково заговорил:
на африканца.
должен добывать хлеб себе в поте лица.
- от работы. Но я про другое хочу сказать. Вы видели негров?
дикари.
это... только православные наследуют царство небесное.
дикарем. И поклонялись бы вы их богам. Значит, вместо рая вы попали бы в
геенну огненную. Разве не так?
их в том, что они поклоняются своим богам? Может быть, они никогда даже и не
слыхали о православной религии? За что же бог будет их казнить? Выходит, что
он вовсе не милосердный, а наоборот, злой палач.
взъерошился:
спустился по трапу в низ корабля. Начальство почему-то не приняло никаких
мер для розыска виновника.
многому удивлялся. Что-то несуразное происходило передо мною. Священник
церковной службы не знал, часто сбивался, и тогда на выручку ему выступал
матрос-дьячок, шустрый черноглазый парень. Не дожидаясь, пока священник
распутается и подаст нужный возглас, он вместе с хором начинал песнопение.
кадилом прямо в нос командиру и старшему офицеру, так что те не знали, куда
деваться от едкого дыма ладана, отворачивавшись, морщились, иногда чихали.
образованные люди, не верили во всю эту чепуху. Мне известно было, что они
сами в кают-компании издевались над священником. А теперь они стояли чинно
перед алтарем и крестились только для того, чтобы показать пример команде.
протухшего и глупого человека, наряженного в блестящую ризу, сходит на нас
божья благодать. Нас загнали в церковь насильно, с битьем, с матерной
руганью, как загоняют в хлев непослушный скот. А если уж нужно было
заморочить голову команде и поддержать среди нее дух религиозности, то
неужели высшая власть не могла придумать что-нибудь поумнее?
быстро опустела.
самые грязные анекдоты о попах, попадьях и поповых дочках.
оставили по себе нехорошую память: транспорт "Анадырь", снимаясь с якоря,
зацепил лапой телеграфный кабель. Адмирал Рожественский, не придумав ничего
другого, приказал разрубить кабель. Жители Танжера и всего края остались без
телеграфного сообщения. За кого они теперь считают нас?
плыли в одном с нами направлении, словно провожали эскадру. Напор пассата
немного ослабел. Воздух, насыщенный испарениями, терял прежнюю прозрачность,
линяли и пышные наряды океана. На корабле становилось все горячее.
дневном свете. Мы с боцманом Воеводиным стояли на баке, на самом носу
корабля, и смотрели за борт, любуясь, как сверкает вода, выворачиваемая
форштевнем. Около нас очутился строевой унтер-офицер Синельников.
голосом.
длиннолицый, лупоглазый, с редкими, словно у кота, усами, давно уже был у
меня на подозрении. Сколько раз он подкатывался ко мне и заискивающе
заговаривал со мною. Его интересовало, за что мы воюем и кто победит в
предстоящем морском сражении. Иногда просил у меня почитать книги. Больше
всего меня настораживало, что он при мне начинал ругать начальство за его
несправедливость и жестокость, тогда как мне известно было, что именно от
его кулаков больше всего доставалось молодым матросам.
обращаясь ко мне.
сдались все огни - и красные и белые. Скучно что-то.
предостеречь насчет унтера.
смотрели на землю с радостью, хотя и ничего не видели, кроме серой и узкой
полосы. Потом впереди начал вырисовываться Зеленый мыс - самая западная
оконечность Африки. Эскадра обогнула мыс, и перед нами на южной стороне
полуострова открылся небольшой городок Дакар, чистенький, с белыми зданиями,
в зелени пальм и олеандров. Бросили якорь на рейде, вернее - в проливе между
материком и островом Горе.
пароход-рефрижератор "Esperance", опередивший эскадру, и буксир "Русь"
(бывший "Роланд"), прибывший из Бреста.
распорядился допринять на них в Дакаре еще по тысяче семьсот тонн. Наши
угольные ямы могли вместить только тысячу сто тонн. Значит, остальной уголь
требовалось рассовать по разным местам корабля, указанным в инструкции
штаба. Старший офицер Сидоров, узнав об этом, ухватился в отчаянии за свою
седую голову:
броненосец углем. Ну как я могу потом поддерживать чистоту на корабле?
на это: